Никифоров Н. Я. Алтын-Мизе.

Информация о материале

(Записано в Аскате от Чолтоша).

Об авторе: Никифоров Николай Яковлевич

* * *

Старик Марал (обогон Марал) ставил самострелы (aja) на небольших горах, ставил петли возле озер. Что падает в петли и самострелы, брал и тем питался. Старуха Кандыкчи копала сарану (Сарана, Lilium Marеhagon – Г.П.) и кандык(Кандык, Eryеhronium dens canis – Г.П.) и этим питалась. Старуха выкапывала сарану и кандык, варила утрами и вечерами, клала на блюдо, сидела возле.

Говорит: «Эта пища, данная мне небом Тендин и Учь-Курбустан-кудаем(Кудай—бог – Г.П.)».

Держа (блюдо с пищей) кверху, делала «чок» (либацию) (Чок—междометие, которое громко произносится, когда кропят в воздухе вином – Г.П.), но сама не клала себе пищу в рот на зубы.

(Она) говорила: «Эта пища дана находящимся вверху небом; так пусть же Суз (Бездетные люди просят у Бога баладын сузы, детского «суза» – Г.П.) этой моей пищи достигнет до находящегося вверху Кудая».

Пища кандык и сарыгай (Сарыгай, алтайское название сараны, L. Marеhagon – Г.П.) стала достигать до находящегося на небе кудая.

Учь-Курбустан-кудай говорит: «Мною созданный народ (албаты), мною созданный красный червь (кызыл гурт). Ведь в моем творении не было таких бедняков, как эти (старик и старуха). В созданных мною червях и жуках не было такой пешей бедноты».

Есть чернобурый жеребец; (Учь-Курбустан) наказывает чернобурому жеребцу: «Корми, говорит, старика и старуху».

Чернобурый жеребец спустился на землю, пришел в аил старика и старухи. Чернобурый жеребец роет копытом, устраивает две острия тайги (Тайга высокая гора, вершина которой поднимается выше предельной линии лесов – Г.П.); подле двух острых гор устроил черное озеро с крышкой.

Чернобурый жеребец приходит в свой Алтай Елизин-Бороль. Остановившись, встряхнулся: сделалось немного народу; прилег и покатался: сделалось немного скота. Сделалось немного скота с жеребятами и двухлетними конями.

Однажды старик Марал вышел из шалаша (чадыр), видит, стало немного скота и немного народу. Старик Марал, выйдя, подошел; видит, стоит чернобурый жеребец; при нем немного народу; во главе (народа) старик с белой бородой (ак сакалду) Адучи (Адучи «стрелок» – Г.П.).

Старик Марал поздоровался.

«Старик Марал (говорит Адучи), ты над (этим)народом хан, над скотом хозяин. Хотя немного, но твой народ; хотя и немного, но это твой скот».

Старик Марал воротился домой, говорит старухе Кандыкчи: «Хотя мало, но имею народ, хотя мало, но имею скота. Находящийся вверху Учь-Курбустан дал».

Петли и самострелы остались (без употребления, т. е. не стал более охотиться).

Кандыкчи оставила (прежнее занятие), перестала копать кандык и сарыгай.

Стала старуха Кандыкчи беременной в утробе. Настал месяц и день (рождения).

Старуха бранила старика Марала, ударила один раз эдреком. Двое ругаются старуха со стариком Маралом.

«Имея скот, имеем народ, теперь не стал уходить из дому. Петли и самострелы совсем забыл», говорит (старуха). «Думая, что стал ханом, и не стал выходить из аила (т. е. трудиться). Если будешь безотходно сидеть со мною, что падет тебе от меня»?

«Куда я пойду, старуха? Что теперь мне делать»?

«Ходи и езди на гору с зарубиной (В подлиннике кертеш – Г.П.). Всегда смотри и гляди; поджидай на дороге Кэзэря. Всходи на гору с седловиной (В подлиннике арташ – Г.П.), поджидай на дороге великанов (алып).

Убить придет великан, убить подойдет зверь. Меня поджидать, от меня ничего не падет (т. е. от меня ничего не получишь). Вон выходи, поезжай».

Взяв в руки седло и токум, (старик) вышел и ходит. Кладет плохое седло на чубарого коня, с письменами (пичикту), садится на чубарого коня, отправляется в путь.

Едет по окраине своего народа рысцой, въезжает рысью на две острые тайги. Осматривает кругом поверхность Алтая, кругом осматривает поверхность земли. Глазам его положительно ничего не видно.

Стал внимательнее смотреть. Под солнцем и месяцем протянулась дымовая синева (кок тудускек).

Протерши гнойные глаза, видит за семью Алтаями идет войной царское войско (кан черу).

«Малочисленный скот мой видно будет припасом для великанов, малочисленный народ мой видно пойдет в плен. Какой такой (богатырь) прибудет и будет рубить мою шею? Немного, видно, придется мне жить»!

Заплакал старик и поскакал домой. Обратно поскакал в свой Алтай Елезин-Берель.

Возвратился домой по краю малочисленная народа, спустился с коня у железной коновязи.

Когда вошел в свой аил, (видит), старуха, родивши мальчика, пеленает его.

«Зачем родила дитя перед войной и безвременьем»? (говорит).

Мальчик лежит.

«Какой богатырь проткнет середину живота моего дитяти? Лучше бы (находящийся) вверху Кудай не дал его, чем дать, лучше бы не создал, чем создавать».

Старик и старуха сидят и плачут. Отец держит ноги дитяти, мать держит туловище.

Чернобурый жеребец стоит и слушает.

(Говорит): «По какой нужде заходил на две острые горы»?

(Конь) скоро назад поскакал; увидал поверхность Алтая. Концы пик кажутся, как лес; концы мечей кажутся, как лед. Стоит черный туман. Лица людей, как красный огонь. Дыхание коней, как бледный туман.

У чернобурого жеребца слезы из глаз, как озеро; вода из ноздрей сделалась льдом.

Обратно назад поскакал. Прискакавши к железной коновязи старика Марала, остановился. Старуха и старик плачут, старик держит малютку за ноги, туловище держит старуха.

Чернобурый жеребец вошел в аил половиной (своего тела), взял в зубы (мальчика) и вышел, сказав: «Не говорите до смерти (т. е., хоть будут убивать, не говорите). Пойду и спрячу дитя».

Чернобурый жеребец, закусив (мальчика), умчал его и бросил малое дитя на дно черного озера с крышкой.

«Черное озеро с крышкой, будь матерью, корми! Не давай видеть (тому), у кого глаза холодны. Не давай (тому) касаться, у кого руки холодны».

Бросив (малютку) на дно черного озера, (конь) обратно назад примчался.

«Если стоящий вверху Кудай не даст такому, то кто будет варить мою черную голову и есть»?

Обратившись назад, (конь) проглотил свой малочисленный скот, проглотил малочисленный народ и стал щипать траву Елезин Берель—Алтая.

Концы пик подобны лесу; концы мечей подобны льдам; царское войско подошло. Обстало кольцом вокруг аила.

«Где твои великаны —стреляться, где силачи бороться»?

Старик Марал и старуха вышли, тряслись оба колена.

(Они) сказали: «Старость и годы давно настали. Угоните, если нас нужно; если хотите, то убейте».

Усадили старика и старуху на чубарого коня с письменами, Чернобурого жеребца погнали.

Чернобурый жеребец волшебством (ильби) и фокусами (тармы) умудрился написать письмо к Учь-Курбустан-кудаю.

«Пусть (письмо) дойдет до матери Карагула, стоящей у дверей Учь-Курбустана (Карагула, по объяснению Чолтоша, мать чернобурого жеребца – Г.П.). «Иду в плен. Алтай Елезин-Берель остался безлюдным. Только черное озеро с крышкой осталось с малюткой».

(Конь) сделал белое письмо, которое дошло до матери Карагула, стоящей наверху.

Слезы из глаз набежали, как озеро. Спустившись на землю, (конь) пошел в плен.

Мать передала белое письмо Учь-Курбустану. Там была написана жалоба чернобурого жеребца.

Учь-Курбустан-кудай (говорит): «(Людей), живущих плохо и забитых считают ничтожными. Есть братья, рожденные от кобылицы Карагула, кроваворыжий (кан ерен) Аршин-Jедер и Учкуре-Jедер (крылатый коурый). Пусть они идут и отомстят».

Учь-Курбустан наказывал Аршин-Jедеру кормить дитя, находящееся в черном озере с крышкой.

Коню Учкур-Конгуру наказывал: «Спустись на Елезин-Берель-Алтай, создай народ и белый скот. У старика Марала на Алтае пусть будет полным полно народу, полным полно скота.

Три бога (учь бурхан) Учь-Курбустану сказали: «Что хочешь создать, пусть будет воля твоя. Что думаешь, пусть будет одинаково с моей думой».

Учкур-Конгур спустился на землю. Аршин-Jедер, рыжий конь, спустился на землю. Спустились (оба) к черному озеру с крышкой; (Учкур-Конгур) кормил малое дитя на дне озера. Учкур-Конгур спустился на тайгу (Тайга—высокая гора – Г.П.) с травой чэмэне и с белой глиной (чэрэт) (Чэрэт по-видимому для аллитерации к чэмэне (ирис) – Г.П.); ударил голенью (карзы), сделались два равных дерева.

Два равных дерева, называемые матерью. Они с густою листвою; под них не проникнет дождь. Зиму и лето листва не изменяется.

Учкур-Конгур спустился на Елезин-Берель Алтай, лег и стал кататься; Алтай сделался полон скотом; в одном месте остановился, отряхнулся, сделались подданные.

Это видел Учь-Курбустан.

(Конь Учкур-Конгур) ударил глухими копытами в сторону, сделался старик с белою бородою Адучи-би с уруком (укрюком) в девяносто сажен длиной. Он (т. е. Адучи) распоряжался скотом. Кто будет главою над народом? Создан богатырь Учкур-Кула; у него конь Чолтук-Кулак (корноухий).

Конь Учкур-Конгур ударил глухим копытом в сторону, голенями, как плеть, ударил на излом (карый), вышел золотой орго (дворец) о шестидесяти шести углах, а у дверей золотая коновязь с шестидесятью гранями.

Конь Учкур-Конгур сделался старухой средних лет, одетой в полинялую шубу, передние зубы выпали. А глухое свое копыто сделал котлом Тактай (без ушей).

Поставил (котел) варить. Аршин-Jедер, кроваворыжий (кан ерен) конь, вывел со дна черного озера с крышкой на землю то дитя, которое в это время играло. То дитя, бегая за рыжим конем Аршин-Jедером, не отставая, называло его матерью.

Малое дитя видит: стоит золотосеребряный орго. Кроваворыжий (кан-ерен) говорит: «Дитя, ты будешь в нем жить. Ты должен быть ханом. Ты должен первый открыть двери. Что только нужно, (все) будет здесь».

Отворил створчатую дверь и вошел. Стоят вещи, глаза скользят по ним; золотые, серебряные сокровища стоят.

Старушка с белой головою в полинялой шубе, схватила на руки ползущего ребенка и обняла. Старуха оказалась без передних зубов. (Она) ставила для мальчика улюм-чикыр. Мальчик ест пищу, (выбирая) которая повкуснее.

Через два дня выговаривает (слово) «мать», через шесть дней выговаривает «отец».

Бегает с луком, (сделанным) из жерди (сыра), со стрелами из (растения) сыраль-джин (полынь, Artemisia). Не пропуская кверху летящую птицу, стреляет; не пропуская вниз летящую птицу, убивает.

В один день мальчик забежал: «Человек должен быть с именем, а зверь должен быть с шерстью. Назови мне мое имя».

(Конь сказал): «Погоди, дитя! наречем твое имя».

К близ живущим народам посылали послов, а к дальним подданным посылали письма и знаки (тамга).

«Тори (чиновники) и бии! готовится хан».

Глава народу богатырь Учкур-Кула, имеющий коня Чолтук-Кула, правит народом. Учкур-Кула надевает панцирь о девяносто пяти пуговицах, золотой чумь о шестидесяти шести пуговицах; вышел, держа в руке седло и токум; клал на коня потники, (огромные), как поля и прогалины; клал бронзовое седло арташ в переплет затягивал тридцать подпруг, на перекрест завьючивал арагай-саадак, в переплет накладывал белый меч из алмас-стали; оперлись ноги о стремя, в три перегиба перегнувшись, поехал.

Держа в руке плеть Кымжилу (Есть река Кымжилу, но что значит это название, никто не знает. Это, кажется, приток реки Семы. На плеть к петле навязывается волчий или лисий хвост у Ерлика соболий; этот хвост втягивается в рукав; в этом случае в мороз рука не мерзнет – Г.П.), (Учкур-Кула) бьет (ею) направо и налево. Туда, сюда (повода) подергивает.

Звук черного панциря отдается на семимесячном расстоянии, звук аргай-саадака раздается на три Алтая. Подъехал к золотой коновязи с цепями; коновязь о семидесяти семи гранях. Привязал коня Чолтук-Кулака, снял с себя арагай-саадак, прислонил (его) к золотому дворцу.

Отворяет золотую створчатую дверь, заходит; золотой шлем держит под мышкой.

Войдя, видит — сидит мальчик на золотом троне, подпершись руками в бока. (Мальчик) сует широкою, как поле ладонь; просит «езень»!

«Здравствуй, абагай (дядя по отцу)»! говорит.

Поздоровался, подошел, сел рядом.

«На что требовали»? (спрашивает Учкур-Кула)

«Чтобы назвали мой путь и имя, (говорит мальчик). Собираю подданный народ мой. Нареките мне имя»!

Богатырь Учкур-Кула собирает народ. Кололи (лошадей), гривастых, как верблюды-самцы (бууры), имеющих набрюшное сало, как облака, Учкур-Кула гремит, как небо, звенит, как железо:

«Назовите имя моему хану! Кто даст хорошее имя, тому дам часть этого скота, дам часть этого народа. Кто худо назовет, отрублю голову, положу к ногам; отрублю ноги, положу к голове»!

Никто не осмеливается назвать. (Думают), если назовем, да имя окажется не по нраву, то будет рубить нам головы. Хорошее бы имя дали, то ли понравится, то ли нет.

Подошла, ругаясь, старуха старика Адучи. (Говорит): «Разве голодные пришли сюда наедаться? Разве ненасытные хотят здесь отжиреть? Родился от такой же бабы, как и я. Ну-ка я назову»!

Адучи-би белая борода, поймавши свою старуху, оттащил от того места. (Говорит ей): «Не только ты, получше тебя люди не смеют» (назвать). Положил старуху, накрыл сверху ангырчаком (Ангырчак— «вьючное седло» – Г.П.)

«Бу тэнгэрэ тепкен («небо лягнуло, (ругань). Должно быть умирать твоя кровь играет»

Учкур-Кула услыхал бормотанье старухи, послал двух парных (равных) железных богатырей (и велит им:)

«Самого Адучи свяжите и положите, а старуху приведите».

Два железных богатыря пошли. Адучи прикрывает старуху ангырчаком.

Два равных богатыря говорят ему: «Хан велел придти твоей старухе».

«Калак кокый! (говорит Адучи). Что она может сказать, когда стала сбиваться с ума? Не отпущу старуху», говорит.

Два равных железных богатыря связали Адучи, накрыли ангырчаком и придавили, а старуху увели.

Приведя старуху, одели ее в белые шелка, так что глаза солнца и месяца заиграли. Старуху обмыли мылом, надели (на нее) вывороченную черную лисью шапку, посадили на белый шердек в шесть рядов, поставили перед ней золотой стол о шести углах, поставили перед ней пищу илим-чикыр.

Старуха сделалась красивой, будто жена хана. Перед ней шесть молодиц (келин) держали чогочей (чашку), шестьдесят молодиц пели ей песни.

Старуха благословляла хана (алкап) (Алкап—благословлять не руками, а словами; восхвалять, желать хорошего – Г.П.) «Нет души умереть, нет годов стареться! Нет крови, краснея, пролиться. Плечистый, чтобы не схватил, пальчатый чтобы не словил, щекастый, чтобы не оговорил. Достигай, куда направился, побеждай, на кого осердился. Не я благословляю тебя, а благословляет тебя конь (находящейся) на небе. А имя твое Алтын-Мизе. Не я так называю тебя, а вверху стоящий Учь-Курбустан-кудай так называет тебя. Хребет — народ (арка jон), согласны ли вы»?

Племя и народ сказали: «Согласны»!

Место, где стоял кроваворыжий (канерен) конь Арчин-Jедер есть; того места нет, куда он ушел.

Через семь дней стало светить солнце, откуда оно не светило; стал светить месяц, откуда он не светил. Так подумали, а это светили навьюченный на пришедшего коня Аршин-Jедер—кан-ерена арагай-саадак да притороченный черный панцирь.

Золотой чумь о шестидесяти шести пуговицах надевает, панцирь о девяносто девяти пуговицах надевает. Черный саадак арагай навьючил на плечо крестообразно; привешивает белый меч из алмас-стали, опоясывает колчан со стрелами, взял в руки бледную пику; нога вступила в стремя, в три изгиба ловко усевшись, поехал (Алтын-Мизе).

Ударял плетью Кымжилу, туда и сюда подергивал рот (коня). Ездит по Елезин-Алтаю. Хребет народ и белый скот стоят благополучно. Конь Аршин-Jедер-кан-ерен несется быстрой иноходью; две передние ноги как будто пляшут.

Алтын-Мизе объехал свой народ вокруг, спустился у золотой коновязи. Свищеватая мать (Oкыралу—свищеватая. Может быть мать была в шубе с дырами от свищей – Г.П.) ставила пищу алиман-чикир. (Алтын-Мизе) отправлял строгое письмо, чтобы приехал богатырь Учкур-Кула.

Богатырь Учкур-Кула говорит: «Какое такое неотложное дело? Что он такое узнал, мой хан»?

Клал седло на коня Чолтук-Кулака, надевал золотой чумь о шестидесяти шести пуговицах, поверх надевал панцирь о девяносто девяти пуговицах, на плечи клал арагай-саадак, белый меч привешивал, препоясывал колчан, стрелы (в котором) казались, будто обгорелый лес. Держал в руке бледную (куу) пику (Куу—сухоподстойное дерево, голое без коры; куу-баш—кость черепа, обмытая дождями – Г.П.). Вступил ногою в стремя. В три изгиба ловко усевшись, поехал.

Едет день и ночь, не разбирая их. Едет с громом, подобным небесному, со звоном, как от железа. Спустился у золотой с цепями коновязи о семидесяти семи гранях.

Снимая арагай-саадак, прислоняет его к золотому орго. Брал правую руку у хана Алтын-Мизе, опираясь на правое колено, подходил и садился рядом.

«По какой надобности требовали, хан мой»!

(Алтын-Мизе говорит:) «Правый рукав мой поистерся, заменяя подушку; постель поистерлась от постиланья. Где есть мне суженая?

(Учкур-Кула говорит): «Где мне знать более вас? Вы знаете, хан»!

«Хотя это и так, но говори, большой дядя (jaaн абагай). Если хорошо, то будем свататься, если худо, то оставим».

Богатырь говорит: «Около Алтая Елизин-Бороль есть рядом желтый Алтай. Движется, не движется желтая река. Внутри желтого Алтая есть семьсот ельбегенов, над семьюстами ельбегенами, есть Сары ельбеген с курчаво-желтыми волосами и чуть голубыми глазами. Дочь Ельбегена (Ельбеген—чудовище, пожирающее людей. Сары Ельбеген «желтый Ельбеген» – Г.П.), говорят хороша. Вот если бы нам посватать ее?

(Хан говорит): «Что ты говоришь? Это ведь наш свой народ»

«А если так, я об этом не знал. Теперь что»?

«Если так, то я сам тебе скажу. Можешь ли съездить, посвататься»

«Если ехать, почему не съездить? Посланный с дороги не возвращается, пущенная стрела от камня не ворочается».

У основания неба и земли живет хан Соло; у него есть единственная дочь. «Что делать» сказал би-абагай (Учкур-Кула).

Надевал золотой чумь о шестидесяти шести пуговицах, надевал черный панцирь о девяносто девяти пуговицах, препоясывал колчан, завьючивал арагай-саадак. Богатырь Учкур-Кула садился на коня Чолтук-Кулака. «Прощай, мой хан! Прощай хребет народ (Арка joн, «хребет—народ». Арка—северная сторона гор, всегда покрытая льдом. Арка joн —народ, по количеству подобный арка, т. е. лесистому боку горы – Г.П.)»!

Быстрее и быстрее едет рысцой, кричит криком ста богатырей, делает топот, как от ста коней. Едучи, вспомнил и говорит: «Что это со мною? Еду в грубое место. А если я умру, то разве скажет птица, или приползший червь»?

Стал поворачивать обратно. Стал слазить у дверей золото, серебряного орго.

Хан Алтын-Мизе вышел навстречу «Что случилось, мой богатырь Учкур-Кула?»

(Богатырь отвечает): «Расстояние будет большое. Нельзя сказать, что не умру. О моей смерти разве скажет птица или червь»?

(Хан говорит:) «Откуда я буду знать о твоей смерти»?

«Две острые тайги с травою чэмэне и черетом сгорят до половины; по этому узнаешь о моей смерти, (говорит богатырь). Черное озеро с крышкой испарится до половины. Поэтому знай! Об этом я хотел сказать, да забывши, уехал. Прощай, мой хан»! сказал (богатырь)

И сам поехал в путь.

Быстро, торопясь, едет. Встречаются реки и воды; переваливает через тайги и горы. Вот он едет, по вороту узнает лето, по плечам узнает зиму.

Показалась железная тайга (Темир-тайга), ставшая поперек (дороги). Взъехал на Темир-тайгу с роздыхом; три раза примерявши (рассчитавши), взъехал. Взъехав, смотрит с хребта Темир-Тайги.

Видит синюю реку, которая движется и не движется. Посреди синего Алтая стоят табуны, как кустарники; живет народ, как черный лес; на берегу синей реки (кок талай) виден железный орго.

У дверей железного орго стоит железная коновязь с семью развилинами. У железной коновязи стоит синесерый конь, (конь) бросил взгляд на богатыря, стоящего на хребте Темир-Тайги.

Богатырь Учкур-Кула говорит: «Неужели его конь лучше моего коня, а сам он лучше молодца»?

С криком, как от ста богатырей, с топотом, как от ста лошадей, скачет меж табунов, (многочисленных), как кустарники. Табуны раздвоились; некоторые смотрят ему в след и отстали (от других). С криком и гиком (кыйгы кышкы) промчался между народом.

Народ говорил: «Кто это такой? Если подумать сумасшедший, то не сумасшедший».

Прибежал, слез возле железной коновязи, привязал своего коня Чолтык-Кулака рядом с синесерым конем. Сравнивает синесерого железного цвета коня (со своим конем). Цвета железа синесерый конь стоял наравне с краем потника коня Чолтык-Кулака.

Вошел в аил. В торе сидит богатырь, подперши руками тонкие бока (тонкую талию). Два глаза, как две чашки. Широкую, как прогалина (в лесу), ладонь протянул и здоровается. Держа за правую руку, опираясь на правое колено, подошел и сел рядом.

«Куда напираешь и едешь, спотив коня эрдине (Эрдине — драгоценность – Г.П.), изнурив себя молодца»?

Спрашивали друг у друга «езень-менду»! Как твое имя, какой твой путь»?

(Приехавший богатырь отвечает): «Учкур-Кула богатырь на коне Чолтык-кулаке, имеющий небо Кендин, имеющий кудая Учь-Курбустана, имеющий «алтай» Елизин-Бороль и две острые тайги с травою чэмэне и с «черетом». На хребте двух острых гор имеющий два дерева, называемых матерью, под которыми белый скот имел стоянку.

В летнее время дождь не проникает в зимнее время снег не проникает, листья не изменяются, остаются постоянно зелеными. Такой-то есть мой «алтай».

Рядом с этим Алтаем есть желтый Алтай; посередь желтого Алтая есть семьсот желтых ельбегенов; над семьюстами ельбегенами господствует Сары-ельбеген-би с курчавыми желтыми волосами и чуть голубыми глазами. Семьдесят семь лет прошло с тех пор, как потерялся чернобурый жеребец. Не видали ли ваши пастухи чего такого? Вот ищу я этот табун».

«В нашей земле ничего такого не видали. Далее отсюда поищешь, увидишь», говорит (хозяин).

«Ваше имя, как и какой ваш путь»? (спрашивает Учкур-Кула).

«Я Темир-боко (железный силач), имеющий железного цвета синесерого коня», (отвечает хозяин).

Темир-боко говорит: «Почему не прибыл сам Алтын-Мизе? Неужели не дойти его коню? Или его язык заикается? Если умрешь (на посылках) между двумя ханами, твою смерть не почтут! даже (наравне) с собачьей. Получишь гибель (Шор— «гибель без вознаграждения». Есть парное мор—шор, Мор — «победа» – Г.П.) (шор), исполняя поручение между двумя ханами».

Богатырь Учкур-Кула ударом ноги прошиб место, на котором сам сидел; то место, где лежал, ударом ноги разодрал.

(Говорит): «Такому ли человеку надо мной смеяться»!

Выскочил сам из аила, сел на своего коня Чолтук-Кула и с громом поскакал вниз по синему Алтаю! Едет он и видит тридцать две тайги, принадлежащих хану Соло; видит белеются тридцать две реки.

Три месяца въезжал на (эти) тридцать две тайги. Поднявшись на тайгу, смотрит туда и сюда; табуны, как черные кустарники, рассыпались за основание Алтая (т. е. за края его)! Народ как черный лес, расселился вокруг Алтая. Золотой орго хана Соло стоит меж белых облаков, подпирая синее небо.

Черномухортый (конь) стоит на выстойке, привязанный к железному крюку (ильбек), спущенному с неба. Чем лучше коня его конь, чем лучше человека он сам? (Ничем его конь не лучше других коней, ничем он сам не лучше других богатырей – Г.П.)

Закричал криком, как от ста богатырей; спустился (с тайги) с топотом, как от ста лошадей. Бежит в мах среди белых табунов; белые табуны, испугавшись, раздваиваются (т. е. разбиваются на две стороны).

Бежит в мах среди арка—народа; народ удивляется и говорит: «Какой такой сумасшедший человек»?

Прискакал к железной коновязи хана Соло. Привязал своего коня Чолтук-Кула: черный саадак арагай прислонил к дверям золотого орго.

Отворив дверь, вошел в золотой орго. На торе сидит, упершись руками в бока, хан Соло. Два глаза, как два черных озера; нос, как черный холм (кырлан).

(Учкур-Кула) здоровается, протянув ладонь, широкую, как долина (jалан). Опираясь на колени, идет и садится рядом. Беседует с ханом Соло.

(Хан спрашивает): «Как твое имя, какой твой путь, из какого Алтая приехал»?

(Учкур-Кула отвечает): «Я богатырь Учкур-Кула на коне Чолтук-Кула, имеющий небо Кендин, имеющий кудая Учь-Курбустана, имеющий Алтай Елизин-Бороль, две острые тайги с травою чэмэне и черетом» (и т. д., как на предыдущей странице).

«Рядом с этим Алтаем есть желтый Алтай; в середине желтого Алтая есть семьсот желтых ельбегенов; главный над семьюстами ельбегенами Сары-ельбеген-би с курчавыми желтыми волосами и чуть голубыми глазами.

Посреди желтой реки есть желтый остров; посреди желтого острова есть отверстие ада с семью ртами; из ада с семью ртами вырос желчный тополь (темир терек)без сучьев; нижний конец его (т. е. корни) в нижнем мире, а верхний конец пророс верхний третий мир (т. е. небо). Птица с луновидными крыльями, поднимаясь (с земли), никогда не садится на его вершину.

Когтистые звери, цепляясь, не могут (по нему) подняться. На вершине железного тополя есть белое эрдине; (оно) умерших поднимает, угасших зажигает. Потерялся чернобурый жеребец о семи клыках; семьдесят семь лет проходит (с того времени). Нет ли на вашей земле такой лошади»?

Хан Соло говорит:

«Такой невиданной (Солун, «интересный», «странный» – Г.П.) лошади на нашей земле не было. Если бы такая невиданная лошадь пришла, то пастухи табунов сказали бы. Если пойдешь отсюда далее, (там)есть Чолмон-хан, у которого конь чубарый, как звезды. Спросишь его. Если там не окажется, то есть хан Jеты-Сабар (семь пальцев, семь братьев). Спроси его.

Если дальше пойдешь, то есть Куньду-хан (хан с солнцем). Спроси у юрта Куньду-хана; а далее его она не должна уйти.

Поезжай туда и ищи там. Ты изнурился и устал да и конь твой шел дальний путь».

Ставил (хан) золотой стол о шестидесяти шести углах, ставил на стол пищу улюм-чикыр.

(Учкур-Кула) от каждого блюда брал пробы и ел; голодный, стал наедаться. Хан Соло подавал крепкого горького (ачу корон) вина (арака). Учкур-Кула пьет араку. Опьянел глубоко и сделался красный (В тексте только два слова: ерен терен; ерен «рыжий», терен «глубоко» – Г.П.). Пришел в такое состояние, то сознает себя, то нет (В тексте: билинярга билинбескя – Г.П.)

(Он говорит): «Кан Соло. Ты где устраиваешь игру в день очищения и обновления месяца? (В тексте: айдынг куньнынг ару jанганда. Jан «новый»; ару «чистый»; кунь «солнце», а также «день»; в приведенном тексте кунь в смысле «день». Текст хочет сказать: «в день, когда луна очищается и обновляется», т. е. когда луна «обмывается», словом в день новолуния – Г.П.)

У основания неба и земли есть семигранная (jеты крылу) медная гора (тайка). На этой тайге есть золотой камень величиной с большой палец (таш эриек пойлу). Укажи мне, будем стрелять и играть. Такие же люди стреляют. Укажи мне, я буду стрелять».

Хан Соло даже не сказал: «тс»! Учкур-Кула приходит в сознание и бессознанье.

«Под землею есть у тебя откармливаемая тобою свинья (чочко); я буду с ней бороться. Веди скорее»!

Хан Соло про себя думает: «Зачем такого послал ко мне Алтын-Мизе? Он поселит раздор между двумя ханами и вынудит войну. И будет страшно большая война».

Находясь в таком состоянии Учкур-Кула стал буянить.

Хан Соло никак не мог уговорить его. Золотой стол о шестидесяти шести углах (Учкур-Кула) опрокинул ногою; черный чугунный таган пнул ногою, измял и отбросил в ирги (Ирги место в юрте между дверью и женской половиной – Г.П.). Хан Соло выбежал из золотого орго.

(Он взывает) «Горы и камни не препятствуют силачу Туданак-боко, озера и воды не препятствуют силачу Кольденёк-боко (Туданак от слова ту, «гора», Кольденёк от коль, «озеро» – Г.П.). Идите скорее! Аилы и юрт все ломает; чашки и сани—все ломает. Идите, держите его»!

Немедленно явились два богатыря (Туданак-боко и Кольденек-боко).

«Что такое»? (спрашивают)

«Держите его»! (приказывает хан Соло).

Два богатыря, свернув, держали (богатыря Учкур-Кулу).

Хан Соло говорит: «Не бейте его! Утром, когда отрезвится, я сам спрошу. Хоть какой человек, если много выпьет «большой пищи» (jан аш) (Араку, «вино» уважительно называют «большой пищей» – Г.П.), всякий опьянеет».

Два богатыря вынесли (Учкур-Кулу), завернули в семьсот бычачьих шкур и, завязавши, положили.

Богатырь Учкур-Кула пробудился, лежит весь в черном поту. «Пей же ты, что люди не пьют, ешь же ты, чего люди не едят! Что-то я наделал»?

Лежит задумавшись; проснувшись лежит и ворочается.

Два богатыря подошли и смотрят. Развязывают семьсот бычачин и говорят: «Теперь пришел в сознание»! Не отпускают его, ведут в аил хана Соло.

Конь Чолтук-Кула, как был вчера привязан, так и стоит у железной коновязи. У коня Чолтук-Кулы из глаз текут слезы.

(Конь говорит): «Чего люди не пьют, (того) напился, чего не едят наелся! Отпускай меня скорее на волю»!

(Учкур-Кула) отпустил коня Чолтук-Кулу на волю, а сам зашел в аил хана Соло и видит у хана Соло лицо похолодело; два глаза, подобные черным озерам, выворотились; голый лоб навис.

«Постой, постой друг Учкур-Кара! Зачем поломал мой стол с золотыми ножками? Зачем изогнул мой черный чугунный таган? Что тебе сделано худого, когда я тебя поил и кормил»?

Учкур-Кара опустил глаза и ничего не отвечает.

«Кто тебе говорил, что у основания неба и земли есть медная семигранная тайга? И что на вершине есть золотой семигранный камень? Теперь если хочешь стрелять, выходи, стреляй! Кто тебе говорил, что под землей у меня есть откармливаемый богатырь? Жди, утром рано он будет» (сюда)

(Учкур-Кара говорит:) «Разве есть у меня непрерывная жизнь? Кто же будет стрелять в твой золотой камень, если не такой молодец, как я? Кто же будет бороться с твоим богатырем, если не я»?

Учкур-Кара вышел из аила, расхаживает.

Вынул восьмигранную медную стрелу, прикладывает стрелу к тетиве. На грани медной тайги блестит золотой камень с большой палец величиной с просветом величиной с ушко большой иглы. (Или может быть «просвет в камне блестел» – Г.П.)

(Учкур-Кара) с раннего утра натягивал (лук), вечером отпустил; засверкал огонь от стрельной тетивы, из груди большого пальца (Выпуклость под большим пальцем называется эриекнынг тоси, грудь большого пальца – Г.П.) вышел дым. Железный лук с подноркой (текпе), загремел, как небесный гром; концы железного лука с подпоркой сошлись вместе; из груди большого пальца потянулся дым, от стрельной тетивы потянулся огонь.

Стрела воткнулась в семигранную медную тайгу.

(Достигнуть своей цели Учкур-Кара) не мог.

На завтра утро забелелось. (В подлиннике: «основание утра забелелось» – Г.П.) Слышен был большой шум в нижнем мире. Текущие реки потекли назад; «ал-тайги» поползли (покатились) назад (отступили). Быстрые реки волновались, делали jёоры (Jеор наводнение. Зимой, в местах, где долина внезапно суживается, лед, нарастая, образует плотину, которая по истечении некоторого времени прорывается и вода несется с силой, заваливая поверхность льда, ниже плотины обломками льда, камнями, вывороченными деревьями и грязью – Г.П.), большие тайги спускали лавины из камней; из нижнего мира, разорвав твердую землю, вышел (богатырь Чочко).

Половина его находится в нижнем мире, половина вышла в верхний мир.

(Чочко) говорит: «Где ваш силач? Ничего в нем нет похожего на образ человека. Какое-то безобразие»! (ан иок).

Богатырь Учкур-Кара пошел (навстречу) нисколько не струсив, (и говорит): «Живущий в нижнем мире, откармливаемый «тамга»! Тебе ли кланяться, перед тобой ли унижаться''?

Сказавши это, ударил ладонью по щеке и по глазу. А богатырь Темир-эргек ударил (Учкура) в свою очередь.

Отлетела круглая голова (Учкура).

«Зачем меня вызвали ради этакой дряни (тамга), когда не в чем обмочить руки в крови, когда не было тини (Тинь—содержание кишок и желудка – Г.П.) замарать ноги. Могли бы сами с ним расправиться. А беспокоите и вызываете меня».

Богатырь Темир-эргек гремел, как небо, звенел, как железо. Гремя, ушел в нижний мир. То место, где стоял у железной коновязи конь Чолтук-Кула, есть, а куда скрылся, того места нет.

«Озера и воды, (говорит хан Соло), не препятствуют силачу Кольденек-боко, горы и камни не препятствуют силачу Туданак-боко. Догоняйте скорее! Не допускайте до своей земли. Когда бы ни было, не придется жить покойно и мирно. Прежний юрт мой будет разрушен. Алтын-Мизе будет воевать».

Туданак и Кольденёк погнались (за конем)следом вдогонку.

Поджидают у основания неба и земли. Под солнцем и луной, под синим небом (конь только) раз показался мельком.

Один (из богатырей) выстрелил, отстрелил волос от хвоста и гривы; другой выстрелил, стрела соскоблила края четырех копыт.

Конь Чолтук-Кула без хвоста и гривы прыгнул и исчез. Два богатыря отстали и хлопают себя по коленам.

Два силача воротились.

«Ну, что сделали, силачи»?

(Отвечают): «Не могли! остались» (сзади)

(Хан Соло говорит): «Заназмившийся юрт будет изрыт, замшелый юрт будет разрушен. Видно придет Алтын-Мизе!»

Богатыря Учкур-Кара, завернув в желтую кошму, завязали, и там, где сливается девять рек, положили. Придавили черным камнем величиною с дом (Дом пишется уй, корова уй. В монгольских сказках встречается ухырь хара чило, черный камень, (величиною) с корову – Г.П.).

Хан Соло собирает свой народ, наказывает всем, (кто) старше малых детей и моложе беззубых стариков»

«Говорите, что Учкур-Кара сюда не приезжал. Алтын-Мизе непременно приедет».

Алтын-Мизе говорит: «Постой, постой. Учкур-Кара говорил ведь»!

И сам (Алтын-Мизе) поехал осматривать две острые тайги, поросшие травою чэмэне и (другую) с белой глиной. Когда приехал к двум острым тайгам с травою чэмэне и белой глиной, горы обгорели до половины.

«Э! чаалды» (Междометие удивления вроде: «вот так штука»! – Г.П.) сказал (хан). «Би абагай (дядя-би) умер»! Черное озеро с крышкой до половины высохло. Племена и народ до половины вымерли. Белый скот до половины вымер. «Ну, видно, Учкур-Кара, дядя-би умер! Чем ему умереть, лучше бы я умер»!

Из глаз Алтын-Мизе покатились слезы: обратно поехал домой.

Подъехал к золотой коновязи о шестидесяти шести гранях; у золотой коновязи стоит конь Чолтук-Кула. «Где дядя би Учкур-Kapa''?

(Конь отвечает): «Лука седла изломалась, молодец великан умер. Хвост и гриву (мне) отстрелили. Чуть и я не умер».

Не спустившись у золотой коновязи (Алтын-Мизе) едет и говорит: «Пусть останется (т. е. забудется) мое имя Алтын-Мизе, если я не разрушу (твой) мох! (иезe) (Иезе застарелый нарост на жилье, мох, которым обросла крыша дома – Г.П.) (т. е. мох хана Соло). Пусть забудется Алтын-Мизе, если я не разрушу (твое) заназьмелое стойбище»!

Не слезая с коня, поехал на протес.

Едет далее; отряхнулся, на одном плече выросла молодая береза—над ней играет черный тетерев (В тексте казра кара-куртук. Слово казра осталось без перевода – Г.П.).

Из другого плеча вырастил кедр, над ним играет казра черный глухарь. У кроваво-рыжего коня Аршин-Jедер передние ноги пляшут задние ноги без перерыва иноходят. Он (т. е. Алтын-Мизе) играет на семиструнном тандыр-комысе и едет; играет на девятиглазом толгой-чогур.

Птицы с луновидными крыльями летают над ним; двукопытные звери идут за ним. Свет от Алтын-Мизе доходит на семимесячное расстояние. Постоянный свет стоит; не различишь ни дня, ни ночи. Как проходят дни и месяцы, незаметно.

Спускается на белый Алтай. Позади (его) слышится звук черного панциря, будто небесный гром.

«Кто за мною едет вослед»?

Сказавши (это, Алтын-Мизе) остановил своего коня и ждет.

Закипел черный туман, закрыл месяц и солнце. Черная пыль заклубилась, закрыла белый Алтай. Теперь (Алтын-Мизе) стал смотреть и видит два уха белого игренего коня (ак-чабдар

), который поднимает черную пыль. Как сам же молодой, подъехал молодец. Золотая шлем-шапка надета на виски, спину и плечи покрывает золотая кисть о шестидесяти прядей; руками подпирает оба бока. Большим пальцем играет на «чогуре» (В подлиннике: «большим пальцем делает чогур», т. е. играет губами, как будто на комысе, без инструмента, ничего не вставляя в рот – Г.П.), губами играет на «комысе» (В подлиннике: «делает комыс», т. е. играет на комысе, который вставляется – Г.П.).

Не успел (Алтын-Мизе) зажмурить глаз, не успел отдернуть сунутую руку, молодец подъехал. Спрашивали друг у друга: «Езень менду».

«Какой дороги, как зовут? Кто будут отец и мать»? Спрашивает Алтын-Мизе.

(Отвечает ему богатырь): «Единственный сын Иер-кезеря (Земли-кэзэря) (иер— «земля», кезер— «витязь» – Г.П.) Алтын-Таш (золотой камень), имеющий белосолового (ак сары) коня с золотой шерстью. Единственный племянник едет в трудное место; услыхав об этом, пожелал быть товарищем и приехал».

Повстречавшись, разговаривают: «Дядя! (говорит Алтын-Мизе): Я, как тебе буду племянником, когда я не знаю ни отца, ни матери»?

(Дядя отвечает): «Твоя мать, кажется, Кандыкчи, не так ли? А отец твой Марал, не так ли? А Кандыкчи дочь Иер-кузэря».

Алтын-Мизе стоит, недоумевает. Пока сидели на лошадях, не заметили, как прошли три дня. Не спускаясь на землю, простояли.

Конь Учкур-Конгур отряхнулся, проглотил серебряно-золотой орго, проглотил золотую коновязь о шестидесяти шести гранях.

Под белыми облаками, под синим небом (В подлиннике: «под синей ясностью» – Г.П.) стоит Алтын-Мизе и разговаривает с таким же, как и он молодцом в течение трех дней.

(Богатыри) спустились к золотой коновязи о шестидесяти шести гранях, вошли в золотой орго; сели в тор на белый шердек (ковер из шестидесяти слоев.

Конь (Учкур-Кара) движением (своих)глухих копыт (Глухое копыто, т. е. без выемки сзади – Г.П.) создал золотой стол о шестидесяти шести углах, ели отборную пищу (аштынг бажы) (Буквально: «головка пищи» – Г.П.) проголодавшиеся насытились.

Сидели два молодца и играли в шахматы (шагай шатра).

Сидят, не замечая ни дня, ни ночи, увлекшись игрой.

Хан Соло собирал свой народ, говоря: «Почему (Алтын-Мизе) не приехал? Где он едет»?

(Он)послал трех соглядатаев (шинжечи) на небо.

Три соглядатая зайдя на дно неба, смотрят оттуда и видят — стоит золотой орго, в котором Алтын-Мизе с одним молодцом играет в шахматы; оба они с виду равные. Стряпкой (казанчи), у них старушка (посмотреть) с передних зубов совсем старая.

«Неужели в его племенах и народах не нашлось молодца вместе неё? Что это за старуха, которую он сделал (своей) казанчи?»

Рассуждая об этом, три соглядатая спускаются с неба.

Их спрашивают: «Ну, что»?

Три шинжечи говорят: «Приехав в белый Алтай, поставив золотосеребряный орго и золотую коновязь, у которой (стоят) белосоловый конь с золотой шерстью и кроваворыжий конь Аршин-Jедер, два равных молодца играют (в шахматы). У них казанчи преклонных лет без передних зубов, страшно проворный садится ли, встает— (все делает) легко».

Хан Соло говорит: «Почему у двух хороших молодцов такой казанчи? Воротитесь и разузнайте об этом казанчи. Не он ли настоящий jеткер чулмус, который опасен для жизни»?

Три шинжечи опять поднялись на небо и сделавшись тремя Чолмонами, сидят (Чолмон—звезда Венера – Г.П.).

Старуха (казанчи) против трех шинжечи, сидящих на небе тремя Чолмонами, делает ильби тармы (волшебный чары), чтобы они в словах не были согласны. Три шинжечи смотрят. Старуха, подняв котел, поставила, пришла обратно, проворно села на место.

Один (шинжечи) видит у старухи из-под полы виднеются волосы (В тексте кыл, т. е. конский волос; шерсть тук – Г.П.) (конский хвост), а другому (этого) не видно.

Три шинжечи между собою разговаривают: Откуда у человека взялся волосяной хвост.

Один говорит: «Должно быть, что её собственные волосы», (т. е. человеческие).

(Другой говорит); «Я не вижу! Откуда ты это видишь»?

Трое дрались и плевались. Воротились обратно (Один видел (конский) хвост, другой видел человеческие волосы, третий ничего не видел – Г.П.).

Старая старуха среди темной ночи, сделавшись серой пташкой прилетела и села на тюннук хана Соло и подслушивает.

Хан Соло с женой говорит: «Почему Алтын-Мизе не едет? Почему не явились посланные три шинжечи? Горы и камни не препятствуют силачу Туданак-боко, воды и озера не препятствуют силачу Кольденёк-боко. Завтра рано надо пойти и послать их; пусть они бранят и ругают его; пусть плетью стегают его аил».

Пташка возвратилась назад и говорит: «Завтра придут люди и будут стегать аил плетьми и будут бранить. Вы молчите»

Утром два силача приехали, стегали аил плетьми и бранили, говорили: «ит! тамга»! (собаки! клеймо)!

Алтын-Мизе молчал.

(Силачи кричали): «Зачем поставил орго посередь дороги. Зачем поставил на два места для аилов? Сделаю дыру в твоей мозговитой голове! Порву твои кровавые внутренности»!

Вышла навстречу старушка в яргаке (Яргак— поношенная шуба, оголившейся от шерсти. Доха иакы – Г.П.).

«Эй, эй, дети мои! Разве нельзя спросить в аиле»? Два богатыря, довольно наругавшись, вошли в аил. Алтын-Мизе и Алтын-Таш не обратили (на них)внимания и продолжают играть в шагай-шатра, даже не взглянули и не спросили ни слова.

Старуха говорит: «В камне, в аиле разве есть, что худое»? А сама угощала, кормила их. А в пищу клала тармы, ильби, чтобы они друг на друга обиделись и подрались. Подавала им корон-аракы.

(Один говорит): «Разве ты можешь держать то, что я могу держать»?

Другой говорит: «Разве ты можешь сделать то, что я могу сделать»?

После этого стали ссориться.

«Ты собака»! Ты собака»!

После этого один другого ударил по щеке. Ударяя по щеке, один другого взяли за ворот. Один другого били кулаком, за косу друг друга таскали. Побили друг друга так, что ни глаз, ни лица не видно. И вышли.

Алтын-Таш обоих вытолкал в шею.

«В нашем орго подрались, (говорит Алтын-Таш), а потом скажете, что вас били Алтын-Мизе и Алтын-Таш».

Двое дрались, дрались и уехали домой.

Старуха говорит: «Ты дядя Алтын-Таш поезжай вперед, а мы вдвоем завтра (поедем)».

(Далее следует стереотипное описание, как Алтын-Таш снарядил лук арагай, оделся, в три изгиба изогнулся и поехал).

Когда ехал, поймал двести барсуков (борсук), сто сурков (тарбаган), дал им в передние лапы камыш (кулузун). Превратив их в ханское войско (каан черу), едет к аилу хана Соло.

Разделил их на два войска, сделав им из сарыльджина луки и стрелы.

Жена хана Соло видит в отверстие над дверью концы пик, как лес, концы мечей, как лед. Лица людей, как степные налы (орт); от дыхания лошадей стоит багровый туман.

«Калак, калак! Пришло ханское войско! Не говорила ли я: что стоишь? что не выходишь на встречу войной»?

Хан Соло вскочил и смотрит. Едет Алтын-Таш, сделав войско из двухсот барсуков и из двухсот сурков.

«И я немного знаю такой ильби»,—говорит хан Соло. «Ведь, и у меня есть такой тармы».

Усевшись опять, (он)смеялся.

Раз крикнул, как будто ударил гром. Двести барсуков отстали; и луки, и стрелы, и пики побросали. В другой раз крикнул, двести сурков отстали; и луки, и стрелы, и пики побросали.

Алтын-Таш рассмеялся, подъехал к золотой коновязи и слез с коня.

Шестьдесят богатырей принимали коня, семьдесят богатырей вели его под руки. Алтын-Таш вошел в золотой орго.

На белом ширдеке в шестьдесят рядов сидел хан Соло. Сказали (друг другу): езень! езень! Алтын-Таш развернул луноподобную ладонь; подав ее, здоровается, садится рядом.

Сидящие, они равны друг другу; встанут, тоже ростом равные. На пищи ели сладкое, а из вина пили горькое. Прежнее припоминая, о прошедшем говорили притчами (Эбирте—говорить обиняками. Эбирер— кружить» – Г.П.), выводили из этого целые рассказы.

Наигрывая семиструнной тандыр-комыс, наигрывая чогур о девяти глазках, едет (Алтын-Мизе); птицы с луновидными крыльями, звери с раздвоенными копытами следовали за ним.

Показался синий Алтай. Внутри синего Алтая стоят табуны подобно кустам. Арка—народ и белый скот, остановившись, замерли и смотрят. Народ смотрел, пока он скрылся за гору. Которые подданные говорят, что это проходит месяц. Алтын-Мизе проходил со светом солнца.

Алтын-Мизе едет далее. (Он)достиг до юрты хана Соло.

(Алтын-Мизе говорит): «Белоигренего коня дяди привязать к золотой коновязи рядом с черномухортым».

Сказав это, подъехал и сошел с коня. Не помещаются руки алыпов привязать его коня, не помещаются руки кулюков взять его под мышки. Вошел в золотой орго.

Хан Соло вышел на встречу, здоровается и говорит: «Здравствуй, уре»! (Уре— «ровесник, сверстник» – Г.П.) Усадил в аиле на белый ширдэк в шестьдесят рядов; ставили золотой стол о шестидесяти шести углах; ставили пищу алиман-чикир.

Сидят три «кэзэря» на одном месте; если скажут что, язык (у них)один; если встанут на ноги, то рост у них один. Ели головку пищи, пробуя (что получше); пили горькое вино.

Сидят пьяные. О прошедшем говорили притчами, прежнее припоминали и выводили из этого рассказы. Сколько есть ханов на земле, говорили о всех наперечет. Говорили о всех ханствах, какие есть в нижнем мире.

Алтын-Таш начал придираться: «Где у тебя золотой камень величиною с большой палец, который находится на хребте медной семигранной тайги? Чем даром сидеть, что, если бы пострелять на пробу».

Хан Соло не сказал даже: «тс»! Отвернувшись, ведет разговор с Алтын-Мизе. И опять стали втроем разговаривать.

Алтын-Таш сидит в состоянии среднем между сознанием и бессознанием.

«Постой, постой, хан Соло. (Говорит): «Зачем скупишься и не показываешь свой золотой камень? Мы слышали, что у тебя есть под землей откармливаемый богатырь? Ведь можно с ним поиграть»?

Хан Соло будто бы не слышит, разговаривает с Алтын-Мизе.

После этого никто ничего не говорил.

В третий раз опять (спрашивает Алтын-Таш) про золотой камень, величиною с большой палец, про богатыря, откармливаемого под землей.

«Друг (нади) хан Соло, зачем не ведешь бороться»?

Хан Соло смотрит вниз и думает: «Если выведу, то начнут воевать и будет на век месть. Если хотите стрелять в золотой камень, то стреляйте»!

(Алтын-Таш) взял и руки золотой лук о шестидесяти шести текпе. Из глаз Алтын-Таша показался белый огонь (сыр) (Сыр «белокалильный жар» – Г.П.). Как игла кажется золотой камень на хребте семигранной медной тайги. Положил стрелу Kaйбyp-jeбe на тетиву; из стрельной тетивы пошел дым. С конца стрелы потянулся огонь. Натянувши, выстрелил; (стрела) воткнулась на полувысоте тайги.

Хан Соло послал семьдесят богатырей, семьдесят тажууров (Тажур, турсук, кожаная посуда – Г.П.) вина (арыки), и мясо от семидесяти ириков (Ирик, взрослый подложенный баран – Г.П.).

«Пусть скорее явится мой богатырь Темир-Эргек» (говорит хан Соло) (Посланные послы еще не явились – Г.П.).

Алтын-Мизе берет в руки железный лук, у которого сто текпе и стрела, которая может, играя, держаться на воздухе тридцать дней (не спускаясь) и попадать в цель. Медную стрелу положил на медную тетиву. Железный лук, у которого сто текпе, натянул так, что концы сошлись вместе. Утром натягивал, вечером отпустил.

Шум от железного лука был, как гром неба. От пущенной стрелы потянулся огонь; на земле сделалось пламя (от ялбыш). Золотой камень величиной с большой палец (Алтын-Мизе) перестрелил пополам. Пущенная стрела, как огонь, исчезла; пролетела стрела через три Алтая, по пути выжгла ханский терге (стойбище).

Конь Учкур-Конгур, сделавшись белым соколом, спустился с неба; не допустил и понес. Сидящие на небе тремя Чолмонами три шинжечи не заметили (коня); куда стрела пролетала, не нашли.

Хан Соло впал в отчаяние.

Живущий в нижнем мире богатырь Темир-Эргек разорвал земельный пласт и вышел. У богатыря Темир-Эргека разогревают кровь и тело семьдесят богатырей, нагревают его железной колотушкой (темир токпок).

Темир-Эргек спрашивает у хана Соло: «Где твой силач, который будет бороться? Где твой великан (алып), который схватится (со мной»)?

Алтын-Таш надел медные продырявливающие рукавицы (ойо тутар jec мелей); затыкает две полы, затыкает два рукава (В подлиннике: пилек, «заведь» (выражение русских крестьян в Алтае), т. е. рука от локтя до кисти – Г.П.).

Не труся, вышел навстречу. Надел медные сапоги, которые проступают землю насквозь до нижнего мира.

Ударивши друг друга по щеке, схватились за ворота; большие тайги ломались и сыпались крупою, большие реки плещутся и выступают из берегов; лежащий лес ломался лежа, стоящий лес, ломался стоя.

Хан Соло и Алтын-Мизе играли в шахматы. Хан Соло говорит: «Если твой богатырь умрет, то ты не заступайся; если мой богатырь умрет, то я не буду заступаться. Согласен ли ты Алтын-Мизе''?

Близ живущие ханы, не вынося (этого шумя), откочевывали дальше; стоящие звери бросали свои стоянки и уходили; птицы улетали, бросая свои гнезда.

Хан Соло говорит: «Правда ли, что ты не будешь заступаться, если твой богатырь будет убит»? Ведь правда, я обещался, если мой богатырь будет убит.

«Э, чин»! «да, правда»! Сказал (Алтын-Мизе).

Алтын-Таш чаще стал хватать землю, реже стал держать молодца.

(Алтын-Мизе) подумал: «Уважаемый дядя должно быть будет убит». (Он)делал ильби, помрачил глаза хану Соло, чтобы он не мог ничего различать. Алтын-Мизе усадил (на своем месте) свой образ (сурь), а сам вышел. А хан Соло остался и продолжал играть с призраком Алтын-Мизе.

Заткнув две полы, засучив два рукава, (Алтын-Мизе), вырвал из рук Темир-Эргека Алтын-Таша, бросил (Темир-Эргека) назад себя. Поднялась черная пыль такая, что не видно (стало) конского уха (Т. е. для всадника – Г.П.).

Живущие на земле подданные держат, обнявши, землю; говорят, что мы не расстанемся с землей. Живущие на белом Алтае подданные оперлись на твердую землю; говорят, что не будем (с ней) расставаться (Земля тряслась, люди могли скатиться с неё, поэтому держались за нее – Г.П.).

Весь подданный народ боялся и говорил: «Настало время разрушиться Алтаю-Хангаю! Ни дня, ни ночи нет сна».

Алтын-Таш прибежал к хану Соло, сделавшись Алтыном-Мизе, стал с ним играть (Алтын-Таш влез в сурь Алтын-Мизе – Г.П.).

«Алтын-Мизе, уре! (Говорит хан Соло). Правда ли, что ты даль слово, что если твой богатырь будет убит, ты не будешь за него заступаться, и если мой богатырь будет убит, то и я не должен заступаться».

«Да, верно» (э, чин), сказал Алтын-Таш.

Алтын-Мизе прикусил губы, и думы его стали молодецкими. Клыками и зубами пожевал, у него появились великанские думы (думы алыпов).

Выкинул ловкий (мерген) приём (теге) ногою (В тексте: «мерген теге сугады». Словом теге обозначают прием в борьбе, когда борющийся подбивает противника ногой – Г.П.)); притянул (В тексте: «мекелюге тартады», завлек на ложный, обманный (мекеле) путь – Г.П.); крючковатый (В тексте: кармак, «крюк», «удочка». Кармак теге—ногой, как крючком захватил – Г.П.) теге выкинул, на (свое) бедро (карман jaнга) притянул. Стал гнуть, как малого ребенка; стал сучить, как молодое дерево. До трех раз примериваясь, поднял. Пока поднимал, сделал три отдыха. Поднял промеж белых облаков, поднял так, что тому (Темир-Эргеку) показались синие облака (Синие облака, т. е. те, которые выше белых – Г.П.). Задавая им за черные россыпи с окнами (кознёк) (Сказочник не мог объяснить, что это за россыпи, сказал только, что есть такие – Г.П.), он принес его и бросил.

Алтай-Хангай покачнулся; шею и спину растоптал. Бежавшая кровь походила на реку, кости лежали подобно тайге.

Алтын-Мизе взяв золотой платок, утер свой горький пот и пришел.

Хан Соло вновь смотрит с ним сидит и играет Алтын-Таш; ударил Алтын-Таша по щеке и говорит: «Есть ли такая тварь»?

Алтын-Таш отлетел и застрял в ирги.

Алтын-Мизе говорит: «Голова отца, грудь матери (Бранные слова – Г.П.). Ты где видел, чтобы мужчина жил без обмана»?

Ударил по щеке (хана Соло).

Схватились за вороты, схватились за плечи. Развалили половину золотого орго, вышли. Друг друга заворачивали назад, ходили и ревели, как сердитые бууры (верблюды самцы); друг друга гнули и визжали, как дикий трехлетний конь. Лежачее дерево ломалось лежа, стоячее дерево ломалось стоя.

Если упираются на реки, то ходят по дресве (Значит от битвы реки высохли – Г.П.); если прислоняются к тайгам, то ходят по их основаниям (Основание този. Горы развалились: богатыри ходить по их проекциям – Г.П.).

Где ранее были горы, тут стали воды, а где были воды, образовались горы. Моря и реки плещутся и кипят; большие горы делают корумные обвалы (Корум—каменная россыпь – Г.П.).

Шум двух богатырей живые существа не могли переносить. Два богатыря ходят запыленные (Текст: кара тосун туда бериен, «Черная пыль завладела» – Г.П.).

Алтын-Мизе стал сердиться, хотя был кроткий; стал гневаться, хотя быть не гневливый. Стал держать твердые кости, чтоб они воткнулись; толстое тело стал держать, чтоб оно разорвалось. Три раза примериваясь (Репетируя – Г.П.), поднимал; как ремень стал крутить. Как бабку стал поднимать; примерявшись три раза, поднял; носил его промеж белых облаков, показывал (ему) синее небо.

Бросил его так, что семь слоев земли распоролись по швам. Оттоптал ему шею от спины. Очищая свой горький пот расхаживал.

Черномухортый конь (хана Соло) бегал вокруг железной коновязи: Алтын-Таш прибежал, отсек коню шею от спины.

Алтын-Мизе говорит: «Разрушим юрт, обросший мхом (jезе), раскопаем юрт, заросший назьмом. Белый скот погоним. Учкур-Кара, хозяин коня Чолтук-Кулы, где его кости находятся»?

Посередь реки, которая движется и не движется, при сиянии девяти рек. Высушили девять рек, отвалили черный камень, величиною с корову. Под камнем лежал (Учкур-Кара), завернутый в желтую кошму.

(Алтын-Таш) помазал ему рот оживляющим снадобьем (монкулук емь), от которого угасший огонь загорается, умершая кость воскресает.

«Как я долго спал? Во сне я боролся с богатырем Темир-Эриеком». (Учкур-Кара) ожил и говорит: «Я думал, что (я) на этой земле, а видно, (что я был) на той земле. Белый скот, народ, племена переселял. Юрт обросший мохом разрушал, юрт заназмелый (обветшалый, покрытый мусором) раскапывал (Мох иезе, иеcпек. Коозо— нарост на земной поверхности из мусора, навоза и пр. У человеческого жилища всегда есть коозо – Г.П.). И отправил девицу Алтын-Юстюк, сноху вашу, в Алтай Елизин-Бороль. Большой пир устраивайте! Я буду семь лет жить здесь в юрте хана Соло. Нет ли jеткерa и шулмуса»?

Богатырь Учкур-Кара погнал этот скот и этот народ.

Алтын-Таш усадил на коня девицу Алтын-Юстюк и поехали.

Алтын-Мизе садился на кроваворыжего коня Аршин-Jедера.

Внутри девяти Алтаев на берегу девяти рек стоит Чук-терек (Терек— «тополь» – Г.П.), который в дождливую погоду служит (убежищем) пастухам, а в зимнюю нору убежищем от снега, для белого скота стоянкой.

(Алтын-Мизе) лежит (под Чук-тереком), подослав токум, (большой) как луг, бронзовое седло арташ подложив под голову. Черный лук арагай повесил на Чук-терека, снял с себя золотой чумь, кроваворыжего (кан-ерен) коня ударил по голове и по глазам.

(Сказал): «Ступай в свой Алтай! Чем ездить на тебе, лучше здесь лежать и умереть. Когда не можешь выдюжить полдня, на этаком коне разве ездят? Чем такого коня создавать, лучше бы Учь-Курбустан не создавал (его)».

Где стоял кроваворыжий конь Аршин-Jедер, то место есть, а куда ушел, того места нет.

(Алтын-Мизе) наигрывал семиструнный тандыр-комыс, играл на девятиглазом чогурее (В одном случае в тексте вместо «играл» стоит глагол тартыб – «тянуть», в другом ойноп, «играть» – Г.П.).

Прилетали птицы с луноподобными крыльями; незаметно было, как проходили месяца и годы.

Сидел он обросший по пояс землей, jep jeнгыс (Иep иенгыс, парное, состоящее из слов: «земля» (иеp) и еще что то; иенгыс может быть вселенная, вещество, материя – Г.П.). Птицы с луновидными крыльями, звери с раздвоенными копытами не отходят. Семь годов прошло, конь Учкур-Конгур ходит и щиплет траву на тайгах с травою чемэнэ и с белой глиной.

(Конь) говорит: «Дитя Алтын-Мизе, то ли умер, то ли живет»? Конь Аршин-Jедер кан-ерен ходит на свободе.

Конь Учкур-Конгур поднялся на небо, обратившись в беркута, у которого голень не обхватишь руками. Зрение (В тексте: кегены, т. е. «свет» двух глаз – Г.П.) двух глаз охватывает сорок Алтаев.

(Конь) кружится над землею, окружает ее.

Алтын-Мизе сидит под Чук-тереком, устроив тут себе стан. Вокруг него собрались все птицы с луновидными крыльями и все звери с раздвоенными копытами.

Сверху заназьмел он от помета (коозы и бого) птиц и червей (курт) (Курт—в этом случае, должно быть, вообще насекомое, пресмыкающееся, змеи. Есть парное: курт коныс – Г.П.).

Наигрывает тандыр-комыс и играет на девятиглазом чогуре.

(Звук) отдается в девяти Алтаях. Конь Учкур-Конгур смотрит с белого неба

«Что это с ним такое»? говорит. Прижал он два крыла, луновидные когти затрещали; долетел он до Чук-терека.

Конь Учкур-Конгур говорит: «Что с тобой? Завоевал земной юрт, взял в плен, и надо ли (здесь) жить? Нельзя ли теперь ехать домой? Что ты возьмешь в пустынном Алтае?

Он (т. е. Алтын-Мизе) говорит: «Чем ездить мне на кровянорыжем коне Аршин-Jедер, лучше не ездить бы? (Он) не может по моей поездке выдюжить полдня. Зачем же Учь-Курбустан не создал мне подходящего коня? На тебе бы я вот ездил? Когда меня творил Кудай, почему же не дал мне тебя? Куда я пойду»?

(Конь говорит): «Постой, Алтын-Мизе! Не говори глупых слов! Зачем ты склоняешься к худому? Меня творил Кудай, а я создал тебе народ, я создал тебе белый скот, я тебя самого воспитал до мужеских лет. Зачем думаешь против меня черную думу? Зачем думаешь серую, черную думу, чтобы ездить на мне? Если хочешь ездить на мне, то проси у Кудая Учь-Курбустана».

Алтын-Мизе отвечает: «Если не полагается мне ездить на тебе, то лучше здесь умру».

«Но чтобы не сердиться, клади на меня потники и седло, саадак арагай перекинь через седло, черный панцирь привяжи в торока, а потом отпусти. Если, догнав, не поймаешь меня, то умри, шляясь по Алтаю».

«Ничего»! Говорит (Алтын-Мизе).

Две полы заткнул за пояс, положил (на коня) бронзовое седло арташ, подтянул тридцать подпруг, надел золото серебряную узду. Шелковый чембур, (толстый), как обрубок дерева (тоормаш), заткнул за луку седла и опустил коня Учкур-конгура.

«Если теперь догонишь и поймаешь коня Учкур-конгура, то буду твоим конем постоянно».

Где стоял Учкур-Конгур, то место есть, куда исчез, того места нет. Не было видно, поднялся ли он вверх или спустился вниз. Такова, видно, смерть умирающих.

(Алтын-Мизе) отряхнулся, стал беркутом, у которого крылья, как горы и скалы, голени толщиной более обхвата, и поднялся на белое небо. Вращаясь (В тексте: тэскинып, вращаясь по-шамански взад пятки – Г.П.), осматривает поверхность земли, кружась, осматривает поверхность Алтая.

«Где же, — говорит Алтын-Мизе, — Учкур-Конгур»?

У основания неба и земли показалась тонкая пыль.

«Э, чаалды! Как я буду догонять его и ловить»?

Два глаза похожи на град. Прижал два крыла, затрещали луновидные когти. Лежит; где помнит себя, где не помнит. Гнал поверх земли, семь раз окружив ее. Прогнал семьдесят юртов (разных) ханов. Сквозь Алтай прогнал шесть раз, прогнал сквозь шестьдесят ханских юртов.

Теперь стали показываться хвост и грива Учкур-конгура, а после этого два крыла загремели, луновидные когти затрещали. Два глаза походили на град. Вокруг трех Алтаев прогнал (коня) три раза. Где увидел Учкур-конгура, тут и догнал. Одной рукой поймался за щеку узды (Т. е. за ремень узды, который прилегает к щеке коня – Г.П.) а другой разом поймался за тридцать подпруг

«Есть ли положение от Учь-Курбустана, чтобы я был твой»? Говорит (конь).

(Алтын-Мизе) надевает золотой чумь о шестидесяти шести пуговицах, надевает золотой панцирь о девяносто девяти пуговицах, навьючивает (ceбе) на плечи черный саадак арагай, препоясывает колчан со стрелами, привешивает белый меч, берет в руки бледное копье, подобное посохшей лесине. Ступает ногою в стремя, в три изгиба ловко усаживается. Взял в руки плеть с зубами трехлетней коровы, плетью казра ударил коня по бедру (сооры).

От удара в мясе (коня) образовался овраг (кобу). Продрал рот коня до ушей.

«Не знал я, что ты будешь так ездить на мне? Если будешь так «ездить, то я умру».

Тихо, тихо отряхаясь, (конь) бежал рысью, чернобронзовые удила заложили, за семь клыков, голову засунул промеж двух ног.

«Пусть по его желанию Алтай-Хангай промелькнет»!

Алтын-Мизе то в памяти, то в беспамятстве. Упираясь в два стремени, (он) не мог удержать (коня). Когда (Алтын-Мизе) покачнется назад, то (конь поддерживает) его (хвостом); когда покачнется вперед, гривой поддерживает. От этого он и был без памяти.

Остановились там, где земля с небом сходятся.

После того, как конь остановился, Алтын-Мизе свалился на бок, приполз на четвереньках, и, обнявши две ноги у Учкур-конгура, молился ему.

«Если будешь постоянно так бегать, говорит, то мне не вынести даже половины» (быстроты).

Алтын-Мизе снова садится на своего коня Учкур-конгура. Отсюда поехал дальше. Две передние ноги в пляске, две задние ноги (идут) иноходью. Ниже солнца и месяца идут чернобурый жеребец и чернобурые кони.

(Алтын-Мизе говорит): «Какого несчастного (человека) коилга (Коилга любимый конь, которого хоронят вместе с хозяином – Г.П.) бежит домой? какого кулюка это конь? Что если догнать и спросить»?

Отвязывает черный аркан; вздумал накинуть и поймать.

Из-под месяца и солнца выбежал в мах, стал поджидать; из-под месяца и солнца чернобурые кони потянулись в небо. Алтын-Мизе кинул петлю (чамга) (Чамга — лассо. Аркан по-алтайски армакчи – Г.П.); кони осторожно мимо петли.

«Я собрал в чамгу слишком много аркана», (подумал Алтын-Мизе).

Сделал другую чамгу поменьше и, оббежав (коней), снова кинул. Опять чернобурый жеребец проскочил в середину (петли).

«Что это такое»? (Говорит Алтын-Мизе). «Видно опять я сделал большую петлю»?

Уменьшив петлю, снова дождался под солнцем и месяцем. Опять потянулись (кони). Опять (Алтын-Мизе) бросил (петлю). (Кони) даже не задели краем копыта.

«А что будет, если отстрелить шею от спины»? Кладет кайбур—стрелу на тетиву.

Чернобурый жеребец говорит: «Если будешь стрелять, то стреляй в меня, а моих жеребят и двухлеток не тронь»!

Алтын-Мизе приблизился, спрашивает: «Какого хана ты будешь скот»?

(Конь отвечает): «Я скот старика Марала, у которого есть Алтай-Елизин-Бороль, у которого есть две острые тайги, одна поросшие травой чэмэне, другая тайга с белой глиной; прошло семьдесят семь лет, как меня поймали и увели семь пальцев и хан с солнцем. Семь лет находился (я) в железных цепях. Освободившись, бежал оттуда.

Джеты-Сабар (семь пальцев) гнался (за мной), (я) обежал вокруг земли семь раз, обежал вокруг семидесяти ханских юртов, гнал (меня) по поверхности Алтая, не осталось (ни одного) из шестидесяти ханских юртов, которого бы я не обежал. Избавившись (от погони), и выйдя на землю, шел я в свою землю и в свой юрт».

«Ну, если так, говорит (Алтын-Мизе), иди в Алтай»!

Чернобурый жеребец отправился домой в свой Елизин-Борол-Алтай, а Алтын-Мизе, воротился назад рысью.

Показались две ровные тайги со льдами. Въехал рысью на хребет таёг со льдами, стал осматривать ту сторону. Внутри синего Алтая синяя река движется, не движется; стоит народ, как черный лес; стоит скот, как кустарники.

На берегу синей реки стоит белый орго. Чубарый, как звезды, стоит у железной коновязи.

«Какого же это хана юрт»? спрашивает (Алтын-Мизе) у коня Учкур-конгура.

«Это юрт Чолмон-хана, имеющего чубарого». Чубарый, как звёзды конь не проглядел лоб Алтын-Мизе. Чубарый, как звезды, конь бегал вокруг железной коновязи Чолмон-хан в одной руке держал чепрак (кеджим), в другой держит саадак apaгай.

(Он) клал седло (на коня). (Говорит) «Какой тамга заехал на мою поклонную шаровидную гору (ыик тоглок тайка) (Ыик—поклонный предмет, гора, дерево и проч. – Г.П.)? Подтягивал тридцать подпруг, седлал чубарого, как звёзды (коня).

В три прыжка взъехал на тайгу со льдами.

«Откуда заехал, тамга, на мою поклонную шаровидную тайгу»? (спрашивает).

Подъехал, направив черную стальную пику.

«По какому праву заехал на мою тайгу»? говорит (Чолмон хан).

(Алтын-Мизе) отвечает: «Хоть кто может заехать на созданную Кудаем тайгу».

Слово за слово, не уступая один другому, стали ругаться. Чолмон-хан мечом из черной стали ударил богатыря Алтын-Мизе. Кроткий (Алтын-Мизе) стал сердиться, не гневливый, стал гневаться.

Взяли друг друга за вороты, свалились с коней на землю.

Не дотянул до полудня (Алтын-Мизе) разорвал (Чолмон-хана) и прислонил к тайге со льдом! Чубарый, как звезды, конь повернулся бежать, но (Алтын-Мизе) схватил его за чембур. Алтын-Мизе ударил коня щелчком по лбу, выдернул (его) из (его) кожи и бросил в сторону.

Севши на своего Учкур-конгура, с хребта ледяной горы срединой белых табунов рысцой приехал и привязал коня к железной коновязи Чолмон хана. Брали коня и привязывали шестьдесят богатырей, брали (Алтын-Мизе) под мышки семьдесят богатырей. Пошел во внутрь белого орго.

Жена Чолмон-хана усаживала его, подстилая белый ширдек в шестьдесят рядов, ставила золотой стол о шестидесяти шести углах, ставила пищу улюм чикмыр.

(Алтын-Мизе) ел головку пищи, пробуя (от каждого блюда). Щеки жены Чолмон-хана походили на радугу: два глаза походили на небесный синий Чолмон (Чолмон—звезда Венера – Г.П.);

Это была Алтын-Тана (золотой перламутр).

«Если хочешь меня взять, Алтын-Мизе, то возьми, (говорит). Буду варить твой котел, буду делать твою одежду».

«Ну, если так, то кочуй в мой Алтай! (говорит Алтын-Мизе). Не оставляя белый скот не оставляя племена и народы, стали кочевать в Елизин-Борол-Алтай.

«Я скоро не поеду (говорит Алтын-Мизе) Буду смотреть юрт Чолмон-хана, нет ли засунутого кулюка».

(Он) пособил выгнать белый скот, племена и народы.

«Если прибудешь в Елизин-Борол-Алтай, то поселись возле черного озера с крышкой» (сказал Алтын-Мизе).

Осмотрел юрт Чолмон-хана, ничего не нашёл. Севши на коня Учкур-конгура, поехал по направлению к юрту Куньду-хана.

Взъехал на хребет (сын) (Сын—цепь гор равной высоты – Г.П.) Алтая: стоит Темир-терек (железный тополь) без вершины; когда стал проезжать, Учкур-Конгур вдруг остановился.

«Что увидел, что ты знаешь, конь мой Учкур-Конгур»? (Вижу) «пень Темир-терека, зачем к нему не подъезжаешь и не посмотришь»?

(Алтын-Мизе) подъехал к Темир-тереку, видит от корня до вершины написана грамота. Оказалось, написал (ее) чернобурый жеребец, сын кобылицы Кара-кула.

«Если дитя не умрет на дне озера, то пусть здесь увидит (это письмо). Семьдесят лет находился в руках человека. Когда-нибудь пусть отомстит за меня Куньду-хану. Семьдесят лет был я под землей из-за Джеты-Сабара. Пусть отомстит (и ему). Ел я из собачьей чашки, видел свет (только) сквозь игольное ушко, много страдал».

Выслушал (Алтын-Мизе) и скоро поехал в юрт Куньду-хана.

Учкур-Конгур вдруг остановился.

«Что знаешь мой конь ердине? Или знаешь о росте молодца — меня»?

(Конь говорит): «И какой ты такой родился человек? Не смотришь, оглядываясь назад, и не посмотришь на этот юрт».

(Алтын-Мизе) стал смотреть вперед и стал пристально смотреть в основание неба. Стоит радуга, (тонкая) как волос, с семью развилинами, и две равных белых радуги стоят, растянувшись.

«Что видишь»? Спрашивает конь Учкур-Конгур.

«Впереди вижу семь разных радуг, назади вижу две радуги. Что бы это значило»? Спрашивает богатырь у коня Учкур-конгура.

Конь говорит: «Радуга с семью развилинами, которую ты видишь, это будет юрт Куньду-хана, свет от его золотого орго. А назади две радуги, что будет свет от его двух жён. Теперь если будешь слушать мой совет, то поезжай и остановись».

Алтын-Мизе слез (с коня).

«Я пойду, осмотрю юрт Куньду-хана», говорит Учкур-Конгур.

Алтын-Мизе отпустил коня Учкур-конгура, а сам остался, стал наигрывать на семиструнном тандыр комысе и на девятиглазом чогуре.

Опять собираются птицы, звери и гнус (курт).

Учкур-Конгур шел и пришёл в юрт Куньду-хана; (он) обратился в конский волос. Учкур-Конгур смотрит с золотой коновязи, где живут племена, народы и подданные.

На берегу реки Илар-илбас стоит аил, величиною с сердце: идет дымок, как jулун (затылочное сухожилье).

Учкур-Конгур превратился в Тас-таракая и вошел (в аил).

(Сидят) старые старик и старуха, черные головы побелели.

«Какой мальчик с признаками ума в глазах и голове» (В тексте: козу бажы чокту – Г.П.) спрашивают (старики).

(Отвечает): «Нет ни отца, ни матери, сирота, низкое (jaбыс) дитя». (Дитя jабыс, низкое по происхождению дитя, плебейское дитя – Г.П.)

Наливали (ему) черную похлебку (кочо) (Кочо— толстая ячменная крупа и щи из неё – Г.П.)

«Побудешь ли нам дитятей?»

«Не будучи дитятей, буду носить (вам) воду и дрова».

Учкур-Конгур носит воду и дрова старику и старухе, работает по (их) желанию. Они говорили о нем: «Дитя хорошего отца».

В один день сходил по дрова, зашёл в аил, величиною с сердце и с дымом jyлун. Старик и старуха лежат спинами (к огню).

(Учкур-Конгур ) прошиб старику и старухе темя, снял кожу с головы у старика и старухи. Кости старика и старухи спрятал в суму, привязал к тюниюку, а двери завалил лесом.

Учкур-Конгур пошел обратно. Когда пришел обратно, Алтын-Мизе наигрывает на семиструнном тандыр-комысе и сам громко делает кай (Кайчи— певец, рапсод, поющий богатырские поэмы под аккомпанемент балалайки (тобшур) – Г.П.). (т. е поёт былину).

Учкур-Конгур ходит вокруг Алтын-Мизея и говорит: «Вы будете старым стариком без зубов, а я буду старой старухой и буду твоей головой» (вожаком)

Надел головную кожу (старика) на Алтын-Мизея. а кожу старухи надел на себя.

Старуха взяла в повод старика, пошли к Куньду-хану тягаться.

Идут, старуха толкает старика «Будем с тобой у Куньду-хана судиться»!

Толкая друг друга, дошли. Видят двоих, входят, держась. Когда (старик) не мог перешагнуть через порог, (старуха) толкнула (его).

«Э, калак! Что ты делаешь, червивая баба. Нет у нас вскормленных детей и нет у старика обоих глаз. Как я буду кормить его? Вы хан, когда был в силе, и могуществе, получали алман-калан (Алман-калан — подать, дань – Г.П.). Что хотите теперь делайте с ним».

Хан сидит и говорит: «Около нас в нашем народе такого человека ведь не было»?

(Хан) послал двух шинжечи. (Они) поднялись на дно неба; смотрят, пересчитывают всех подданных: недочета и народе и белом скоте не оказалось

«Как будто (это) те старик и старуха, которые жили на берегу реки».

Вошли в аил, посмотрели, их нет.

Сказали: «О, это они и есть».

Сказали хану.

Хан, выслушав тяжбу, сказал «Пусть семь богатырей, пасущих овец пусть вас к ним отвезут».

Впрягли чёрную кобылу в телегу. (Хан) отослал старика и старуху. Старуха и старик сели в телегу. Старик сунул ногу в колесо телеги.

«У, калак! Чуть голень не переломилась»!

Старуха ударила старика кулаком по спине.

«Э, калак»! (Говорит старик).

Довезли к семи богатырям, пасущим овец.

«Хан наказывает, говорит (провожавший стариков человек), пусть хорошо кормят старика и старуху».

Сделали из кошмы шалаш (jaнаш), стали жить. Убивали баранов и коз и ели.

Старуха рассказывает семи богатырям:

«Прежде наш старик станет кайлать (Кайлать —петь богатырские поэмы – Г.П.), из твёрдой земли станет расти трава, из сухого дерева станут расти листья».

«Будет ли теперь так кайлать» спрашивали (богатыри)

«Если дать (ему) две чашки тилику (Тилик — костный мозг – Г.П.), то и теперь, пожалуй, будет кайлать».

Семь богатырей наполнили две чашки тиликом и пришли к старику.

«Подайте сюда руки, старик».

Старик, подавая руки, спрашивает: «Ну, что»? Ему подали две чашки тилику.

«Это, что»? спрашивает (старик).

Старуха сказала: «Разве хочешь даром есть тилик у ребят? Покайлай им».

«Э, калак! Что теперь буду делать? Изо рта зубы повыпадали».

(Старуха говорит): «Разве даром хочешь есть? Не представляйся, кайлай»!

«Э, калик! Как буду кайлать»?

Открыл рот, стал Алтын-Мизе кайлать и греметь. Из твердой земли стала трава расти, из посохшего дерева стали листы расти.

Старуха вышла из аила, сделалась соколом, поднялась на дно неба. Стала смотреть вокруг, присматриваться.

Оказывается, в новолуние (айдынг jанында) из глаза солнца вылетает ласточка (кан карлыгаш). Поигравши раз, обратно залетает (в глаз солнца). Это и есть душа (тын) Куньду-хана.

У Джеты-Сабар, семи братьев находится слияние семи рек в пасти Керь-Ютны. (Души семи братьев) выходит черными щуками во время черного новолуния (кара jанында).

На дне синей реки виден тюндюк от железного орго. Стал сокол смотреть, это байзин оргоо (Орго -дворец; байзин монг. байшин дом из кирпичей – Г.П.) дочери Тенгере-хана. Она была очень дружна с дочерью Куньду-хана.

Отряхнулся (сокол), сделался дочерью Куньду-хана в серебряно-шелковой шубе, которую носят от солнца (куньге киеp кумыш торко тон).

(Дочь Куньду-хана) отправилась к дочери Тенгере-хана.

Ставили золотой стол, ели пищу улюм-чикыр с дочерью Тенгере-хана вдвоем разговаривают:

«Алтын-Мизе, имеющий коня Учкур-конгура, как он не прибыл в этот Алтай? Он тот человек, за которого ты пойдешь замуж. Приезжай на мою свадьбу. Меня выдают за Алтын-Будука (золотая краска) брата Джеты-Сабара. Уже пили аракы».

Дочь Тенгере-хана говорит: «О, я как поеду? Железная моя шуба изоржавела; как, не стыдясь, мне ехать»?

«Надень мою шубу! Нельзя будет ехать, друг»!

«Там мне будет стыдно. Эти две иголки передай Алтын-Мизею в задаток» (белек) (Келек- подарок; билек, пилек часть руки от локтя до кисти – Г.П.).

Дочь Куньду-хана говорит: «Где это душа моего отца»?

Дочь Тенгере-хана рассказывает: «Я слышала, что душа твоего отца находится в глазу солнца. Молодой месяц вылетает (из него) ласточкой; поигравши, назад влетает. Души семи братьев Джеты-Сабар находятся в слиянии семи рек, в пасти Керь-Ютны: в безлунные ночи новолуния (айдынг каразы) они выходят черными щуками и, поиграв, назад уходят. Так я слыхала»! говорит.

«Оставь это! говорит дочь Куньду-хана. Зачем слушать, что не следует слышать. И на что нам это»?

Учкур-Конгур вышел из синей реки на поверхность, сделался царем—ястребом (кан карчига) и отправился домой. Когда возвратился в свой кошемный шалаш, семь богатырей все ещё слушают «кай».

Семь богатырей, пока ждали (конца) рассказа старика (В тексте: «пока ждали рот старика» – Г.П.), обросли мхом по поясницу.

Из овец, которых они пасли, ни одной не осталось; городьба сгнила и развалилась; старуха вошла, стала ругаться.

«Раз начнешь кайлать, то нет (у тебя) конца... Где овцы»?

Семь богатырей выскочили из аила, смотрят, из овец нет ни одной.

Говорят: «Что теперь будет? Хан будет нас мучить и убьет».

Семь богатырей взяли семь арканов (армакчи), пошли на берег синей реки и удавились под сучьями семи тополей (jеты терек).

Оба (старуха и старик) отряхнулись, сделались рабами тас-таракаями.

На завтра Куньду-хан выдает свою дочь; будет дочернина свадьба.

Сделавшись рабом Тас-таракаем, взойдя на золотую тайгу Куньду-хана (Алтын-Мизе), смотрит дыхание лошадей стоит, как туман; лица людей, как степной пожар. Собрано вина, как река; накрошено мяса, как тайга.

Кроткий (Алтын-Мизе) стал сердиться; не гневливый стал гневаться.

«Устраиваемая свадьба, будет моя свадьба!» говорит. «Алын-Тана, которую берешь, будет моей».

Горько, ядовито (ачу корон») закричал: отдалось по земле. Собравшийся на свадьбу дочери Куньду-хана (народ) рассыпался; усилился бег лошадей (произошло смятение) слышен был крик Алтын-Мизея.

Куньду-хан со сватом Джеты-Сабаром и зятем Алын-Будуком делают совет, чтобы идти войной и убить Алтын-Мизея. Ханское войско окружило золотую тайгу в три ряда. Лица людей, как степной пожар; концы пик, как Аба-Тиш (Аба-тиш — чернь, хвойные леса, которые покрывают всю поверхность Кузнецкого уезда и часть Бийского – Г.П.). Концы мечей казались, как лед.

(Алтын-Мизе) стал точить о скалу (свой) белый меч из стали алмаз.

Он сказал: «Пусть знает сам Кудай»!

Вошел в середину ханского войска, стал рубить, как траву, стал крошить, как легкое (обко). Когда проходит туда, то шестьдесят богатырей рубит, когда идёт сюда, то пятьдесят богатырей рубит. Ни один не валится. Напротив (войско) растет.

Целые годы (jилдык jилга) не может уничтожить (войско): целые месяцы (рубит), не может победить.

Конь Учкур-Конгур пал на гриву, — и сам Алтын-Мизе на свой рукав. Умерли.

Теперь кровянорыжий конь Аршин-Jедер говорит: «Почему так долго не едет Алтын-Мизе Аназын» (Адазын —междометие – Г.П.)! Не иначе, что он умер. Как уехал из своей земли и своего юрта, прошло девяносто годов».

Кровянорыжий конь Аршин-Jедер, сделавшись белым Чолмоном (Т. е. звездой Венерой – Г.П.), поднялся на небо и видит: (Алтын-Мизе), упавши, лежит рукав под головой; конь Учкур-Конгур, упавши, лежит, грива под головой.

(Аршин-Jедер) сделался царем ястребом; быстрее пущенной стрелы, прямее летящей птицы, пролетел к кости Алтын-Мизея. Ходит кругом и осматривал кости Алтын-Мизея и коня Учкур-конгура. Та сторона, которая к земле, обросла мхом; та сторона, которая к солнцу, сделалась бледной (куу). Нет средства ожить (им).

Когда конь Учкур-Конгур создавал подданных, тогда создал он земляную реку (jep талай); в то время в пасти земельного ада (jep тамы) (он) создал Темир-терек; на вершине Темир-терека было создано белое эрдине (як эрдине) величиной с конскую голову: угасить огонь, зажжется; с умершим (телом) душа соединится.

Кровянорыжий конь пошел назад. Пришёл к Темир-тереку.

На вершину Темир-терека взобраться нельзя; с корня самому не свалить. Сделавшись черным бобром (кундуз) с девятисаженным хвостом (Аршин-Jедер) стал перегрызать корни Темир-терека; насилу свалил через семь лет. От зубов и клыков не осталось корней.

Взяв в зубы белое эрдине (ак эрдине) величиной с голову коня, принес (его) к кости Алтын-Мизе.

Ударил белым эрдине по кости Алтын-Мизея. Алтын-Мизе, потирая руки, встал.

Ударил по кости Учкур-конгура, Учкур-Конгур встал отряхнулся и стоит.

Кровянорыжий конь Аршин-Jедер проглотил эрдине и сам отправился домой в свой юрт. Алтын-Мизе стал при слиянии девяти рек поджидать душу Джеты-Сабаров, находящуюся в животе Керь-балыка. Как черен топора семь черных щук (чортон) во время лунной перемежки (Айдынг аразы время между исчезновением луны и появлением новой – Г.П.) выходят на берег и играют.

(Алтын-Мизе) положив на тетиву стрелу кайбыр, пересек семь щук и спустил их на дно). Семь щук, перерезанные, умерли.

В аиле Джеты-Сабара послышался большой шум. Джеты-Сабар умерли, положив под головы рукава. Семь соловых лошадей умерли, подослав себе под головы гривы. Белый скот заржал и остался (без хозяина). Арка-народ заплакал и остался (без правителя).

Алтын-Мизе, держа в руке белый меч, размахивая (им), погнал арка-народ; размахивая плетью, погнал белый скот. Взял (с собой) жену Алтын-Тана.

(Говорит): «Доезжайте до моего Алтая, где я живу. У меня есть дело поехать отсюда далее».

Поднялся на три неба (уч ajac). Стал караулить глаз месяца и солнца.

Из глаза солнца вылетела ласточка Каан-карлыгаш и стала играть.

(Алтын-Мизе) положил на тетиву стрелу кайбыр, перестрелил ласточку Каан-карлыгаш и спустил (ее на землю).

Послышался большой шум в аиле Куньду-хана. Белый скот гомел (чур кураган) (Глагол чуркураган применяется, когда народ на ярмарке или на свадьбе шумит, когда птичий табун щебечет – Г.П.), а подданные плакали. Говорили, что умер Куньду-хан упал на рукав на золотом троне. Белый соловый конь с золотой шерстью упал подле коновязи, подостлав (под свою голову) гриву.

Алтын-Мизе помахивал белым мечом, гнал народ: помахивал плетью, гнал белый скот. Разрушился земляной юрт (jep jуртын). Река Ал-Tалай высохла: остались камни: большие тайги разрушились, сравнялись с землей. (Алтын-Мизе) арка-народ переселяет. Идущий впереди скот ест траву, идущий сзади скот, ест землю: идущий впереди скот пьет воду, идущий сзади скот лижет камни. Белый скот гонит, племена, народы переселяет.

Пришел Алтын-Мизе в свой Алтай Елизин-Бороль. Белый скот окружил дно Алтая: племена и народы окружили Алтай. Алтын-Мизе не стал ходить на войну. И не стало приходить войско воевать его. Три аила поставил рядом и стал жить.

***

Рассказчик Чолтош добавил, что у Алтын-Мизея был сын Ереленгду Ологон-багай; у него конь Ольбос jeрен, бессмертный рыжко.

Примечание Г.Н. Потанина

Сказки «Алтын-Мизе» нет ни в Proben В. В. Радлова, ни в моих «Очерках Сев.-Зап. Монг.». Сказка интересна по обилию деталей, имеющих мифологический или космогонический характер. В ней неоднократно встречается имя звезды Венеры — Чолмон: три шинжечи т. е. три соглядателя или посланника превращаются в три чолмона и с неба наблюдают за событиями; конь, прогнанный богатырем, удаляется на небо и обращается в звезду Чолмона; Алтын-Мизе убивает какого-то Чолмон-хана.

Любопытно представление о каком-то центральном пункте (центр мира или неба)? Во владениях богатыря Учкур-Кунгypa находится желтая река, на которой есть остров, а на острове отверстие в ад, и тут же железный тополь, Темир-терек; на вершине тополя лежит белое эрдине.

В другом случае так же место для Темир-терека указано в пасти земельного ада, и здесь, на его вершине помещается эрдине. О Темир-терек; см: выше.

В третьем месте вершина у Темир-терека срублена; пень его покрыт письменами.

О белом эрдине, находящемся на железном тополе, говорится, что оно угасшее зажигает, умершее воскрешает и что оно величиной с конскую голову.

В киргизских сказках богатырю иногда приписывается добывание золота, величиною с лошадиную голову: золото на месте эрдине.

В монгольской сказке об Арджи-Борджи драгоценности, т. е. эрдине приписывается не величина, а форма конской головы. (Л. Веселовский. Сказка о Соломоне и Китоврасе стр. 12).

Эта мелкая черта свидетельствует, что если монгольская сказка перевод с индейского, то в Монголии местами она подверглась изменениям под влиянием северного степного предания. Если же северная редакция сказки Арджи-Борджи древнее индейской, то нужно признать, что драгоценность, похожая на конскую голову, присуща самой первой редакции сказки.

Не следует ли отождествить с тем же центральным деревом и другой тополь Чук-терек, которое служит убежищем в летнее время пастухам, а в зимнее—для скота и под которыми нашёл приют и Алтын-Мизе, когда прекратил свои богатырские поездки, прогнал коня и обрёк себя на неподвижное положение. Он уселся под деревом, начал играть на двух музыкальных инструментах; сбежались к нему звери, слетались птицы и покрыли его своим назьмом1).

1) Сходная картина самоедской сказки: Итя играет на девяти дудках и слушать его слетелись все птицы, сбежались все звери (Доннер Exеracе du journal de la Socиеfe hinna-ougrиеnne Helsingfors 1913 г. В русской былине, когда Дюк Степанович стал водить плетью по пуговицам и они зазвенели, к нему слетелись птицы клевучие и звери рыкучия. (Рыбников, т. II, стр. 557).

Киргизское предание знает тополь Чок-терек, у которого находит убежище Козу-Курпеш; в телеутской сказке о Козика (вариант киргизского Козу-Курпеша) в записи г. Токмашева, ещё не напечатанной, на этом месте также тополь Чок-терек.

Форма Чок, встречается еще в одной киргизской легенде, приуроченной к р. Ата-су (отцовская вода) к c-з. от Балхаша. У богатого киргиза дочь полюбила бедного джигита; отец не мог согласиться на этот неравный брак; молодые люди бежали; отец пустился вдогонку; настигнув их, он прицелился; дочь заслонила джигита своим телом и стрела попала в её грудь.

Джигит, которого звали Чок, оставил мертвое тело девицы на степи и взобрался на вершину соседней горы.

Подъехавши к трупу девицы отец заплакал и так сильно, что слезы его образовали целую реку, которая и теперь зовется «Отцовские слезы», ата-су.

Река понесла тело убитой по течению; когда девица проплывала мимо горы, на которой стоял её друг, она сказала: «Прощай, Чок!» Чок-аман! Так и теперь эту гору зовут Чок-аман. (Эту легенду рассказал мне мой отец, который бывал в окрестностях Ата-су в половине 30-x годах прошлого столетия).

В ритуале алтайских шаманов в ходу междометие «чок!», которое произносится во время либаций.

В киргизской степи нередко встречаются отдельные деревья, которые называются джангыз-агач: это одинокие деревья: одинокое положение принимается населением за сверхъестественную особенность и потому к этим деревьям относятся с суеверным уважением или страхом и проезжающие мимо считают необходимым привесить к ветвям дерева или пучок волос или тряпочку. Такие поклонные деревья есть и в Алтае и в сойотской стране, но эта страна лесистая и потому выбор для поклонения обусловливается не одиноким положением, а чем-либо другим.

Здесь эти деревья бывают густо покрыты яламой, т. е. бахромой из тряпок. Эти деревья называются шаманскими, кам-агач.

В степных частях Монголии, как и в киргизской степи, одинокие деревья отмечены почитанием; на них также навешиваются волосы. Монголы называют их ганцхан-модо, «одинокое дерево».

В монгольских преданиях упоминается Орон-гапцхан-модо, «одинокое дерево Орон», под которым найден младенец, сын Хормустен -хана (Чингис-хан по монгольскому преданию. Цорос по калмыцкому: Очерк С.-З. Монг. IV, стр. 228,. 326 и 873).

Встречается ли в киргизском предании сочетание Темир-тэрэк, я не знаю. В сказках Кокчетавского уезда упоминается тополь бай-Терек (бай— «богатый»). Это дерево, которое одиноко растет на берегу моря: на нем гнездо птицы-великана, алынкарагус. Богатырь едет добывать ярко-блистающий драгоценный камень, который лежит в гнезде.

У алтайских шаманов есть представление о дереве бай-каин, (каин— «береза», бай— «богатая», «благая»), которое зашло в предание из шаманского ритуала. Бай-каинами называются парные березки, которые втыкаются в землю перед жертвенниками и соединяются шнуром с яламой. (Очерки С.-3. Монг.. IV. стр. 79).

Шаманская космография бай-каин помещает на пути шамана к небу, к престолу Ульгеня. На этом пути шаман пересекает несколько зон: в самой верхней зоне, близкой к светлой области Ульгеня, выше облаков стоит береза бай-каин, и к ней привязана жертвенная лошадь; вероятно, та самая, которая в этот день обречена на заклание.

Эта картина напоминает распространённое в степях Азии поверье о Полярной звезде, что это прикол или коновязь, к которой привязана одна или две лошади.

У егуров в северном Тибете лошадь, посвященная небу, называется Чолпан, именем звезды Венеры, а не Полярной звезды. (Живая Старина 1912 г., ч. XXI, в. I. стр. 73). Не переносилось ли имя Чолмон и на Полярную звезду?

В сказке «Алтын-Мизе» найдется несколько штрихов к образу бога Учь-Курбустана. Он помещается на небе: к его имени приставляется фраза: «на верху находящейся». О богатыре Учкур-конгуре говорится, что он имеет Кудая, Учь-Курбустана и небо Кендин, в другом месте Тендин. (стр. 1 и 18). Учь-Курбустану приписывается сотворение людей и лошадей.

У дверей дворца Учь-Курбустана стоит кобылица Кара-кула или Кара-гула; у ней три сына: чубарый жеребец с письменами, рыжий и бурый (6). О Карагуле см. выше в примечании к сказке «Алтай-Бучый».

В одном месте рядом с Учь-Курбустаном стоит выражение «три бурхана».

Всегда ли строго проводилось представление об Учь-Курбустану, как о трех отдельных лицах? Монгольское предание Хормустен-хану дает сына (Чингис-хан, а также Гэсэр выдаются за сыновей Хормустен-хана): такое поверье мирится только с представлением Хормустен-хана одним лицом.

Выражение Ак-сакалду-адучи составлено из монгольских и тюркских. слов: ак— «белый» по-тюркски: сакал тюркск,. сахал монгольск.— «борода»: адучи по-монгольски табунщик, от монгольского аду, «табун».

В сойотских сказках упоминается Аксакал-ашяк (ашяк — старик, пастушьего звания ему не присвоено. (Оч. С.-З. Монг., т. IV, стр. 410.

Бурятское предание пастухом небесных овец называет звезду Венеру (Чолмон), в русских загадках пастухом небесных стад выставляется месяц (Сага о Соломоне стр. 40 и 70)

В дюрбютской сказке об Ирин-Сайне пастух Ак-сахал-адучи ловит для Ирин-Сайна в отцовских табунах богатырского коня; он же сам, а не жена его, как в алтайской сказке, дает имя богатырю. (Оч. С.-З. Монг., IV, стр. 466).

В монгольских и восточно-турецких сказках нередко описывается обряд, которым отмечается переход богатыря из юношеского в более зрелый возраст. При этом богатырю дается новое имя. Так Гэсэр до этого обряда носил имя Джоро и только после обряда стал называться Гэсэром. Характер деятельности Гэсэра в эти два периода совершенно различен: до обряда это хитрый, шаловливый юноша, совершающий разные озорства.

Эта часть монгольской повести составлена по монгольским сатирическим сказкам о хитром персонаже в роде немецкого Eulen spiеgela, или Мерлина. Во втором периоде Гэсэр рисуется степенным деятелем, совершающим подвиги, очищающим страну от злых и вредных чудовищ. («Сага о Соломоне», Томск. 1912 г., стр. 153).

Подобно Гэсэру и Чингис-хан в начале носил другое имя Темучин: новое имя ему дал Тубут-тэгри. (Opperе, Presbiеer Iohann, s. 59; Танг. тиб. окр. Китая, II. стр.191). Это лицо в большинстве случаев представляется шаманом (Труды пек. дух. миссии IV. стр. 136; Труды Вост. Отд. Русск. Арх. Общ., т. V, стр. 159), но никогда пастухом.

Бурятскому преданию известен персонаж Дебедей, это одновременно и шаман и пастух, пасущий овец Чолмона (Восточные мотивы, стр. 224).

Смерть Кун-кана (стр. 54) вроде смерти нашего Кощея. В восточном предании этот мотив встречается не в одном только этом случае.

Перечень этих случаев приведен ниже в примечании к сказке «Кан-Тади» к тому месту её, где говорится о смерти чудовища Тилан-коо.

Имя богатыря Учкур-Кула в течении рассказа сменилось на Учкур-Кара: эта замена сделана самим рассказчиком может быть но его личному капризу, но замена сочетание Керь-джутна сочетанием Керь-балык, кажется, следует объяснить тем, что это синонимы.

Мизе, второй член в имени богатыря ср. с музы в имени Музыкай-Торон, которому алтайское предание приписывает победу над чудовищем Ан-Долманом (В. Вербицкий, Алтайские инородцы. М. 1893г., стр. 101; Восточные мотивы, стр. 69), т. е. деяние, которое монгольским преданием отнесено к Гэсэру, сыну Хормустен-хана.

В алтайских и сойотских сказках встречается сочетание Бузыкай-Таракай (Оч. С.-З. Монг., т. IV. стр. 345); это облысевший от корост овечий пастух; древнее русское предание под таким представлением под видом пастуха, по-видимому, разумело месяц. В алтайских и сойотских сказках вид такого плешивца Бузыкай-Таракая или Тас-Таракая принимает главное лицо сказания, когда оно хочет скрыть свой настоящий богатырский вид.

Гэсэр в подходящем случае принимает вид монаха, одетого в рубище, а в киргизской сказке Козу-Курпеш превращается в Тас-Таракая.

В таранчинской сказке (Radlow. Proben. VI. стр. 211) Козу-Курпешу дано имя Бозы-Курпеш, а в телеутской, записанной г. Токмашевым он назван Козика.

Окончание телеутского имени тоже самое, что в вариантах форма Эсугай, приведенных у Опперта (Opperе, Presbiеer lohannes, p. 96) Pisouka Mysouka.

Монгольская летопись выдает Эсугая за отца Чингиса, но вернее видеть в Эсугае лицо бурятской мифологии Эсеге-Малана, который у бурят занимает место монгольского Кормустен-хана: Малан, по-бурятски плешивый. Темир-Боко стоит в алтайском предании о шамане Джерканате.

Ниже в примечаниях к сказке Аке-Би имя Темир-Боко сведено с именами Темир-Бос и Темир-Мизе: последние два персонажа совпадают в том, что находятся в числе женихов ханской дочери, первые члены Алтын и Темир, золотой и железный обмениваются при втором члене Мизе, подобно тому, как в именах полярной звезды первым членом является то Темир, то Алтын (Темир-казык— по-киргизски. Алтын-казык по-уйгурски) стр. 74; три сгоревшие горы и высохшее озеро служат признаком того, что один из героев в опасности.

В египетском романе о двух братьях подобным признаком служит—кувшин с закипающим пивом (Maspero Les contеs populaires de L'Egypte ansiеnne, Paris, 188 г., р. 150); в русской сказке о «Буре богатыре» – полотенце, из которого сочится кровь (Афан. Н. Р. С. т. I. стр. 176, Москва 1897 г.).

Источник

Никифоров Н. Я. Аносский сборник. Собрание сказок алтайцев с примечаниями Г. Н. Потанина. Омск, 1915

Переведено в текстовой формат и отредактировано к современному русскому языку Е.Гавриловым, 29 ноября 2015 года. Ссылка на сайт обязательна!

• Аносский сборник

• Назад
• Вперед