Каратаев Владимир Александрович
- Информация о материале
«Самое главное, чтобы повезло и рядом оказался друг. Настоящий. Который придёт на помощь несмотря ни на что. Думаю так: тренируйтесь, чтобы вы были готовы ко всему, чтобы о себе не думали, а думали о своём напарнике. И вот когда будет такое стремление напарников и они не будут друг другу про это говорить, но будут стремиться к этому – тогда такая мобильная связка непобедима, они выживут в любых условиях!»
Родился 21 августа 1954 г. в г. Староконстантинове Хмельницкой обл. УССР.
В Красноярском крае с 1957 г. — в Енисейске. С 1965 г. проживает в г. Дивногорске.
Занимался туризмом, горными лыжами, лыжной акробатикой, спелеологией, закончил школу водолазов ДОСААФ и участвовал в спелео-подводных экспедициях, совершил много длительных подводных заплывов, глубоководных погружений.
Занятия скалолазанием начинал в дивногорском клубе «Зантур». Альпинизмом начал заниматься с 1975 г. (альпинистский лагерь «Ала-Арча»). Начиная с 1982 г. уже ходит как вполне зрелый стеновик и высотник.
Окончил Дивногорский гидроэнергетический техникум (1977).
1982 г. — п. Свободной Кореи по центру С ст. 6 к/тр. Чемпионат СССР;
1983 г. — Мижирги по С. ст. 4-е место в ледовом классе;
1984 г. — п. Саук-Джайляу (Алайский хр.), главная вершина по С ст., 6 к/тр., пп, п. Свободной Кореи по С ст. 6 к/тр., 2-е место в чемпионате ВС ДСО «Локомотив».
1985 г. — п. Ленина через скалы Липкина: Холодная Стена (Язгулемский хр.) по центру. В ст. 6 к/тр., пп, 1-е место в высотно-техническом классе (рук. В. Балыбердин).
Чемпион СССР по альпинизму (1985).
1986 г. — п. Аксу (Туркестанский хр.) по центру С ст. 6 к/тр., пп, 3-е место в чемпионате РСФСР в высотном классе. Бронзовый призер чемпионата СССР. МС СССР (1986).
1987 г. – п. Е. Корженевской и п. Коммунизма.
1988 г. — траверс п. Важа Пшавелы — п. Победы — п. Военных Топографов 6Б к/тр. (рук. Е. Виноградский).
В 1989 г. в составе Второй гималайской экспедиции поднялся на три вершины массива Канченджанги: 11-го апреля на Южную (8491 м) в группе Е. Виноградского. 29-го апреля на Главную (8586 м) и Среднюю (8478 м) с перемычки между ними (в группе В. Пастуха). Награжден медалью «За трудовую доблесть», удостоен званий МСМК (1989), ЗМС (1989).
1990- Восхождение на Лхоцзе (8511 м). Цель экспедиции — подъем по южной стене — маршруту, который безуспешно пытались пройти альпинисты многих стран, которую великий итальянец Рейнхольд Месснер назвал «маршрутом ХХI века». Вечером 16-го октября на вершину поднялась двойка С. Бершов — В. Каратаев. Восхождение протекало в очень тяжелых метеорологических условиях. Пройти этот путь ни до, ни после русских пока не смог никто. Тот же Месснер, отправившийся в экспедицию на Лхоцзе с европейской сборной, дойти не смог. Знаменитый поляк Ежи Кукучка, второй после Месснера человек, покоривший все 14 восьмитысячников, здесь погиб - сорвался в пропасть с высоты в три километра.
Близ вершины обморозил руки и ноги, спасти его пальцы хирургам не удалось, их пришлось ампутировать — все 20, до последней фаланги, только так можно было сохранить жизнь альпинисту.
Перенес 10 операций. Несмотря на полученную инвалидность руководил альпинистскими сборами спасотрядов на Кавказе.
Указ о награждении орденом Ленина Владимира Каратаева, участника экспедиции в Гималаи подписан 21 декабря 1991 года, в последний день существования СССР.
Освоил полеты на парапланах. А 22 июня 1997 года он улетел на параплане со Второго столба. Ничего даже отдаленно похожего никто еще не делал на просторах бывшего СССР.
Ровно через 7 лет Владимир вернулся с красноярской командой в Гималаи и поднялся на вершину Ама-Даблам, 6856 метров. Южный маршрут Лхоцзе, его стена оттуда была видна во всей своей неприступной красе.
Медаль «За трудовую доблесть», Орден Ленина.
Лауреат всероссийского конкурса «Спортивная честь» (1991).
Тренер-преподаватель по горным лыжам в спортивной детско-юношеской школе в г. Дивногорске Красноярского края.
Специальное интервью для Алтайского края [30 декабря 2008 г.]
Евгений Гаврилов: – Владимир Александрович, вы недавно вернулись из Иркутска. Что там было за мероприятие?
Владимир Каратаев: – Юбилей, 45 лет Федерации иркутского альпинизма. Туда собрались все люди, которые были причастны к иркутянам. Из России приехали все, кто могли. Получилось очень хорошо. Воспоминания, история иркутского альпинизма – всё, с чего начиналось.
Был вечер с награждениями, со слайдами, фильмами. Показывали этапы становления: от азов до чемпионата СССР, сборной СССР.
Это было мероприятие, когда многие повстречались. Некоторые не виделись лет по 25. Вглядываешься: вроде глаза знакомые, но кто такой? Очень тёплая, дружеская встреча людей, которые были когда-то молодыми. Когда-то они, например, были девчонки, а теперь кое у кого и внуки есть. Добрые воспоминания.
– Несмотря ни на какие перипетии судьбы вы всегда в спорте. Чем вы сегодня занимаетесь?
– Пытаюсь на ногах стоять. Руковожу горно-лыжной школой в городе Дивногорске. Делаю всё для детей. Посвятил этому 13 лет. Надо было удержать её во времена развалов, всех дефолтов, когда школы закрывались, не было финансирования. Напрягся и, можно сказать, сохранил школу при крайспорткомитете.
Основная школа у нас в Красноярске – в Боровом логу, а в Дивногорске структурное её подразделение по горным лыжам и сноуборду. Есть результаты. У нас чемпион мира среди юниоров, чемпионы России по сноуборду, горнолыжники сейчас призовые места завоёвывают. Радуют ребятишки.
А я летаю на параплане. Что ещё?
– Для некоторых параплан – определённая нереальность. Для вас он уже много лет компонент жизни.
– Когда лежал в Склифосовского и умирал, когда была гангрена, ампутации и врачи боролись, чтобы хотя бы сохранить мою жизнь, я в бреду начал рассказывать, что буду летать на параплане. Потому что видел такое разрешение проблем: так как мне всё обрезали и тяжело будет вниз спускаться пешком, то проще на параплане. На гору взошёл, а оттуда с горы взял и полетел! Нет ничего проще.
Они вначале скептически смотрели на всю эту затею.
Получилось следующее. У меня было много разных операций за пять лет. В академии хирургии меня перекраивали всего. Первоначально очень долго лежал в Склифосовского. А потом ребята – Витя Пастух, царство ему небесное, погиб, и Серёжа Бершов, мой напарник по связке, забрали меня к себе в Харьков.
У них я жил так – полгода живу, потом полгода на реабилитации, потом опять у них. Мне там фаланги пальцев вытягивали, в Харькове. А друзья меня поддержали.
Серёжа Бершов, у которого летом были сборы на Кавказе, взял меня начспасом. Они ходили на горы, а я с аппаратом Елизарова, начспас такой, сидел и выпускал группы. Вообще анекдот. Отмороженный, в латексе весь. Участники вообще таращили глаза, когда приходили ко мне выпускаться.
И так получилось, что Саша Коваль, который давно летал на параплане, когда уезжал с Кавказа, взял и свой параплан мне подарил. Так у меня появился первый параплан.
Саша Коваль тоже очень много в жизни пережил – и смерти друзей и прочее. Он понял, как вообще мне в этой жизни выживать, когда в 36 лет на гребне волны, когда считался самым лучшим, сильным альпинистом в СССР, стал инвалидом первой группы. Как это пережить, эту депрессию.
А я же спортсмен, и мне обычно нужен был адреналин, а тут ампутированный весь и изрезанный. И вот для того, чтобы я всё-таки не свихнулся, подарил мне параплан. Чтобы хоть чем-то занялся, начал учиться.
Так всё и началось. Много лет учился, и вот теперь летаю.
Это не спортивный парапланеризм, когда молодёжь летает по маршрутам, там очень интересно. А мне чисто для себя, для души: подняться на гору, переночевать. Мне нравится делать это в одиночку. Ночь переночевал и на рассвете, когда стабильно, пролетел и получил удовольствие от полёта. Фотографировал рассветы, закаты.
Я получаю удовлетворение от того, что ещё что-то могу.
С Сашей мы потом изредка встречались, вместе летали. Вместе на Кавказе прыгали. Он жил в Донецке, Харькове, потом уехал вроде в Красную поляну, где сейчас собираются делать Олимпийские игры. Там на параплане пассажиров поднимал, занимался этим профессионально. Это уже по слухам.
Никто тогда не верил в мою затею, что полечу на параплане. Я – экстремал, если вы слышали.
Вы были у нас на Столбах? У нас есть Второй столб, скала в тайге. И вот из серии «не может быть» я прыгнул на параплане с этой скалы. Такого не бывает и такого нельзя делать. Это опасно. И второй раз я не прыгну.
Когда встал на полку, то понял всю опасность данной затеи. Но отступать было нельзя. Я дал слово, пообещал друзьям – вот и прыгнул. Сдержал слово. Мероприятие из серии невозможного. Впоследствии даже профессионалы-парашютисты мне пожали руку и сказали: «Такого не бывает. Но ты это сделал».
У меня была мечта взойти на Нанга Парбат, на восьмитысячник, и прыгнуть с вершины. Всё организовывалось, но в конечном итоге всё рухнуло. Но я очень долго и много к этому готовился. Через Енисей летал, летал несколько раз перед грозой. Ночью падал в Енисей, но ничего – выживал постоянно.
Над городом ночью летал. И в ночь перед Рождеством вылетал полностью по Гоголю. Именно в ночь под Рождество. Такие у меня были рискованные прыжки. Всё нормально было. Поэтому я смог.
Много можно рассказывать. Это из серии, когда ты изучаешь погоду, природу, потоки воздуха, турбулентность, соображаешь, как поступать, изучаешь аэродинамику. Откуда дует, какие могут быть завихрения. Как тебе поступать и как достичь понимания природы.
Как на Дне города в 2005 году, опять из серии «не может быть», когда меня потом очень сильно ругали. Что я в одиночку ушёл, без сопровождения, без лодки-страховки – ничего не было.
Был очень сильный боковой ветер, целый день. Дивногорск расположен на склоне горы, а напротив очень крутые склоны со скалами. И я оттуда прыгнул.
Я это придумал, и никто об этом не знал. Руководил мероприятием директор по культуре в администрации Дивногорска. Я ему сказал: давайте, вы никому не объявляйте, что это есть в программе Дня города.
А был юбилей КрасноярскГЭСстроя, юбилей города, круглая дата. Я предложил в честь этих событий, гидростроителей прыгнуть с государственным флагом длиной в 16 метров и полтора шириной. Змей такой.
Они уже не надеялись на подобное. Потому что понимали: ветер, а на крутом склоне мне надо было всё это разложить, чтобы не запуталось. Очень сложно всё.
И потом на горизонте произошло, как в Гималаях. Всё-таки гималайский опыт и выживание в экстремальных условиях, я очень много выживал, это изучение природы, бесценный опыт.
Когда на горизонте появляется вертикальная белоснежная пучёвка, высокая-высокая. А снизу чернота такая. Подходит, подходит, подходит. А перед грозой обычно наступает затишье. Это затишье бывает иногда минута, иногда пять минут, в зависимости как подходит фронт.
Я просчитал и понял, что если сейчас не прыгну, то потом подойдёт шторм, гроза. Что я здесь останусь со всем своим снаряжением.
Успел в это затишье разложить купол, пристегнуться и прыгнуть. И над всем городом, который мне кричал и приветствовал, пролетел. Быстро-быстро. Мне потом, естественно, дети затоптали весь параплан, но все были в полном восторге!
Сел на набережную с флагом. Быстренько всё это смотал и убежал домой. Прибежал домой, а там друзья. И не успел дома даже раздеться, как налетел шквал, всё почернело и начался такой шторм!
Вот такой прыжок. Тоже рискованный. Если бы немножко попозже, если бы влетел в шторм, вихрь, закрутило бы и, может быть, утонул.
Вот такие приколы у меня бывают. Я очень много и долго их просчитываю, до мелочей и могу многое что сделать. Будучи инвалидом первой группы, с отрезанными пальцами.
У этого начальника было предынфарктное состояние, когда он увидел, что я лечу. Когда все с балкона смотрели, что подходит шторм, и увидели, что я начинаю раскладывать купол, все были на пределе, думали, что же я делаю? Все держались на грани.
Очень сильно меня ругали! Что такой безрассудный.
А всё равно им было приятно! Такое мероприятие бывает один раз, и никто не повторит, никто не думал, что на юбилей можно такое сделать.
Такое нельзя повторять. Каратаев может. Но лучше, чтобы никто не повторял.
– Что двигает вами? Какое свойство характера?
– Наверное, сентиментальность. И доброта. Я всегда себя готовил приходить на помощь своему напарнику. Во всех видах спорта. Я подводник, 15 лет подводного плавания, очень много занимался, и в сифоны ходил в паре.
Всегда думал, что со мной ничего не случится. Потому что всё умею. И всё время следил, чтобы у напарника всегда была поддержка. Это всё из подводников. И из Гималаев.
Так получилось. Был миг принятия решения. Может быть, как в Гималаях. К чему всегда готовился, то я и сделал. За это, наверное, меня помнят и уважают.
Я всё привык делать молча. Оно получается как-то естественно. Отошёл и смотрю на себя со стороны. Не выпячиваюсь. Не любитель этого. Наоборот. Просто молча делаю. Меня осенило, всё просчитал.
Тренерам рассказывал, что можно достичь такого уровня сознания, типа медитации. Я входил в такое состояние. Чувствовал порывы ветра, когда летал ночью и просчитывал миг принятия решения, что вот сейчас порыв проходит, я прыгаю, всё делаю.
Я тогда падал, время у меня растягивалось, и я это ощущал. Если со стороны смотреть, то всё это происходило стремительно. Доли секунды, я проваливался. А у меня, и я это видел, всё происходило медленно, я успевал среагировать. Наплывает на меня дерево, я – раз! – и от него ухожу.
Мог вводить себя в такой уровень сознания для того, чтобы совершать какие-то очень рискованные поступки.
Некоторые думают, что это бесшабашность, безмозглость. Перекрестился, зажмурил глаза – и будь что будет!
Нет. У меня всё просчитано. Я вхожу в особое состояние. Когда очень рискованно, у меня, наоборот, наступает какое-то спокойствие, и начинаю чувствовать, что вокруг происходит, ощущать спинным мозгом. И не делать ошибок, делать всё вовремя. На подсознательном уровне. Если ты начнёшь думать, то ты ничего не успеешь. Это всё происходит на шестом чувстве.
Наверное, опыт с детства. Я занимался тогда всем подряд. И акробатикой на лыжах. Может, один из первых в СССР начал сальто крутить. Занимался горными лыжами, подводным плаванием. Скалолазанием, альпинизмом – да чем только не занимался! Параплан…
Это «опыт, сын ошибок трудных». Поэтому повторять меня лучше не стоит. Даже если хочет это сделать спортсмен. Если нет такого состояния сознания.
Каждый должен найти свой путь и выжить.
Особенно мне было тяжело осознать своё место в жизни. Все говорят: «Инвалид? Да какой ты инвалид! По тебе не скажешь!» Но в социуме у нас есть определённые жёсткие правила. Отношение к инвалидам, особенно первой группы. Это «люди, нуждающиеся в уходе». Поэтому они никому не нужны.
Мне надо было к этому приспособиться в жизни. Благодаря бывшему руководителю и бывшему директору школы Черных Владимиру Михайловичу и другим друзьям, мне дали возможность работать, выдернули меня из того депрессивного состояния. Предоставили возможность найти специальность, чтобы можно было официально принять на работу, чтобы работал, вот это всё делал.
Они это придумали. Благодаря им я работаю.
А так – бесполезно. Кому я нужен! Инвалид первой группы. Какой руководитель? Я-то понимаю это. У нас КЗОТ, который никто не отменял. Какой инспектор кадров позволит принять на работу инвалида первой группы? Какой руководитель возьмёт на себя эту ответственность? Я нуждаюсь в уходе, а меня принимают на работу! Это очень серьёзно и очень сложно.
Мне дали возможность быть в работе, чтобы на обочине где-то не загнулся. Как часто и бывает. Люди выброшены из жизни. Поэтому всё было для того, чтобы подтвердить, и в первую очередь для себя, что ещё стою на ногах.
Это из серии «не может быть». Люди смотрят: «Ни фига себе, что вытворяет!» – и не трогают меня.
Попробуй повтори! Вы это сможете?
Это стимул для ребятишек, которые у меня в школе занимаются. Вот видите, директор что может! А мы что? Спрашиваю: «А когда вы, ребята, медали будете привозить? Первые места».
Всё-таки это действует на подсознание, что директор такими делами занимается.
У нас же опасный вид спорта. Горные лыжи и сноуборд считаются из ряда рискованных видов спорта. Здесь ответственность большая, подход к тренировкам и отношение очень серьёзное.
– Вы для детей – пример человека, не спасовавшего в самой безнадёжной ситуации.
– Дети философии не понимают. Может, родители осознают. Дети просто видят факт, который существует, есть. Может, потом, когда вырастут, осознают это. А сейчас просто так.
– Как вам удалось победить безнадёжность?
– Если бы остался на обочине один, то всё-таки бы не выжил. В трудную минуту меня поддержали друзья. Через семь лет после того, как отморозился, я попал на Лхоцзе.
Пять лет операций. А потом надо было как-то выживать дальше. Коля Захаров, красноярцы и не только они организовали экспедицию в Гималаи, я попросился, и они меня с собой взяли.
Так получилось, наверное, случайно, но в этом есть какая-то закономерность, для того чтобы понять, что я действительно вернулся в психологическом и физическом плане обратно, мне нужно было не доказывать всем, что я здоровый. Философствовать можно бесконечно, просто нужно было опять же молча сделать какое-то дело.
И опять у меня были какие-то философские идеи, возвышенные, ради чего я это делаю.
Мне нужно было отдать дань, долг, своё отношение, свою любовь и преклонение перед профессионализмом тех врачей и профессоров, которые взяли умирающую тушку и поставили её на ноги. Сколько они пережили! Сколько они на себя брали риска и сколько времени они всё это делали!
Они в меня душу вложили. Не за деньги, не за славу. Они просто решили: возможно ли умирающего человека с газовой гангреной на ногах и сухой гангреной на руках, пневмонией, полным истощением, заражением крови, когда я уже задыхался, когда на часы шло время моего пребывания на земле, поднять к жизни? И они меня вытащили!
Как? Можно звонить и благодарить, а можно что-то сделать. Для того чтобы это сделать, и Коля Захаров меня в этом поддержал, нашёл мне денег, занял, мы поехали в Гималаи, прошли по той тропе, какой идут на Лхозце, через монастырь и взошли на Ама-Даблам. Есть там такая вершина.
Они мне не помогали. Всё делал самостоятельно. На уровне всех. Надо «кошки» в мороз одевать – иди, одевай «кошки». Надо это делать – иди, делай! По перилам – значит, по перилам! Естественно, первым лезть не мог. А всю остальную работу делал наравне со всеми.
И вот когда взошёл на вершину и Киа Тартладзе поднял грузинское вино, и они выпили по глоточку, я понял – всё-таки вернулся!
Когда мы спустились, получилось, что это произошло через 7 лет после того памятного восхождения века. Ама-Даблам напротив стены Лхоцзе, и мы посмотрели на ту страшную стену, которую прошли семь лет назад.
Вот такое я сделал благодаря своим друзьям!
И потом в рамках чемпионата России мы с моими друзьями получили серебряные медали чемпионата России в высотном классе. Вот тебе и инвалид! Тем профессорам: профессору Владимиру Леоновичу Леменёву и Миланову и моему лечащему врачу Курбатовой, мне кажется, это было очень приятно.
Наверное, лучше не сделаешь для подтверждения профессионализма этих врачей!
А потом у меня так получилось, что я выпал из обоймы. С 2000 года резко занялся школой, и мне некогда было общаться с другими, как бы отошёл в сторону. Было тяжело.
А тут летом меня пригласили Коля Захаров, позвонил Саша Яковенко. На Кавказе проводился международный фестиваль. Меня пригласили судьёй.
Оказывается, про меня все помнят! Ей-богу, как три мушкетёра двадцать лет спустя, по Дюма. Помнят меня, любят, интересуются. Про меня написали. Как раз в Иркутск Саша Яковенко привёз очень много журналов, где про меня была хорошая статья. Его всем раздарили.
Что же касается Владимира Леоновича, то мы не встречались с ним, но я звонил ему. То на Новый год позвонишь и поздравишь. А потом получалось, что даже в Москву перестал ездить, безвылазно нахожусь в Дивногорске. И вот сейчас пытался позвонить, передал весточку через общих друзей.
– Что вы почувствовали, когда вновь через семь лет увидели стену Лхоцзе?
– Каждому человеку судьба, видимо, даёт случай себя выразить. Очень редко. Мне посчастливилось, что вот эта стена выглядела как завершение того, к чему, может быть, всю жизнь готовился.
Мне судьба дала возможность показать себя, сделать это. Насколько я был силён? Как был воспитан?
К чему внутренне был готов, то и получил. Я это сделал!
Судя по подготовке, у нас на тот момент была самая сильная сборная в мире. Первые три советские экспедиции возвращались все живые. Это тоже достижение! После Эвереста – все живые, после Канченджанги – все живые. После Лхоцзе мы же вернулись все живые. Ну, поморозился я. Но мы же вернулись живые.
Это был уровень нашей подготовки. Не чисто технической. Мы по духу были схоженные, отдельная сборная, настоящая, в самом высоком смысле этого слова. Такого сейчас уже нет. И никогда не будет.
Это надо знать, как нас готовили, как с нами работали научные группы, у нас работали психологи. Связки подбирались по психологической совместимости. Саша Погорелов – мой напарник по связке в сборной России. Я говорил и до сих пор считаю, что мы до того были слаженные, что нам и говорить ничего не нужно было. Мы понимали друг друга с полуслова.
Мы были все ровные и могли взойти хоть куда, в любую погоду, сделать хоть что. И с нами ничего бы не сделалось никогда. Мы могли пройти любые нависания, карнизы, лёд, непогоду. Были многофункциональные, могли работать на стенах свыше 8000 метров без кислорода. Это, считаю, высокий уровень.
И, конечно, мне нужно поблагодарить мамочку, которая мне дала такое здоровье, моих родителей. От которых у меня, наверное, был природный корень. Мама до сих пор, слава Богу, жива, в Дивногорске. Она у меня преподаватель, музыкальный педагог, фортепиано. Интеллигентная.
А я, как все пацаны, был сорванец, «испорченный ребёнок», как тогда говорили. Лазил, где попало. Сейчас смотрю и убеждаюсь, что все пацаны одинаковые. И у меня в школе. Такие же все классные! Оторви и выброси.
А папа у меня был военным лётчиком, но они разошлись с мамой, когда я был ещё маленьким.
– Самый трудный участок на том «маршруте века»?
– Они все были сложными. Каждый по-своему трудный.
Низ был опасный потому, что там лавинные конуса, лавинные желоба и сверху летело. Надо было проскальзывать. Это самый низ, подход под стену.
Потом был средний снежный пояс, километры высоты – я уже не помню. Там была доска. Хорошо, что мы по ней прошли и она не сошла. Хотя вся гудела.
Затем скалы, залепленные снегом. А потом вертикальные скалы, выше 7500, нужно было лезть.
А дальше, наверху, снежные грибы на контрфорсе, которые никак не обойдёшь. Откуда знаменитый Ежи Кукучка и улетел.
Каждый участок сложный. Надо было перестраиваться, надо было владеть ситуацией и опытом прохождения вот таких опасностей на каждом участке. Каждый участок был опасный и трудный. А в комплексе неприступный маршрут.
Поэтому буржуи никак и не могли его пройти. Они думали, что низ проскочишь, а там легче будет. А там до самой вершины не одно, так второе, третье.
У нас очень большая была выносливость, очень сильная подготовка. И работая на высоте выше 8000 метров, мы очень долго могли находиться без кислорода. Это всё наша тренированность. И технически мы были готовы, и слаженность была.
Поэтому в комплексе все как бы отдали свои силы, умение, вся сборная, для того чтобы восхождение было успешным. Вот у нас так и получилось, что мы взошли на вершину Лхоцзе.
Риск всегда должен быть оправдан, спешки здесь не надо. Мы были очень сильными, здоровыми, готовыми в тот момент. Поэтому всё получилось. Настоящая команда, про которую в песнях поётся. Команда лидеров. Руководители собрали со всего СССР лидеров. Перетасовали, подчинили лидеров общей цели.
У Месснера так не получилось. Он сборную Европы собрал, лидеров. Они, как в басне Крылова, не смогли пройти эту стену.
Мудрость наших руководителей в том, что они общей целью заразили лидеров. Каждый из нас был лидером. Объединить и ради одной цели работать в одну сторону, в одном направлении. Психологи с нами поработали!
Откровенно говоря, наша подготовка началась с 1986 года. Сборная начала формироваться на Канченджангу. Три года нас отбирали. И кто на Канченджангу сходил, костяк – Михаил Туркевич и Серёжа Бершов – предложили мне поучаствовать на Лхоцзе. Основной костяк был с Канченджанги. И сделали отбор молодых.
У нас получилось четыре года подготовки, совместных восхождений – вот тебе и сборная! Куда ещё сильнее? Где отбирать? Она уже отобранная была.
А они по Альпам ходят поодиночке. Где буржуи по три года бегают на семитысячники? Они дураки, что ли? Да ещё на время. Они думали, что шапками закидают, что они самые сильные. А оказалось, что стена Лхоцзе всё на свои места и поставила. Когда Месснер сунулся туда, понял, что там очень серьёзно. Там и поубивать может. Летело сверху всё, да и лавины.
А у нас работали научные группы, которые делали газоанализ, кардиограммы, искали белок в моче, всё подряд. Мы всё рассчитали, и все живые спустились вниз.
Это и есть достижение советского альпинизма. Потом, когда начались коммерческие экспедиции, когда начали платить и скоропостижно ехать, то и начали скоропостижно где-то оставаться. Началась другая эра...
– Ваши пожелания всем любителям активного отдыха и спорта?
– Воли и терпения. Любви к ближнему своему. Самое главное, чтобы повезло и рядом оказался друг. Настоящий. Который придёт на помощь несмотря ни на что. Целеустремлённости и желания жить и делать что-то интересное.
Когда что-то делаю, то подсознательно себя к этому готовлю. Думаю так: тренируйтесь, чтобы вы были готовы ко всему, чтобы о себе не думали, а думали о своём напарнике. Только он про это, естественно, не должен знать. А ваш напарник точно так же должен подсознательно готовить себя для помощи вам. И вы тоже про это не должны знать. И вот когда будет такое стремление напарников и они не будут друг другу про это говорить, но будут стремиться к этому – тогда такая мобильная связка непобедима, они выживут в любых условиях!
