Гуркин Г. Сила алтайских шаманов
- Информация о материале
(Из недавнего прошлого)
Рассказ крестьянина Айской волости Н. Ф. Галкина, 81 года. Отец Галкина приехал из Тобольской губ. в 59 г. и поселился между Улалою и Маймою на р. Майме. Здесь Галкин поставил мельницу и кожевенный завод.
* * *
В одно время у нас на заводе потерялось 2-7 дубленых, черных кож. Кожи были чужие, принадлежали Чиндекову, купцу проживающему в д. Майме.
Искали, но не могли обнаружить вора.
Приехал «Барандак»—инородец, хороший седельный мастер из Улалы. Узнав о покраже, он посоветовал нам обратиться к Камке, проживающей в д. Пешпельтир, недалеко от алтайцев Такачаковых.
Мужа Камки звали «Бали-тере», а Камку «Тукмагеш».
Барандак уверял, что Камка укажет воров или найдет украденные кожи, но даром камлать не будет и что ей нужно увезти какие-либо подарки. Недолго думая, мы с Барандаком поехали вместе.
Дело было на второй неделе великого поста.
В Имире вершине (в Александровке) мы заехали в юрту алтайца «Карга», родственнику зайсана Боробоша, и попросили жену Карги насидеть или высидеть из привезенной ржаной муки—вина. Нам высидели пол ведра вина, налили в большой «тажаур»— (кожаная фляга) и мы с Барандаком поехали через перевал в Пешпельтир. Приехали рано, зашли в юрту и застали Камку Тукмагаш дома.
Я попросил Камку покамлать, объяснив ей о потере кож. Она охотно согласилась. Начала приготовляться. Сама подала мне свой бубен, большой—громадный! Внутри бубна находится деревянное изображение головы, наподобие статуи, вместо глаз вставлены две медные и светлые пуговицы, брови, нос и рот вырезаны ножом, посредине бубна протянутый железный прут, на котором привешены, если можно так назвать, всякие чертики из ленточек с головами. Она велела мне этот бубен подсушивать над огнем, и объяснила мне как его надо сушить. Я стал вертеть бубен над огнем и бить по нему продолговатой колотушкой, обшитой мехом белки. А Камка говорила: «суши потихоньку и бей колотушкой сильнее, я узнаю когда звук бубна получит надлежащую силу.»
См. также Шаманизм Алтая
Сама начала одеваться в камскую одежду, которая состоит из шубы, а на шубе ленты—разных цветов, на крыльцах и на груди маленькие шеркунчики и колокольчики. Надела шапку, на шапке целая шкура филина—как он—был.
Затем когда бубен насох—натянулся и начал звучать сильно, она взяла его у меня, взяла в левую руку, а колотушку в правую. Стала против огня на одно колено, и начала слегка читать какие-то слова, и слегка колотить в бубен. А потом постепенно все усиливала и звуки бубна, и свой голос— все громче и громче. Выкрикивала непонятные мне слова, громко скороговоркой.
В юрте в это время был только мой спутник Барандак и еще один инородец из Пешпельтира. Потом камка встала и начала вертеться вокруг огня в юрте; долго вертелась, ревела очень громко, тоже непонятные слова, а затем выскочила из юрты, стала бегать вокруг юрты, и кричать очень, очень громко. Кричала долго и колотила в бубен. Затем снова вбежала в юрту и поставила бубен на ящик закрытый ковром. Сама села к огню курить табак. Я начал ее спрашивать, что она видела? Она мне отвечает через переводчика «Барандака» что кожи твои украденные находятся в Улале, и спрятаны в каком-то старом подвале, и что там не одни только кожи, но и красный товар и масло.
Я спросил: где находится подвал, в деревне или в пустоплесье? она отвечала, что в деревне. Я опять задал вопрос, а почему я могу узнать этот подвал, где он есть? В это время в юрту вошли семь человек алтайцев. они приехали верхом от Николая Такочакова, услышав камлание; с другой стороны подъехала еще одна алтайка—одна себе. Камка мне и говорит, погоди я сама туда слетаю и узнаю дело (с пяты) как они были украдены и куда унесены. К этому я ее спросил— на какое расстояние в один час она может слетать? Она мне ответила, что может в один час узнать и слетать за 200 и 300 верст. После этого она опять взяла бубен и начала камлать по прежнему кругом огня, кругом юрты. Когда камлала на улице, то кричала необычайным голосом—бубнила долго, сильно, а когда вскочила в юрту, то сделала три круга, вокруг огня. Но только это уже не была она—камка, а вместо её какая-то сила таинственная, видом похожая на чудовище, морда синего цвета с большими клыками, как у кабана. Сделав три круга вокруг огня, «чудовище» выскочило на улицу и там громко ревело и камлало.
Приезжие алтайцы в юрте сидят тихо, курят трубки, тихо разговаривают между собой и посмеиваются. После долгого времени Камка опять вскакивает в юрту и лицо её такое же, как было раньше. Поставила бубен, опять села курить.
Я спросил: ну, как и что видела? Она начала говорить с большим азартом: «Была у вас в доме и на дворе. Ох, какая у вас большая и злая черная собака! Когда я шла по двору, то она выскочила из ямы и стала на меня бросаться лаять. Потом полетела я в Улалу, на пути меня встретил ваш светлый Бог и я не могла лететь над Улалой по воздуху, то я нырнула и шла под землей, вынырнула выше Улалы.
В Улалу не могла попасть, но узнала, что подвал покрыт семью плахами и под полом лежат кожи и товар». Я спросил почему она знает, что в подвале семь плах? Она сказала, что в доказательство своих слов она пошлет «Кормоса», который принесет какую-нибудь примету. Опять взяла бубен, покружилась в юрте круг огня, потом на улицу и опять в юрту, и говорит мне. «На, держи бубен против дымника, против отверстия юрты». Я стал держать, чрез полминуты, в бубен из отверстия юрты, упал осколок от плахи, только что отколовшийся, свежий, длиною шесть с половиною четвертей, отколовшийся клином «на нет». Вверху шириною в полтора вершка. «Вот, говорит Камка, тебе знак и доказательство, что я говорю верно. Найдешь подвал и плахи, то приложь этот осколок и узнаешь, он подойдется». Я стал просить указать подробнее место. Она через Барандака отвечает, «Кормос, т. е. дух бубна стал лениться, ходить отказывается, просит вина. Я принес вино и подал ей в «Тажауре» и попросил тажаур возвратить, так как он был «Каргин». Камка взяла вино, налила в медный четвертной чайник и поставила его на огонь греть. А сама, без бубна, начала камлать— вертеться.
Когда вино согрелось, она налила в чуйскую чашку, взяла ложку и стала брызгать вином во все стороны по юрте, и при этом кричала что-то. Потом дополнила чашку вином и поднесла к изображению бубна—истукана к вырезанной зарубке—рта и стала его поить, тихонько наклоняя чашку. Выпоила одну, другую и третью.
Говорит, что «Кормос» просит три чашки вина. Мы с Барандаком говорим: «Ах, язви ее, как она нас ловко морочить». Не верим. Завернули на палочку бересты, зажгли и стали смотреть. Камка говорит «Кормос» хочет еще одну чашку выпить из твоих рук. Налей полную и сам подай. Я налил—и также, как она, начал поить изображение.— Бубен выпил и мою чашку.
После этого мы с Барандаком осмотрели все и бубен, и под бубном, и за ящиком, думая—не выливается ли вино куда, в какое либо отверстие, не нашли ничего, везде сухо. Камка не ругала нас за это, а даже сама велела—проверить. Этим дело мое и кончилось. Остальное вино Камка—распродавала всем, сидящим в юрте, пила и сама и Барандак, а я не пью, боюсь чертей!
В то время, когда распивали вино, та Алтайка, которая приехала одна, заявляет Камке, что тоже приехала к ней с просьбой, у ней потерялась плеть, она думает, что ее у неё украла другая Алтайка, к которой она заезжала в юрту.
Камка взяла другой поменьше бубен, покамлала и тоже его попоила вином. Затем стала около огня и начала ругать по своему эту женщину, которая ее просила погадать о плети.
Ах, ты говорит такая стерва! ты сама была пьяна, как стелька сама же потеряла свою плеть, ехавши со свадьбы домой. Ехала ты пьяная по сжатой полосе и плеть с руки упала. И крысы даже отели ремешок у плети (петелька, что надевают на руку) по-алтайски «балерге», а теперь еще хорошую женщину, честнее себя, конфузишь,—эх ты —пьяница!» Потом взяла бубен и начала камлать вокруг огня на улице. Прибежала в юрту и говорит женщине алтайке - «Чалу-тут», т. е. держи бубен. И из отверстия юрты в бубен упала плеть. Камка подала ее женщине и говорит, посмотри твоя ли эта плеть? Женщина пожала плечами и говорит,— «да, эта плеть моя».
Это мы с Барандаком видели, ремешок у плети был съеден мышами.
После этого мы уехали домой.
Приехали в Улалу искали покражу.
Первую ночь не нашли. На другой день утром в подвале Вас. Карп. Параева, у реки Улалы, нашили следы, которые вышли на дорогу и исчезли. В подвале были спрятаны кожи, масло и товар, который воры успели ночью перепрятать в другое место. Только осколок от плахи, который мы привезли с собой, подошелся, как тут и был. Этот осколок потом лет 10 таскался у нас в дому.
Как узнала Камка, что у нас есть на заводе дома черная собака большая, злая?
Как прилетел клин от плахи из Улалы и упал в юрту, а потом, плеть татарки, я право дивлюсь!
Не верил, что дух является камам, а тут пришлось самому лично видеть.
Записано лично со слов Галкина.
В 1913 г. октября 23, Анос.
Источник
Газета «Алтай», 1913, 1-XII
Переведено в текстовой формат и отредактировано Е.Гавриловым, 7 марта 2015 г. Ссылка на сайт обязательна!