Попович Вадим Витальевич
- Информация о материале
"В каждом человеке в той или иной мере должна быть заложена возможность самореализации. Это своего рода амбиции в интерпретированном состоянии. Пожелаю легких рюкзаков.
Должно быть чуточку везения. Каждый везет себя сам и поэтому без какого–то стремления к чему–то, без трудозатрат, без самого труда – ничего невозможно сделать".
Родился 6 сентября 1961 г. в Нижнем Тагиле. До армии занимался плаваньем, борьбой, самбо. В самбо пришел в 13 лет. Занимался 4 года. Служил в армии. В 1988 году начал заниматься альпинизмом. В сентябре по профсоюзной путёвке первый раз приехал в горы АУСБ «Айлома». Первое восхождение: вершина Нинашвили. Первый тренер - Виктор Марбах. В дальнейшем с1998 года Александр Михайлов.
1988 г – значок «Альпинист СССР». В 1991 году прошёл курс обучения «Спасательный отряд».
Работал в альплагерях в качестве портера, гида, спасателя отработал восемь сезонов в Международном Альпинистском лагере «Хан-Тенгри». Мастер спорта.
2000 г. – 3 место, высотно-технический класс на чемпионате России; 2001 г. – 2 место, технический класс на чемпионате России; 2003 г. – 3 место, высотно-технический класс на чемпионате России; 2004 г. – 2 место, технический класс на чемпионате СНГ; 2006 г. – 1 место, ледово-снежный класс на чемпионате России; Восхождения: 1990 г. – Калькуш, ЮВ стена 5А.
Восхождения:
1990 г. – Калькуш, ЮВ стена 5А;
1991 г. – Дружба, Северный бастион Западного гребня 5А; Искандер (М) кант Юго-восточной стены 5А; Искандер с Севера по Юго-Западному гребню 5А; П.4600 Северная стена 5Б;
1992 г. – Узбекистан Северная стена 5Б; Шаит Северо-Северо-Восточная стена 6А; Саук-Джайляу(ЮВ) Западная стена 6А;
1993 г. – Калькуш Юго-Восточная стена 5А; в.4810 центр Восточной стены 6Б; в.4490 (Птица) центральный контрфорс Северной стены 6А;
1995 г. – Фороский Кант 5Б; Блок А. Юго-Западный гребень 5Б; Адмиралтеец «столб» 6А;
1996 г. – Блок А. Северо-Западный контрфорс и Северо-Западная стена 5Б; Домашняя по «косой щели» З ст. 5А;
1997 г. – Фороский кант 5Б;
1998 г. – Победа(З) с перевала Дикий 5Б;
1999 г. – Хан-Тенгри Северо-Восточному ребру п.Чапаева 5Б; Корона 5-я Юго-Западная стена 6А; Корона 5-я Юго-Западная стена 5Б;
2000 г. – Мраморная Стена пр.З кф СЗ гр 5А; Хан-Тенгри по ц С ст 6Б;
2001 г. – Хан-Тенгри СВ ребру п.Чапаева 5А; Горького(СВ) ц СЗ 6Б;
2002 г. – Мраморная Стена пр.З кф СЗ гр 5А; Корона 5-я Юго-Западная стена 5Б;
2003 г. – Победа (Западная) Северное ребро с п.Дикий 5А; Хан-Тенгри СВ ребру п.Чапаева 5А; Хан-Тенгри В кф С ст 6А;
2004 г. – Ерыдаг левая часть Северо-Западной стены 6А;
2006 г. – Уллу-Ауз Северная стена 5А; Мижирги (В) центр Северо-Западной стены 5Б; Шота Руставели 5Б;
2007 г. – Восхождение в составе команды России на вершину К2, Западная стена. В двойке с Андреем Мариевым первым взошёл на вершину.
Специальное интервью для сайта
Евгений Гаврилов: – Вадим Витальевич, чем был для вас интересен 2009 год? Ваши планы на будущий 2010 год?
Вадим Попович: – Моё последнее восхождение было на Аксу, Памир–Алай, примерно 5000 м. Сходили на этот чемпионат в составе сборной Свердловской области. Это достаточно известная в наших кругах вершина. Для альпинистов не важны абсолютные отметки по высоте. Маршрут был достаточно нахоженный. До этого у нас были две попытки подняться. Но они не получились. В этот раз удалось.
Учился в школе инструкторов. Было чисто методическое восхождение по двойке. Есть региональные планы в горной области. Но это, в основном, связано с выступлением на чемпионатах страны.
Весной был в Непале. Там есть так называемые достаточно простые трекинговые вершины. Это можно сказать модный альпинизм. Больше интересен как путешествие, в коммерческом плане.
В спортивном плане 2009 год не представлял интереса. Намечалось зимнее восхождение на К2. Но эту экспедицию отложили еще на год в связи с тем, что не набрали достаточно средств.
Идея родилась сразу после восхождения К2 по Западной стене. Нами было предложено зимнее восхождение.
В альпинизме всегда ценится что–то новое. А на восьмитысячники в Каракоруме не было зимних восхождений. Это связано с тем, что, например, горы Непала находятся в более благоприятных климатических условиях, а Каракорум – более жесткий континентальный климат, холод, жесткие погодные условия. И пока подобное никому не удавалось.
Было несколько вариантов. Сначала предполагали пойти со стороны Китая с северной стороны. Там больше моментов с прохождением нового маршрута. Но все уперлось в организационные моменты со стороны Китая.
Там живут киргизы, скотоводы. Летом альпинисты доезжают туда на машинах, а потом нанимают караван верблюдов, который довозит их до ледника. Но по льду верблюды не идут, и вручную переносится оборудование до базового лагеря.
Даже летом это очень трудоемкая проблематичная часть подхода к самой горе. А зимой верблюды вообще не идут, так как достаточно много снега. Возникает вопрос: как сделать заброску к самой горе?
У китайцев государственная авиация, и в плане вертолетов они не предоставляют услуги.
Чисто организационно уперлись вот в такой тупик. Пришли к выводу, что более реальный путь – через Пакистан. Но чтобы вызвать какой–то резонанс, в плане альпинизма, нужен не какой–то классический маршрут по гребню Амбрутского, а какие–то исключительные варианты.
Вот мы и остановились на маршруте Чейсона, менее хоженом, и более интересном. Если мы берем отличия Амбрутского и Западной стена – это небо и земля, или стена. Это маршрут, по которому можно просто идти. Только отдельные участки вызывают сложности.
– Вадим Витальевич, у Вас уже были зимние восхождения?
– Да, в 2004 году был на Ерыдаге, это скальный район на границе Азербайджана и Дагестана. Это столовая гора. Сам район отличен от остального Кавказа. Если мы возьмем центральный и западный Кавказ. Маршрут чисто скальный. Там один массив.
– Чем она вам была интересна работа в качестве гида на Хан-Тенгри?
– Мы выезжали на Хан-Тенгри в составе сборной области. Тренер договаривался с целью удешевления мероприятия чемпионата с руководством Хан-Тенгри в той части, что мы первоначально работали у них по оборудованию маршрута, разбивали базовые лагеря, работали с клиентурой.
А руководство предоставляло нам время для участия в чемпионате России в конце сезона. Я отработал на центральном Тянь–Шане восемь сезонов. Это были восхождения на Мраморную стену, Хан-Тенгри, Победу. Правда, на главной Победе ни разу не был. Не получалось...
– Зимний маршрут на К2 выбирался с учетом избегания открытых мест?
– Естественно, с гребня надо уйти, прикрыться. Но основная идея – восхождение не должно быть тривиальным. А подготовкой к нему занимается каждый сам. Если это высота, то тренировка выносливости. Если связано с техническими сложностями, нужно совершенствовать скалолазные навыки, работу с веревкой. Это взаимно противоположные вещи.
Для примера можно взять бег – стометровку и марафон. Невозможно быть чемпионом там и там. Потому что в одном случае требуется быстрота, в другом – выносливость. Так и в альпинизме: есть технические восхождения, а есть – высотные.
– К2 был ваш первый восьмитысячник?
– Это был мой первый восьмитысячник. До этого я не был ни в Гималаях, ни в Каракоруме. Как туда попал? Меня пригласил Павел Шабалин. Это был 2005 год, я работал в турфирме на Хан-Тенгри. Осуществлял коммерческие восхождения на Хан-Тенгри, Победу на Центральном Тянь–Шане.
Шабалин сказал, что есть такой проект и если есть желание поучаствовать, я должен оставить свои данные. Я их оставил, и он мне перезвонил.
Хотя, не совсем понимаю его мотивации. Когда тебя приглашают в экспедицию, то в той или иной мере надо знать человека. Я не имею в виду протекцию. Это, кстати, меня удивило, так как раньше мы с ним близко не сталкивались.
Там была командная работа, где невозможно предугадать: кто будет первый, кто второй. Никто не может на 100% дать гарантии, кто поднимется, кто – нет. Кто–то, например, Валера Шамало или Виталий Коробков сделали больше, чем, допустим, я. Но расклад лег так, что в какой–то момент мы с Андреем Мариевым оказались на пике штурма на вершину и использовали свой шанс.
– Ваши впечатления об этой высочайшей вершине мира.
– Первое впечатление – стена не очень сильно впечатлила, так как был виден рельеф, «изъяны», по которым можно было подниматься. Кто–то сказал, что мы до августа «отстреляемся». Но когда началась работа, пошли нависания, достаточно большой карниз, который требовал трудоемкой работы для прохождения, впечатления сменились.
Когда в июле вышли на выполажанивание, вмешались погодные условия, и мы не могли продвинуться выше 7800 м из–за ветров, снегопадов. Фактически на горе работала одна команда. Мы, не договариваясь, пришли к выводу, что на маршруте одна группа постоянно должна продвигаться вверх.
Когда взошли на вершину, был последний, шестой выход. На седьмой у нас не было сил. Акклиматизация была в полной мере, но силы иссякли – мышцы опали, все потеряли вес по 10 кг. Виноградский – 14 кг. Начиналось истощение.
На следующий выход не хватило бы сил, да и по времени уже не успевали. Это связано с разрешениями в погранзону и т.д.
Гора держала до последнего момента. Всё было в какой–то неизвестности. Тройка Болотов–Тотмянин–Кириевский предприняла попытку подняться, но им пришлось отступить непосредственно из–под вершины.
Мы тоже поставили лагерь на 8600 м. Утром мгла, непонятно куда идти и какой успех у нашего мероприятия. Конечно, понимали, что, в конце концов, кто–то поднимется. Но психологическая напряженность сохранялась до конца экспедиции.
Если брать аналогичные экспедиции в Тянь–Шане, то их свободно выдерживаешь, психологически не напрягаясь. Здесь же, например, 6 июня мы поставили базовый лагерь, уже заканчивался август, а мы не могли подняться на вершину. Чувствовалось, что тяжело.
– Чем заполнились последние метры вершины К2?
– В тот момент, когда мы поднялись, была ограничена видимость и вершина была непримечательная. Летела снежная крошка, пелена. Но рельефа не было видно. Не было глубины кадра, перспективы.
Больше всего повезло Глебу Соколову, когда он поднялся на второй день – погодные условия были лучше. Он сфотографировал ледник Балторо, был открыт Броуд–пик – восьмитысячник рядом с К2.
Утром встали. Видимости нет. Непонятно: подняться, не подняться. Шабалин решил: наша двойка пытается найти нитку на вершину. Если не удастся, спускается вниз. Потому что вторую ночевку на этой высоте нам уже не удалось бы выдержать. Палатка была маленькая и не вмещала четырех человек. Ильяс Тахматулин спал в спальнике на улице.
Нам повезло. Здесь все равно есть какая–то доля везения. В какой–то момент развиднелось, и мы под собой увидели кулуар. И мы поняли, что вершина где–то рядом. Бросили мешки, которые тащили с собой, крюки, веревки, так как было непонятно – какой рельеф впереди. Предыдущей группе как раз и не хватило снаряжения, чтобы достичь вершины.
С ледорубами с Андреем мы дошли до снежного Калата – это обыкновенный снежный надув, а кругом снег. Обычно скальная вершина – туры стоят, есть к чему привязаться, какой–то рельеф. А здесь не очень впечатлительная обстановка на вершине. Торчит какой–то снежный крюк, якорь с цветной лямочкой.
Мы сделали снимки друг друга и начали спуск. Сбросили веревку 80 метров, спустились с кулуара и добрались до ребят.
– Восхождение проходило без кислорода. Как вы себя чувствовали?
– Сомнения были – поднимусь, не поднимусь. Но Шабалин развеял мои сомнения и сказал: «Если что – работы на всех хватит. Не сможешь на восьми, будешь таскать мешки на семи. Не сможешь на семи, будешь работать на шести».
Мы достаточной долго там находились и в последний выход уже не обращали внимание на акклиматизацию. Все равно головные боли и все основные симптомы «горняшки» ощущаются.
Лагерь находился на достаточно большой высоте, пять тысяч метров. Обычно на большой высоте плохая усвояемость пищи, сон не достаточно ровный. Засыпаешь легко, но просыпаешься в три–четыре часа и не можешь больше уснуть. Это связано с работой головного мозга.
Когда спускались с Андреем Мариевым, было ощущение, что меня кто–то зовет: «Вадик, Вадик!» Потом у Месснера прочитал, что подобные симптомы связаны с недостатком кислорода и работой сосудов головного мозга.
– Как вы пришли в альпинизм?
– Это была случайно. Я бегал по стадиону, ко мне подошел паренек и пригласил меня в только что открывшуюся секцию альпинизма–скалолазания. В секции должен был состояться выезд на местные скалы. Вначале мне не понравилось. Но задело то, что подростки, дети лезли лучше меня. И я остался.
Это был 1988 год. Была система профлагерей и давали профсоюзные путевки, которые стояли 130 рублей. Я съездил в «Айлому» в Грузию.
А потом начался процесс, связанный с кооперацией. У нас в Нижнем Тагиле было создано сначала любительское объединение альпинистов–скалолазов, типа хозрасчетного клуба (это было везде), где зарабатывал деньги на высотных работах. Там была возможность зарабатывать деньги и отчислять часть на спорт. Процесс закрутился, завертелся.
– Сначала было скалолазание или альпинизм?
– Альпинизм. Я был уже достаточно взрослым, после армии. А скалолазанием занимаются в детском возрасте. И в этом, конечно, у меня есть пробелы, связанные со скальной подготовкой. Пробелы, конечно, можно уменьшить. Но мне просто не хватает времени.
Кто из скалолазания приходит в альпинизм – им проще, так как заложена очень большая база, связанная со скальной техникой.
– Какие виды спорта для вас послужили базой?
– До армии занимался плаваньем, борьбой, самбо. Но особых успехов не было. Многие приходят из других видов спорта. Вот Анатолий Ерунов из Екатеринбурга тоже занимался самбо, кмс. У нас в Нижнем Тагиле Сергей Грачев – мастер спорта по самбо, кмс по дзюдо.
– Ваши первые шаги в спортзале?
– В борьбу пришел в 13 лет, но ярких воспоминаний не сохранилось. Занимался 4 года.
В альпинизме, как и в любом другом виде спорта, существует своя специализация, развитие определенных навыков. Это командный вид спорта. Но все равно внутренне существует стремление к лидерству. Один несет на себе административные функции, другому нравиться быть первым на скале. Это невозможно отнять. Без этого процесс стал бы скучным.
– Это соревнование самим с собой?
– Я сам с собой не соревнуюсь. Чем привлекателен альпинизм – когда выполняешь какую–то задачу, цель достигнута, ставишь перед собой новую цель и работаешь на её достижение. Это достаточно привлекательное начало. Сама система построена так, что можешь совершенствоваться, развиваться.
– А риск?
– Были, конечно, напряженные ситуации. Это, скорее всего, психологическое напряжение. Для меня это связано не с возможностью поскользнуться на льду, упасть на каком–то рельефе, на скалах.
Когда работаешь первым, условия схода лавин и камнепадов не зависят от тебя. Это невозможно до конца предугадать. После того, как попал в лавину, у меня было психологическое напряжение, страх от хлопка. Когда идешь по склону и происходит хлопок. Нужно ждать схода лавины и было ощущение, что страх проникает в каждую клеточку. Страх остается в той или иной мере.
– Как вы попали в лавину?
– Сыграла доля случая. Когда мы работали на классическом маршруте на Чапаеве, был большой снегопад. Работали двумя группами. Одна группа осталась рыть пещеру, а со второй мы начали провешивать веревки. Было видно, что опасно. Но всегда присутствует какой–то азарт: ну, давайте еще 50 метров!.. Ну, давайте еще 50 метров!
На скалах было видно, куда можно бросить веревку. Бросили веревку и оказались в верхнем конусе лавины. Я шел вторым. Впереди меня шел Алексей Распопов из Алма–Аты. Вижу, что он вместе со склоном съезжает... Втыкаю ледоруб, хотел тормозить. Ледоруб звякнул об скалу, слишком короткий слой льда был, сползает. Стягивает и меня. Ниже нас еще были люди, все связаны одной веревкой и вместе с ними все летим.
В тот раз повезло: нас выбросило на снежную подушку, и остались живыми. Метров триста прошли с этой лавиной…
– Азарт заставил переступить грань техники безопасности?
– Да. Тот же Павел Шабалин сказал такую фразу: «Чем в лучшей спортивной форме ты находишься, тем ближе к грани». Ты всегда подходишь к этой грани. Но главное – ее не перешагнуть.
Был определенный заступ. Мы и сами понимали, что надо вернуться. Всё связано с азартом или неумением человека предвидеть ситуацию.
– Что для Вас идти первым?
– Когда группа поднимается по какому–то маршруту, взять тот же Аксу, то каждый день мы меняли лидера. Это связано не с усталостью первого, а чтобы человек почувствовал себя в роли лидера, свой реальный вклад в работу по прохождению маршрута.
– Вы работали гидом много лет…
– Да, восемь сезонов на Тянь–Шане.
– Самая главная задача руководителя группы?
– Если говорить о спортивном восхождении, то, прежде всего, надо создать рабочую обстановку, цель для группы. А кто, на каких ролях будет – задача второстепенная. Нужна цель, идея.
Что касается работы гида – там несколько иная задача. В большинстве своем клиенты не представляют сложности маршрута и все опасности, которые их ожидают, не обладают техническими навыками. В данном случае, должно быть тоталитарное руководство в группе.
Цель гида – безопасность клиентов, обеспечить её. А в спортивном восхождении, когда выезжают группы, у руководителя цель – чтобы в процессе обучения все находились в равных демократических позициях.
– Амбиции – это хорошо или плохо?
– Все зависит от ситуации в горах. Но без амбиций невозможно сделать какое–то восхождение. Как вообще в спорте без эгоизма невозможно. Если мы рассматриваем спортивную составляющую мероприятия.
– А когда много амбициозных людей? И все – лидеры.
– Если взять К2, то не думаю, что у всех были амбициозные планы. Безусловно, всем хотелось подняться на вершину. Но все группы были достаточно долго в горах и понимали, что нужен командный стиль, нужно между собой договариваться. Во главу угла как раз ставилась командная работа. Все на профессиональном уровне понимали это.
– Ваши новогодние пожелания всем, кто любит горы?
– В каждом человеке в той или иной мере должна быть заложена возможность самореализации. Это своего рода амбиции в интерпретированном состоянии. Пожелаю легких рюкзаков.
Должно быть чуточку везения. Каждый везет себя сам и поэтому без какого–то стремления к чему–то, без трудозатрат, без самого труда – ничего невозможно сделать. В любом случае это окупается, просто этого надо дождаться. С Новым годом!
