Алтайский Матросов

Буран не слабел. День шел за днем, а снежные вихри по-прежнему неистовствовали. В пяти шагах не было видно ничего. Скот доел последние охапки подвезенного до метели сена.

— Что же делать! — в сотый раз спрашивал себя председатель колхоза. Надо в степь за сеном, но он понимал, что это — верная гибель.

Прошли еще сутки. Угроза остаться без скота нарастала. И председатель пошел к колхозникам. Но мужчины качали головами.

— Все понимаем, Федор Романович, да безнадежное это дело ехать нынче в степь, — говорили они. — Назад дороги не найти.

— А если обратиться к Прокофию? — подумал тогда председатель. Перед глазами встал образ сметливого, живого паренька Прокофия Аврамкова.

С детства он слыл отчаянным. Был заводилой всех мальчишеским проказ, потом, когда приняли в пионеры, стал душой отряде и вскоре его избрали председателем совета отряда. И сейчас он тоже вожак - комсомольский секретарь. Спортсмен. На районной олимпиаде первую премию получил. Такой может сделать многое из того, что не под силу другим.

Аврамковы были дома. Прокофий, выслушав председателя, ответил коротко:

— Раз надо — сделаем.

И скоро нехотя переступавшая по глубокому снегу лошадь вывезла за околицу сани с двумя смельчаками-комсомольцами. Через несколько часов огромный воз сена был доставлен на скотный двор.

— Да знаешь ли ты, что ты такое сделал? — в восторге жал председатель руки Прокофию. — Подвиг ты совершил. Понимаешь?

Шли дни. Первый подвиг не остался последним. Прокофий Аврамков и сам не замечал, как рос их список. То пахоту он закончит раньше всех, и люди правильно называют это подвигом, то все нормы перекроет на сенокосе... Да мало ли больших дел переделаешь, если к работе относиться честно! В колхозе имени Крупской не могли нахвалиться своим трактористом. Аврамкова много раз премировали.

....Черной хмарой заволокло мирное небо Родины: началась Отечественная война. Прокофию еще рано было идти в армию, но комсомольское сердце звало его туда, где трудно. Он подал заявление в военкомат с просьбой направить его на фронт добровольцем.

...Из дому в армию отправлялись вместе — Прокофий и его старший брат офицер Иван Аврамков. Провожали их отец, Иван Афанасьевич, и мать, Анна Даниловна. Отец давал им свой родительский наказ:

— Помните, сыны, что в люди нас вывела Советская власть, а прежде я батраком был. Так защищайте же родную власть до последнего дыхания!

Прокофий попал на фронт скоро. Уже при разгроме немцев под Москвой он отличился в рукопашном бою. Но там же он был и ранен. Отлежавшись в медсанбате, сержант Аврамков опять пошел в бой. Больше двух лет нещадно бил он фашистов.

22 января 1944 года на передовой было тихо. Лишь изредка с немецкой стороны бил крупнокалиберный пулемет, и все смолкало вновь.

Прокофий Аврамков заканчивал объяснять отделению боевую задачу, когда в окопе появился капитан Маликов.

— А главное, — услышал офицер, — помните: дружнее, смелее и решительнее действовать надо. Один — за всех, все — за одного!

Увидев капитана, Аврамков четко доложил:

— Товарищ капитан, отделение к бою готово. Раздавим врага обязательно!

Орудийные залпы вспугнули чуткую тишину. С воем уносясь к фашистским окопам, снаряды рвали мерзлую землю и бетон укреплений, корежили сталь. Высота, которую гитлеровцы сделали настоящей крепостью и отчаянно обороняли, вся курилась от взрывов.

Орудийный гром смолк так же внезапно, как и начался. Теперь была очередь пехоты. Рота, где служил сержант Аврамков, поднялась в атаку.

До укреплений врага оставалось рукой подать. И тут вдруг из амбразуры до того молчавшего дзота хлестнул свинец.

— Та-та-та! — торопился вражеский пулемет. Бойцы бросились на землю.

Наши минометчики мигом накрыли дзот своим огнем, по нему били мелкокалиберные орудия, но он жил.

Прокофий не растерялся и тут, когда смерть смотрела в глаза и промедление грозило срывом атаки.

— Один—за всех, все—за одного,—промелькнули в голове только что сказанные им же слова. Сержант принял решение. Кивком он подозвал к себе бойца Якова Рудака, и они медленно поползли вперед, туда, где в пороховом дыму билось оранжевое пламя пулеметных очередей,

— Прекратить огонь! — подал команду лейтенант-минометчик Шорохов, — Своих заденем, — и приник к биноклю. Ему хорошо было видно, как двое продолжали свой путь к бессмертию. Сам того не замечая, лейтенант шептал пересохшими от волнения губами:

— Ну же, ну, вон лощинка, туда пулемет не достанет, скорее туда!

Словно услышав его, двое сделали решающий бросок, и края лощины скрыли их.

Пулемет бесновался по-прежнему. Вдруг из лощины показались две головы. Но пулемет стерег их. Один сразу осел назад, в яму. Второй успел взмахнуть рукой. Пламя взрыва взметнулось у амбразуры. Следом полетела вторая граната.

Пулемет захлебнулся.

— Ура! — крикнул кто-то из пехотинцев, вскочил на ноги, но тут же тяжело повалился на землю: пулемет застучал вновь.

Тот, у дзота, бесстрашно вскинул автомат. Несколько секунд длилась беспримерная дуэль автомата и пулемета. Наконец, у автоматчика кончились патроны. Он вскочил, обернулся назад...

— Аврамков! — ахнул лейтенант.

Сержант что-то крикнул своим и двумя прыжками достиг амбразуры. Грудью своей закрыл он зловещий ствол, изрыгавший смерть. Пулемет смолк окончательно.

В одном яростном порыве поднялась вся рота. Жестокая рукопашная схватка длилась недолго. Пулеметчик Орлов, стрелок Калимов, автоматчик Мамедов дрались, как львы. На командира взвода Павлова набросились шесть немцев. Четырех он уложил из автомата, двоих уничтожил гранатой. У всех перед глазами стоял Аврамков. Враг был разбит наголову, высота была взята.

Капитан Маликов, еще не остывший от горячки боя, первым подбежал к дзоту. Тело героя, наискось перечеркнутое пунктиром пулеметной очереди, лежало у самой амбразуры. Капитан опустился на колени, обнажил голову.

В кармане гимнастерки героя офицер нашел письмо родителям, написанное перед самым боем: «Я выполняю ваш родительский наказ. Скоро вы узнаете, как воюет ваш сын».

И Маликов вспомнил, как один из земляков сержанта рассказывал о приеме Аврамкова в комсомол. Секретарь райкома спросил Прокофия:

— А если обстоятельства потребуют, чтобы вы за Родину отдали жизнь, как вы поступите?

Прокофий минуту помедлил, глянул на портрет приветливо улыбавшегося ему Ильича и сказал просто, словно давным-давно обдумал ответ:

— Отдам и жизнь!..

* * *

1960 год. Со станции Насва большак стрелой уходил на юго-запад. По обе стороны его раскинулись поля. Впереди, на высокой горе, виднелась, вся в зелени, деревня. Грузовик, оставляя за собой рыжий хвост пыли, медленно приближался к ней. Наконец Шейнино.

На этой поляне — низкий обелиск формы усеченного конуса. Он обнесен невысокой оградой. Вокруг — аллея молодых тополей и берез. Они по-весеннему нежно зеленеют. Подойдя к ограде, открываю дверь и по ступенькам поднимаюсь к обелиску. С портрета, написанного кистью художника, на меня глянул юноша в военной форме. Ниже, на металлической пластинке выгравирована надпись:

ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

сержант Аврамков Прокопий Иванович 1923 т. — 22.I.1944 г.

Уроженец Алтайского края Родинского района, село Покровка. В решающий момент боя закрыл своим телом амбразуру немецкого дзота — обеспечил выполнение боевой задачи.

Вечная память русскому богатырю П. И. АВРАМКОВУ, павшему в борьбе за свободу и независимость нашей Родины.

На другой стороне обелиска — картина, изображающая напряженную обстановку боя. На фоне ясного морозного неба — несколько сосен. Одна из них без шапки — видно, снесло снарядом. На переднем плане солдат, поднявшись во весь рост с автоматом в руке делает стремительный бросок к амбразуре дзота, бросок в бессмертие.

У подножья памятника — венки. Чья-то заботливая рука поработала кистью. Все: и ограда и пьедестал, и обелиск — блистают свежей краской…

— А давно здесь памятник установлен?

— Сразу же после освобождения от фашистов.

— А кто его в порядок приводит?

— Комсомольская организация колхоза. Сами все сделали: покрасили, деревья посадили, а в День Победы возложили венок.

Марфа Ивановна Малеева видела Аврамкова:

— Жила я тогда в Логушкине, деревенька была такая недалеко от Шейнина, вроде хутора, из трех дворов. Теперь ее нет, — рассказала она. — Несколько суток, не смолкая ни днем ни ночью, грохотала канонада возле станций Киселевичи, Насва и под городом Новосокольники. Не потухало зарево пожаров.

Рассвет 23 января принес незабываемую радость: наши пришли. В моем доме остановились командиры. В этот же день привезли тело Аврамкова прямо ко мне. Словно калеными обручами сдавила боль материнское сердце.

Похоронили героя с почестями в Шейкине, на господствующей высоте, как говорили его боевые друзья. А погиб он неподалеку от села Тивиково, что в трех с половиной километрах к востоку от Шейнина.

...В советском прошлом многие пионерские дружины и отряды района носили имя Героя Советского Союза Аврамкова. Пионеры ближайшей к Шейнину Фетининской школы в День Победы проводили традиционные сборы дружины имени Аврамкова. На пионерскую линейку к памятнику стекалось много жителей из окрестных деревень. Не забывали новосокольничевцы того, кто отдал жизнь за их свободу — Прокофия Ивановича Аврамкова.

Прошло много-много лет. Родина не должна забывать подвиги своих героев. Сохранилась память о нём и у жителей Алтайского села Родино, где он родился, жил и трудился до ухода на фронт.

Как хотелось бы, чтобы слова из стихотворения Ольги Берггольц «Никто не забыт, ничто не забыто!» остались не только на мемориальной стеле Пискарёвского кладбища, а в сердцах и делах будущих поколений Алтая. И среди тех имён, которых мы с благодарностью вспоминали бы в Дни Победы было и имя Прокофия Аврамкова.

Статью по материалам газеты «Алтайская правда» подготовил Е.Гаврилов, 8 июня 2015 г.

Ссылка на сайт обязательна!