Кучиякова Б. Кулакчин

Информация о материале

Сказительница Баргаа Кучиякова, Куюмская долина, Эликманарского аймака. Сказка рассказана в 1910 г. Записал по памяти и перевел на русский язык внук сказительницы П. В. Кучияк. Литературно обработал подстрочник И. Мухачев.

* * *

У подножья железной горы
С тремя гранями,
На берегу синего моря
С тремя заливами
Жил Айчил-зайсан
Со своею женой Ак-Чачак*,
Если путь держал,
Шестьдесят молодцов
Провожали его, 

* Ак-Чачак — белая кисточка.

Семьдесят удальцов охраняли,
Пастбища зайсана
Кипели стадами,
Народ его на стойбищах
Не вмещался,
Айчил-зайсан
Богат был,
Однажды он
Золотой костыль взял,
На дорогой ковер
С золотого трона спустился,
Из белокошемного аила вышел,
Изо всей силы крикнул —
Железная гора задрожала;
С горьким ядом звонко свистнул —
Синее море взволновалось.
Знатные демичи*,
Дань собирающие шуленги**
Испуганными зайцами прибежали,
На правое колено опустились...

* Демичи — знатные помощники зайсана, несущие административные и судебные функции. Обычно число демичей определялось числом родов, «сеоков», входящих в зайсанство.

** Шуленги — сборщики податей.

 «Славные мои демичи, 
Верные мои шуленги!
День настал
Дань собирать с народа.
Кто не станет платить,
Того на аркане
По камням к моему аилу тащите:
Буду сам судить непокорных!»
«Слово ваше, великий зайсан, поняли.
Выполнять великое дело
Полетим быстрее беркута.
Не успеет полено
Истлеть в очаге, —
Вернемся с добычей», —
Демичи и шуленги
Так сказали.
Разогнули спины свои,
Одним махом на коней сели,
Во все концы стойбища поскакали.
Непосильную дань собирая,
Грозные шуленги
У бедного народа
Последний скот угоняли.
Послушные демичи
Сумины Айчил-зайсана
Отобранным добром набивали,
Кто не мог платить,
Того прутьями секли.
Горьким плачем народ встречал их,
Женщины и дети в лесу прятались,
Слезы ручьями текли.
Среди бесчисленного народа
Ездящий на багрово-рыжем коне,
Что приглядней красивой девушки,
Юноша Кулакчин* жил.

* Кулакчин — правдивое ухо.

Послушные демичи,
Грозные шуленги
Строго его спросили:
«Не задерживай нас,
Прямой ответ дай:
Почему ты
Дань не платишь
Великому Айчил-зайсану?
Для таких, как ты,
Есть у нас
Прутья таловые свежие.
Для твоего красавца-коня
Место найдется
Среди табунов зайсановых».
Юноша Кулакчин
На правое колено опустился,
Робко поглядел.
Тихо сказал:
«Беда мне, большие люди...
Вскормившего отца
Я не знаю,
Грудью вскормившей матери
Нет у меня.
Если рукой по голове проведу, —
Кроме ушей на ней нет ничего.
Если кругом погляжу,
Только тень моя
На траве лежит.
Чем дань платить — не знаю
Если коня отдам, —
Друга лишусь единственного.
Как на свете жить буду?»
Грозные демичи,
Дань собирающие шуленги
Слов Кулакчина не слушали,
Крепко юношу ремнем скрутили,
К зайсану привезли,
В один голос сказали:
«Кланяемся вам, великий зайсан!
Плохого человека,
Ездящего на багрово-рыжем коне,
Что приглядней красивой девушки,
Сюда привели.
Дань он не платит,
Больших людей не признает, —
Судите его, отец наш!»
Айчил-зайсан
Из белокошемного аила вышел,
Золотой костыль
Выше солнца поднял,
Густые брови нахмурил,
Черной злобой налился,
С горьким ядом крикнул;
«Суд мой не долог:
Прутьями таловыми
Посильнее выдрать негодяя!
Чтоб в глазах его
День потух,
Твердое сердце покорилось!
Багрово-рыжего коня
В мои табуны угнать!»
«Головою моей владеющий
Великий зайсан!
Багрово-рыжего коня
Мне оставьте,
Таловыми прутьями
Меня не бейте.
Наказать меня
Вы не опоздаете,
Багрово-рыжего коня
Отобрать у меня
Всегда сумеете.
Лучше срок небольшой
Мне дайте
На голубом Алтае поохотиться,
По берегам рек поеду, —
Может, на ваше, зайсан, счастье,
Золотошерстную выдру поймаю»,-
Юноша Кулакчин
Так сказал.
У Айчил-зайсана
Густые брови выпрямились,
Злоба от глаз отхлынула,
Лаской лицо замаслилось:
«Что же, посмотрим!
Шесть дней для охоты даю тебе.
Если слово не выполнишь,
Отберу твоего красавца
Багрово-рыжего коня
Вместе с седлом и уздечкою.
А с твоей спины
Таловыми прутьями
Кожу до костей сдеру».
Юноша Кулакчин
Легко вздохнул,
Радостно улыбнулся,
Багрово-рыжего коня
Поцеловал в теплые челюсти,
По золотой гриве погладил.
Ногу в стремя занес,
В синюю даль Алтая
Быстрее ветра помчался.
Ходит Кулакчин по горам,
День и ночь охотится.
Парнокопытных зверей не видно,
Луннокрылые птицы не летают.
На хитрый зов амыргы
Марал не отзывается,
На ласковый зов эдиске*
Горный козел не появляется.

* Амыргы эдиске — манки, употребляемые на охоте.

На собольей тропе
Капкан деревянный ставил, —
Ни одного соболя нет;
На тропе кабарги 
Петлю прочную ставил, —
Ни одна кабарга не попалась.
Запечалился юноша,
Унылую песню запел,
Слезы сами из глаз текут.,.
Тут увидел он;
По берегу синего моря
С тремя заливами
Человек едет
На девяти верблюдах.
Юноша Кулакчин
Багрово-рыжего коня
 Навстречу ему повернул.
Много времени не прошло, —
Путники встретились.
«Обезьяна с шерстью бывает,
А человек с именем.
Как зовут тебя, молодец,
Кто твои родители?»
Человек, с караваном едущий,
Так спросил.
«Отца, вскормившего меня,
Не знаю;
Грудью вскормившей матери
Нет у меня.
Сиротою рос я,
Одиноко бродил по стойбищам,
Конь у меня багрово-рыжий,
Имя мое Кулакчин.
По Алтаю я поехал
Пушнину добывать,
Чтобы дань уплатить
Великому Айчил-зайсану,
Головою моей владеющему.
Шесть дней дано мне срока..
Пять уже прошло,
Один день для охоты остался.
Ни одного зверя не убил я,
Ни одной птицы не поймал.
Смерть верная ждет меня», —
Так ответил
Юноша Кулакчин.
Молодое сердце не посмело
Помощи попросить,
«Дань за тебя уплачу я,
Только мою сумину покарауль.
Через три дня вернусь я,
Сумину возьму обратно.
Зорко гляди, молодец,
Стой на месте, подобно дереву,
Если пропадет моя сумина —
Единственного коня потеряешь,
Раньше срока умрешь», —
Так сказал торговец,
С караваном едущий,
С холмистой спины верблюда
Сумину на землю поставил,
Дальше свой путь повел.
Сирота Кулакчин
Отказаться не посмел,
Сумину караулить остался.
Три условленных дня прошло,
Торговец обратно не вернулся.
Срок охоты окончился,
Пора ехать к зайсану.
Запечалился Кулакчин.
Две беды над ним —
Две темные тучи;
Коль сумину оставить,
Злой торговец убьет его;
Если долго пробудет здесь,
Примет смерть от зайсана.
Вкруг сумины юноша ходит,
Самому себе слово молвит:
«Не умерши, видно, я умру,
Не ушедши, видно, я уйду.
С белым светом попрощаться,
Видно, день пришел...»
Вот он вдаль поглядел, —
Сердце часто забилось;
По синему морю
С тремя заливами
На берестяной лодке
Плывет девушка.
Глаза ее 
Точно лунный свет,
Лицо ее
Ярче солнца горит.
У девушки нет весла,
По синему морю
Лодка сама плывет.
Точно овцы перед пастухом,
Перед лодкой волны расходятся,
Много времени не прошло.
Подплыла она к берегу,
На траву легко выбежала,
Звонким голосом сказала:
«Длинный хвост у коровы,
Бесстыдный лоб у тебя!
День и ночь, голодая,
На берегу сидишь,
Сумину торговца охраняешь.
Где твое мужество?
Тяжко думать о тебе,
Теплого слова нет для тебя», —
Так сказала красавица,
Быстро к сумине подошла,
Руками в нее вцепилась,
К воде потянула.
Вырывая сумину,
Юноша Кулакчин нечаянно
С правой руки красавицы
Золотую рукавицу сдернул,
К себе в карман положил.
Девушка сумину оставила,
Быстро к лодке подбежала;
Изнутри хорошо прожаренную,
Снаружи не подгорелую
Баранью тушу
Бросила Кулакчину;
От берега оттолкнулась,
На середину моря поплыла,
На берег издали поглядела, -
Глаза, точно звезды, блеснули,
Лицо цветком запылало.
«Будь здоров, Кулакчин,
На меня не обижайся.
Живы будем — встретимся...»
Кулакчин, гладя ей вслед,
Что-то сказать хотел,
Но не нашел слова...
Когда девушка скрылась вдали,
Юноша только вздохнул.
Через три месяца
Торговец вернулся,
Сухо сказал Кулакчину:
«Вот — шесть белок дарю тебе
За охрану моей сумины.
Теперь твоя жизнь
Вольготной станет:
Дань зайсану заплатишь,
Остальное себе оставишь».
И пушистые шкурки
Неохотно Кулакчину поднес.
«Ничего мне не надо, торговец,
Пусть трехмесячный труд мой
Останется без оплаты.
Если белок возьму, —
Вечным должником твоим буду»,
Так сказал Кулакчин,
Шкурки белок не взял,
На багрово-рыжего коня сел,
Быстрее выпущенной стрелы,
Быстрее сказанного слова
К Айчил-зайсану помчался,
Въехав на стойбище,
Юноша Кулакчин
Ловко с коня соскочил,
К аилу зайсана подошел,
Осторожно дверь отворил,
Порог перешагнул.
Завидев юношу,
Айчил-зайсан
Золотой костыль взял,
Густые брови нахмурил,
Злобой закипел:
«Почему ты дни
Месяцами заменяешь?
Над несмеющимся ты насмеялся!
Розгами пороть тебя буду,
Багрово-рыжего коня отберу...»
«Кланяюсь вам,
Великий зайсан,
Головою моей владеющий.
Лошадиная тропа
Через перевалы
Всегда вьется,
Человеческая дорога
С приключеньями всегда бывает.
Не напрасно я время провёл
Пушистых шкурок нет у меня
Но есть золотая рукавица.
Возьмете ли ее,
Простите ли вину мою?»
Айчил-зайсан
Добрым стал,
Злобу прогнал с лица.
«Ладно, от законной дани
Освобождаю тебя
На шесть лет.
Езди, молодец, по стойбищам!»
Золотую рукавицу взял,
В золотой ящик положил,
По смуглому лицу ладонью провел,
Лукаво улыбнулся.
Освободясь от дани,
Юноша Кулакчин
Весело ездит по стойбищам,
Багрово-рыжего коня
По золотой гриве поглаживает,
В теплые челюсти целует.
Но не успел юноша оглянуться, —
Шесть лет прошло.
Грозные демичи,
Дань собирающие шуленги
Вновь Кулакчина встретили,
Дружно ему сказали:
«Срок свободы твоей прошел,
Дань плати, молодец.
Платить не станешь —
Прутьев таловых попробуешь
Багрово-рыжего коня
К Айчил-зайсану угоним». 
«Кланяюсь вам, большие люди!
Головой моей вы владеете...
Прошу вас
Срок небольшой дать мне
На голубом Алтае поохотиться,
По берегам рек поеду, —
Может, золотошерстную выдру добуду,
Дань привезу зайсану,
Остатками вас не обижу».
Озверелые демичи,
Дань собирающие шуленги
Не хотят слушать юношу.
До нитки бедного раздели,
Таловыми прутьями высекли,
К Айчил-зайсану
Быстро представили,
«Кланяемся вам,
Великий зайсан!..
Отказавшегося дань платить,
Большим людям не подчиняющегося
Молодца одного
Сюда привезли.
Судите его, отец наш!»
Айчил-зайсан
С дорогого ковра поднялся,
Золотым костылем
Выше солнца взмахнул,
Черной злобой налился,
С горьким ядом крикнул:
«Суд мой недолог:
Пусть таловые прутья
На спине у молодца попляшут!
Багрово-рыжего коня
В мои табуны пустить!»
«Великий зайсан!
Наказать меня
Вы не опоздаете,
Багрово-рыжего коня
Отобрать у меня
Всегда сумеете.
Лучше срок небольшой мне дайте
На Алтае родном поохотиться.
По берегам рек пойду.
Может, на ваше счастье
Золотошерстную выдру добуду,,
Серебряного соболя поймаю».
Айчил-зайсан
Добрым стал:
«Ну, так и быть,
Три дня для охоты
Даю тебе.
Если слово не сдержишь,
Добра от меня не жди».
День и ночь охотится Кулакчин,
Парнокопытных зверей не видно,
Луннокрылые птицы не летают...
На собольей тропе
Капкан деревянный ставил, —
Ни одного соболя нет;
На тропе кабарги
Петлю прочную ставил, —
Ни одна кабарга не попалась...
Запечалился Кулакчин,
Тоскливую песню запел,
Робко вдаль поглядел.
По берегу синего моря
С тремя заливами
На тридцати верблюдах
Торговые люди едут.
Юноша Кулакчин
Багрово-рыжего коня
Каравану навстречу повернул.
«Обезьяна с шерстью бывает,
А человек с именем.
Как зовут тебя, молодец,
Кто твои родители?»
«Ни отца, ни матери
Нет у меня,
Кто они были — не знаю,
Сиротою я вырос.
Имя мое — Кулакчин.
По Алтаю езжу,
Пушнину добываю,
Чтобы дань уплатить зайсану,
Три дня дано мне сроки.
Два уже прошли,
Один день остался.
Ни одного зверя не убил я,
Ни одной птицы не подстрелил,
Смерть верная ждет меня..*
Посоветуйте, добрые люди,
Что делать мне?..»
«Не горюй, молодец,
Дела твои поправимы!
Наш товар покарауль здесь.
Через день мы вернемся,
Дань за тебя уплатим», —
Люди, с караваном едущие,
Так сказали,
Под охраной Кулакчина
Одного верблюда оставили,
Сами дальше поехали.
Условленный день прошел,
А торговцы не вернулись.
Запечалился Кулакчин,
С тоскою вдаль поглядел:
По синему морю
С тремя заливами
На берестяной лодке
Плывет девушка.
Юноша не успел
Шагу ступить, —
Красавица вышла на берег.
«Длинный хвост у коровы,
Бесстыдный лоб у тебя!
День и ночь, голодая,
Охраняешь чужие товары..
Стыдно глядеть на тебя:
Где твое мужество?» —
Так сказала девушка,
Верблюда за повод схватила,
К воде потянула.
Много времени не прошло, -
Юноша Кулакчин
С левой руки девушки
Золотую рукавицу сдернул,
К себе в карман положил.
Красавица только усмехнулась,
К берестяной лодке побежала;
Снаружи не обгорелую,
Изнутри прожаренную
Баранью тушу
Подала Кулакчину в руки,
Лодку от берега оттолкнув,
На середину моря поплыла.
«До свидания, Кулакчин!
Обо мне плохого не думай.
День придет — встретимся!»
Когда красавица скрылась вдали,
Юноша только вздохнул.
Через месяц торговцы вернулись
На двадцати девяти верблюдах
Кулакчину сказали: . '
«За охрану верблюда
Шесть белок тебе дарим.
Теперь жить привольно ты будешь,
Дань зайсану заплатишь».
Шесть пушистых
Маленьких, белок
Неохотно из сумины достали,
Кулакчину протянули.
«Чует сердце, торговые люди:
Коль возьму эти шкурки,
На всю жизнь в долгу у вас буду»,-
Так сказал Кулакчин,
Шкурки белок не взял,
На багрово-рыжего коня сел,
Быстрее выпущенной стрелы,
Быстрее сказанного слова
К стойбищу зайсана помчался.
Суровый Айчил-зайсан
Золотую рукавицу взял,
Лукаво улыбнулся,
На шесть лет юношу
От уплаты дани освободил-
Стал светлее луны,
Ярче милого солнца стал
Юноша Кулакчин.
Багрово-рыжего коня
По золотой гриве погладил,
Золотой хвост ему расчесал,
По стойбищу поехал.
Не успел долину взглядом окинуть,
На светлые горы поглядеть не успел,
Шесть лет прошло,,
Свирепые демичи,
Грозные шуленги
Снова ездят по стойбищам,
Непосильную дань собирая,
Народ дерут
Таловыми прутьями
Ездящего на багрово-рыжем коне,
Что приглядней красивой девушки.
Юношу Кулакчина встретили,
Крепко ремнем скрутили,
К Айчил-зайсану привезли.
«Великий зайсан!
Должника вашего.
Низкого Кулакчина,
К вам привели мы.
Нас он начальниками не признает,
Слов наших не слушает,
Законную дань не платит, —
Судите его, отец наш!»
«Славные мои демичи,
Верные мои шуленги!
Слово, сказанное вами, — правдиво,
Жалоба ваша — основательна.
Но ездивший на багрово-рыжем коне
Юноша Кулакчин
Дань платить в состоянии:
За шесть лет в один год уплачивал,
Голова у молодца крепкая,
Руки у молодца ловкие, —
Отпустим его на три дня:
Пусть он живого волка
Ко мне в аил приведет» —
Айчил-зайсан
Так сказал.
Юноша Кулакчин
Поклонился зайсану,
На багрово-рыжего коня сел,
По голубому Алтаю,
По берегам быстрых рек
Быстрее ветра помчался.
Первый день охотнику
Ничего не принес.
Второй день миновал,
А зверей не видно.
Семь суток прошло —
Волк не попадается.
Целый месяц промелькнул —
Алтай добычей не радует.
Отощал Кулакчин от голода,
У багрово-рыжего коня
Обломались копыта до крови*
По тропе он бежать не может.
«Что мне делать сейчас?» —
Думает юноша: —
«Обратно вернуться —
Зайсан убьет,
Грозные демичи высмеют.
Родной Алтай
Чужим стал...»
На железную гору
С тремя гранями
Кое-как юноша поднялся,
Кругом поглядел.
Молочно-белого коня
С черными ушами
В голубой долине увидел.
На молочно-белом коне
Шелковый потник,
Золотое седло,
Жемчужная узда
Узорами солнца вышиты.
Словно белое облако,
Движется конь по долине,
Золотой повод
Ручьем по траве течет.
Железную гору
Кулакчин оставил,
К молочно-белому коню
Быстрее ветра полетел.
Легкой иноходью бегает
Молочно-белый конь,
Кулакчина близко не подпускает,
За золотой повод не дает ухватиться.
Семь суток юноша
Гонялся за ним,
Далеко уехал от родного стойбища.
На десятый день
На чужой Алтай попал,
Тут молочно-белый конь,
Тряхнув серебряной гривою,
Тише пошел,
Смирным стал,
Ласково глянул на Кулакчина,
К золотому поводу подпустил.
«Славная находка попалась мне,
Дань заплатить будет чем», —
Так подумал юноша,
Золотого стремени коснулся,
На молочно-белого коня сел,
Весело плеткой взмахнул.
Молочно-белый конь,
Не задевая траву копытами
Мимо цветов прозрачных
Легкой иноходью пошел.
Поставь чашку с водой
На молочно-белого коня —
Ни капли воды не прольется, —
Вот какая инохрдь у него!
Мягко сидеть на нем!
Молочно-белый конь
В пути разгорелся,
Золотые удила закусил,
Поднял голову высоко,
Радостно вдаль бежит.
Там, где он стоял, — следы есть,
Куда бежал — следа нет.
Удивляется Кулакчин:
На этом Алтае
Зеленой листвою
Деревья шумят,
И зимой, и летом,
День и ночь не смолкай,
Летние птицы поют.
Молочно-белый конь
Несет Кулакчина
По зеленой долине,
Ширину которой
Ворону не перелететь,
По желтой долине,
Длину которой
Сороке не перелететь.
Издали юноша заметил:
Поперек дороги женщина лежит:
Уши у нее
Больше чем крылья
У самой огромной птицы.
Одно ухо — постель ей,
Другое — одеяло.
Лицо у нее — чернее смолы,
Волосы — войлок.
Хотел Кулакчин проехать
Мимо лежащей женщины,
Но молочно-белый конь остановился,
Радостно ржать стал.
Старуха проснулась, 
На юношу поглядела,
Сухой рукой
Молочно-белого коня
За золотой повод взяла,
Сердито сказала:
«Вот когда ты попался мне,
Золотые рукавицы ворующий!
Сейчас я тебя зарежу,
На мелкие куски
Мясо твое раскрошу,
Мозг твой
Досуха высосу,
Из костей твоих
Толкан сделаю, —
Вкусный будет обед!»
«Вырос я сиротою,
Жизнь моя в бедности проходит..,
Золотую рукавицу взял я,
Чтобы дань уплатить зайсану.
Добрая женщина!
Жизнь мою не губи,
Дай мне налюбоваться
Лучами жаркого солнца,
Синим светом- луны высокой...»
Так юноша упрашивает
Старуху с большими ушами.
Тут страшная женщина,
По земле покаталась,
Страшный вид ее тотчас
Пропал, как тень.
Кулакчин увидел
Ту добрую девушку,
Что по синему морю плавала,
Красотою своей
Его манила,
Золотые рукавицы
Взять позволила.
Такое чудо увидев,
Юноша растерялся, ч
Ноги его подогнулись,
Как тонкие прутья.
Хотел слово сказать —
Язык к нёбу прирос.
Только подумал:
«Злой дух — эта женщина,
Хозяин гор и вод Алтая;
Не от народа она родилась,
Не к добру мне
Такая встреча».
«Добрый юноша Кулакчин!
Много лет я тебя искала,
Многие богатыри меня сватали,
Я им отказывала.
Ресницы наши
В один день открылись,
Пуповины наши
В один день резаны.
В одном аиле
Мы жить должны,
На одной постели
Сны делить,
У одного очага греться.
Так судил нам
Бог Курбустан.
С этого дня
До конца нашей жизни
На плодородном Алтае
Вместе жить будем», —
Так сказала красавица,
К Кулакчину подошла.
Крепко обняла его,
В смуглые щеки поцеловала.
Золотого стремени коснулась,
На молочно-белого коня села:
«На мое стойбище
Теперь поедем,
Светлый аил там выстроим,
Той богатый устроим».
Прозрачные слезы радости
На ресницах у юноши показались.
«Человек с именем бывает...
Как зовут тебя красавица?»
«Имя мое Суремея,
Ездящая на молочно-белом коне», -
Так сказала девушка,
На солнце поглядела —
Золотом глаза засверкали.
Любуясь девушкой,
Юноша Кулакчин
Своего багрово-рыжего коня вспомнил.
Топот услышал,
Долину взглядом окинул, —
Багрово-рыжий конь
По долине бежал к Кулакчину.
Бесчисленные стада зайсана,
Бесчисленные народы зайсана
Вслед за ним шли,
«Ездящий на багрово-рыжем коне
Добрый Кулакчин,
Жизнь свою мы тебе отдаем.
Управляй нами,
От черного врага оберегай нас!»
Так сказали народы
На тридцати разных языках.
Скот наполнял долину,
Зеленую траву ел,
Светлую воду пил, —
Хорошее нашел себе пастбище...
Ездящий на багрово-рыжем коне 
Юноша Кулакчин,
Ездящая на молочно-белом коне
Красавица Суремея
В солнечной долине Алтая
Той богатый устроили.
Точно темный лес,
Пируя, шумел народ,
От дыхания лошадей
Белый туман стоял.
День и ночь варилось
Жирное мясо
В золотых котлах.
Из золотых чашек
Араку пили,
С золотых блюд
Мясо ели,
Под громкую музыку
Лучшие песни пели,
На свежей траве
Лучшие борцы боролись,
На лучших лошадях
В бега бегали.
Через тридцать дней
Той закончился
«Багрово-рыжий конь
Пусть будет лучшим конем
На плодородном Алтае.
Многочисленными народами
Пусть управляет сирота Кулакчин
На золотом Алтае.
Не придут на стойбище наше
Клыкастые волки.
Черного своего меча
Не занесет война
Над нашим стойбищем,
Стал ты богатырем великим,
Сирота Кулакчин.
Черная сила тебя не сломит,
Злое слово тебя не сразит.
Жизни ханов,
Жизни зайсанов
В твоих руках», —
Так народы сказали,
По аилам своим расходясь,
Так,
Сиротою выросший,
Из-под неволи не выходивший,
Ездящий на багрово-рыжем коне
Юноша Кулакчин
Народами Алтая,
Говорящими на тридцати языках,
Управлять стал,
Бесчисленными стадами
Владеть стал.
Со своею супругою Суремеей,
Ездящей на молочно-белом коне,
В шестиугольном каменном аиле
Славно жить стал.

Источник

Темир-Санаа. Келер-Куш. Кулакчин. Кара-Маас: ойротские народные сказки. Записаны П. Кучияком. Литературная обработка Е. Березницкого, И, Мухачева, А. Смердова. Редакция и вступительная статья В. Вихлянцева. - Новосибирск : Новосиб. обл. изд-во, 1940. - 286 с. : ил.

Перевёл в текстовой формат Е.Гаврилов, 19 июня 2016 года.

• Назад
• Вперед