Тимофеев Сергей Владимирович

Тимофеев Сергей Владимирович

«Любите горы. Чтобы полюбить их – надо съездить в горы. А если полюбишь, надо продолжать их любить. Если ты не любишь горы, ничего хорошего из поездок не выйдет. Любить можно по-разному. Можно просто выезжать кататься на горных лыжах, можно ходить в горные походы, а можно ходить на горы. Горы – красивейшее создание природы, одна из стихий. Без них нельзя.»

Родился 18 июня 1957 года.

1974 – Впервые пришёл в секцию альпинизма. Тренер Владимир Поволоцкий.

1976-1978– Служба в рядах Советской Армии.

1975 год, а/л «Ала-Арча», первая вершина Адигине, 1б, август.

Чемпион Свердловской области по скалолазанию.

1991 – удостоен звания «Снежный барс».

В 1985 году получил диплом УПИ (на механико-машиностроительном факультете).

В 1986-1995 годах работал тренером по альпинизму в городском клубе альпинизма и скалолазания.

1988 г.- Асан (4230 м), по центру СЗ стены, первопрохождение. 1 место на чемпионате СССР; - п. 26 Бакинских комиссаров (6834 м) по Южной стене. 2 место в чемпионате России.

1989 г. – Золото на чемпионате России в зимнем классе без восхождения только за школу из-за погодных условий.

1989 г. Лето Чемпионат СССР 1 место за серию восхождений на Кавказе за двадцать дней максимум.

1990 г.Чемпионат СССР в двойках с А.Лимаренко-4 место

1990 г. – п.Ленина, п. Корженвской из лагеря в лагерь без ночёвки, п. Корженевской, п. Коммунизма.

1991 г. – п. Хан-тенгри, п. Победы.

1991 г. – Участвовал в составе экспедиции на Чо-Ойю (8201 м), но на вершину не взошел из-за травмы.

1993 г. – п. Хан- Тенгри.2 место Россия.

1994 г. - Пти-Дрю (3733 м), 6А, «американская диретиссима», 2 место, Россия.

1995 г. - директор учебно-производственного центра РСП «Уралхимзащита».

1995 г. – 5 я башня Короны, 2 место, Россия.

1997 г. - Лхоцзе Главная (8511 м).

1998 г.- Эверест (8848 м), Лхоцзе Шар (8386 м).

2001 г. – Был тренером и капитаном команды на последний восьмитысячник планеты (Лхоцзе Средняя). 1 место, Россия.

2002 г. – В плане подготовки экспедиции на северную стену Эвереста, в мае 2002 года принимал участие в разведке маршрута.

2004 г. – 20 января - зимнее восхождение на Ама-Даблам (Непал, 6856м)

2007 г. – п. Блока, первопрохождение, 2 место, Россия.

2008 г. п. 4810 6б 3место Россия.

Мастер спорта по альпинизму обладатель двух золотых и серебряной медали чемпионатов СССР, трех золотых, двух серебряных и трех бронзовых медалей чемпионатов России, участник шести гималайских экспедиций.

Женат. Двое дочерей, есть внук и две внучки.


Специальное интервью для Алтайского края [8 апреля 2008 г.]

Евгений Гаврилов: – Сергей Владимирович, расскажите о Каравшине (Киргизия), с которого вы только что вернулись.

Сергей Тимофеев: – Там был как бы заочный зимний чемпионат России. Мы прошли очень серьёзный маршрут с Крицука на 4810, или, как его ещё называют, пик Одессы, рядом с Асаном. Наверху у нас немного поменялась комбинация, немного изменили маршрут. Провели 16 дней в платформе на стене.

Восхождение относится к техническому классу. В связи с ограничениями по высотам для того, чтобы быть минимум в призёрах на чемпионате России, нужно идти или первопроход, 6б, либо какую-либо известную 6б.

Мы долго думали, выбирали маршрут. Были два варианта: или Аксу, или 4810. В районе Аксу мы были в прошлом году, поэтому решили остановиться на Киргизии. Кроме того, на Аксу уже делали зимние восхождения. На 4810 зимой ещё никто не восходил. Это и повлияло на выработку нашего окончательного решения.

Если говорить о других командах, которые работали рядом с нами, то красноярцы хотели в этом году идти на Хана, но так как им не хватило высоты, они переориентировались на 4810. Питерцы, видимо, также осмотрели заявки и решили поехать тоже в этот район, где раньше зимних не совершалось восхождений.

Получилось, что выехало три команды. Раньше нас приехали красноярцы, потом мы, а позже – питерцы.

 

– Совсем скоро вы уходите на трекинг в Гималаи. Что это за маршрут?

– Это туристический маршрут, и альпинистского интереса не представляет. Я поеду в Непал уже в 18 раз. Очень люблю эту страну. Друзья пригласили составить компанию, и я согласился. Непал – красивые горы, природа, древняя история, доброжелательный народ. Всё это, взятое вместе, меня и привлекает.

Одно из интереснейших событий Непала, когда весной, осенью такого нет, в горах начинают цвести рододендроновые леса. Исключительно красивое зрелище! У нас на Кавказе встречается только кустарник рододендрона, а там – здоровые деревья, в совершенно роскошных цветах. Причем, от практически белого до тёмно-красного, разных оттенков. Очень красиво!

В горах встречаются козлы, орлы, саблезубый заяц, которого очень трудно увидеть. Несколько раз повезло его видеть, пробегавшего мимо. К сожалению, ни разу не успевал сфотографировать.

А на юге Непала, если ехать в Читван, попадаешь в национальный парк: носороги, гималайские медведи, павлины, слоны. Там на юге уже тропики.

 

– Самая ваша памятная экспедиция в Гималаи?

– Это эпопея с последним восьмитысячником, Лхоцзе Средней. Я участвовал в трёх попытках восхождения на эту гору. В конечном итоге мы на неё взошли. 18 лет в Книге рекордов Гиннесса она числилась как последний непокорённый восьмитысячник. В 2002 году мы поставили точку в истории освоения восьмитысячников. Больше восьмитысячников, на которые не ступала бы нога человека, на Земле нет. Я был на всех трёх Лхоцзе. Нас таких пока трое в мире: Соколов, Виноградский и я.

Восхождений на восьмитысячники лёгких не бывает. Восхождение на любой восьмитысячник– тяжелое мероприятие. А здесь ещё была и неизвестность. На Лхоцзе Среднюю никто никогда не ходил. Кроме того, добавилось отсутствие погоды. Тоже неизвестность: будет погода или не сможем взойти.

Больше всего поразило в той экспедиции, о чём мы и не думали – когда подошли к вершине, на последних метрах оказалось больше 30 метров отвесной стены. На высотах такие технически сложные участки очень редко встречаются. Эта предвершинная башня к тому же удивительно красивая. Но технически очень сложная.

 

– Вы употребили слово непокорённый восьмитысячник. Горы нельзя покорить, говорят.

– Да, я и сам не люблю этот термин. Гора может пустить или не пустить. Мы – мелкие букашки на этой Земле.

 

– На Лхоцзе Среднюю шли с кислородом?

– Да, мы шли с кислородом. Но было его очень ограниченное количество. Это мы на Лхоцзе Главную ходили без кислорода. Мы ставили расход на самый минимальный. Спускались уже без кислорода, потому что, когда вышли на вершину, он закончился.

 

– Вы были капитаном и тренером этого восхождения? Что значит быть капитаном в подобных экспедициях?

– Вообще сложность работы руководителем группы сильно зависит от квалификации всего коллектива. Если в команде все высокие профессионалы, то требуется только стратегическое руководство. В мелочах, ты сказал: это ты делаешь сегодня, а это ты делаешь завтра. Голова особо не болит и не надо контролировать: когда выходить, вернуться, где поставить лагерь? Профессионалами руководить проще.

Конечно, определенной харизматичностью нужно обладать. Если твой авторитет достаточно высок, то это сильно облегчает руководство. Если авторитет не слишком высокий, начинаются всевозможные проблемы с людьми. Они начинают считать, что больше и лучше знают руководителя. Если достаточно высокий авторитет, тебе доверяют, считают, что ты – профессионал, проблем мало.

 

– Насколько нужен капитан и тренер для профессионалов высокого класса?

– Руководство как распределяется? Вертикаль власти. Даже когда двойка идёт, то кто-то всё равно принимает решения. На уровне группы также решения кто-то принимает. И на уровне экспедиции опять же кто-то должен принимать решения. Ты должен какой-то группе приказать спускаться, когда они, положим, надеются взойти на вершину.

Тренер принимает стратегические решения, в отличие от капитана. Тренер не должен заниматься раскладками продуктов или подбором снаряжения, а у капитана об этом голова болит. Чтобы не получилось так: не взошли потому, что какой-то железяки не хватило или верёвки.

Тренер решает организационные вопросы. Тем более, когда на маршруте работает несколько групп, обеспечивает взаимодействие между группами. Тренер, как правило, не ходит на восхождения. Участие на восхождении – исключение из правил. Обычно он сидит внизу и координирует действия всех групп.

 

– И тем не менее, на Лхоцзе Среднюю вы пошли?

– Да. Я был как бы играющий тренер. Я пошёл на это, потому что был в достаточно хорошей спортивной форме и не уступал по подготовке членам команды. Другой вопрос, что я планировал быть капитаном, собрался идти, а тренером – нет. Но посчитали, что я могу квалифицированно решать все вопросы в качестве тренера.

У нас в экспедиции было два тренера: Коля Чёрный и я. Но на нём были в основном вопросы взаимодействия с носильщиками и прочими людьми. А у меня – непосредственно с командой, занимался только этим.

 

– Расскажите о вашем первом восьмитысячнике.

– Первый раз я выехал в Гималаи в 1991 году на Чо-Ойю. Мы с товарищем обработали ключевой участок, технически самый сложный перед вершиной. Но по возращении мне по голове треснул камень. И тренер с врачом приняли решение, что я должен спускаться. Спорить с врачом – занятие бесполезное, хотя я был полон сил и не считал, что травма помешает совершить восхождение. Но пришлось подчиниться… Тогда на вершину не сходил.

А первым моим восьмитысячником стала Лхоцзе Главная, 1997 год. Ощущения остались тяжёлые, потому что практически у меня на руках умер наш руководитель, Володя Башкиров. Мы с Валерой Бабановым и Сергеем Богомоловым работали сутки на восьми тысячах. Сходили на вершину, а потом нам с Бабановым пришлось выходить обратно наверх на 8200 и транспортировать Володю, пока он был ещё жив. Мы вышли на восхождение условно в 6 утра, и в 6 утра мы возвратились на 7900. В промежутке часа два мы провели на 7900, спустившись с вершины, и вышли наверх заниматься спасработами.

 

– По прошествии многих лет как видится вам анатомия трагедии?

– У меня сразу было своё мнение. Не все с ним согласны, но я его не изменил. Ситуация была такая, что перед этим восхождением, в этот же сезон, Володя сходил с индонезийцами на Эверест. После этого спустился в Катманду. Там встречи, банкеты, фуршеты… Приезжал даже министр обороны Индонезии.

С точки зрения физиологии, существует несколько степеней акклиматизации. Есть акклиматизация, которая держится несколько лет, а есть оперативная, всего на 10-15 дней.

Володя в районе 20 дней был внизу, а когда поднялся наверх, акклиматизация его уже закончилась. Если бы он сходил на 7300 и вернулся в базовый лагерь, а потом пошёл на восхождение – ничего бы этого не произошло. А так как времени оставалось крайне мало, Володя пошёл с нами сразу из базового лагеря на восхождение.

Я считаю, что промежуточная акклиматизация, краткосрочная, у него закончилась. И на этом фоне развилась сердечная недостаточность. А так как он исключительно волевой человек, исключительно сильный, и на фоне того, что он был руководителем экспедиции, ему надо было развернуться, не идти на восхождение. Но он не развернулся…

Существует такой порог, когда процессы становятся необратимыми, а мы совершали бескислородное восхождение. Когда мы притащили в 12 ночи ему баллон, маску, открыли кислород на максимум, это уже никоим образом не помогало. Процессы зашли слишком далеко…

 

– Этому не учат, или Башкиров знал, но не выполнил требуемые каноны?

– В литературе про краткосрочную акклиматизацию не описывается. Я, во всяком случае, не встречал. Просто в своё время у меня в сборной России в скальном классе был товарищ-спасатель с Приэльбрусья, который рассказал то, что они заметили по Эльбрусу. Если спасатель не ходил 10-15 дней наверх, а другой в это время был на вершине и участвовал на каких-то спасработах, то разница между ними становилась очевидной. Выходят вместе: первый идёт значительно тяжелее, хуже того, кто был на вершине в течение этих 10-15 дней.

В литературе это не отражено. Потому что в практике редко бывает, чтобы люди через 10-15 дней куда-то пошли. Вопрос ждёт исследования.

 

– На следующий год после трагедии у вас также были два восьмитысячника. Учитывали тяжёлый опыт прошлого?

– В тот год была весна – Эверест, а осень – Лхоцзе Шар. Мы проходили на каждом восхождении все ступени акклиматизации. Это было как бы новым восхождением.

 

– Демократии на восхождении быть не может?

– Абсолютно. Демократия такая: мы посоветовались – и я решил. Решение должен принимать один человек. Можно коллегиально обсуждать, выслушать все точки зрения, как это обычно и бывает, но решения должен принимать один человек.

Кстати, о капитанстве. Когда вопрос об этом заходит, всегда в первую очередь отвечаю так: в команде профессионалов главная задача капитана – в критической ситуации принять какое-то решение. Если не создаётся критическая ситуация, то управлять профессионалами особо и не надо. Договорились: кто и как работает – чисто диспетчерские функции.

А когда создаётся критическая ситуация, капитан должен принять единственное решение. Причём не обязательно оно должно быть абсолютно правильным. Оно должно быть единственным. Можно потом обсуждать: правильно поступил или неправильно. Главное – решение должно быть принято. Эта одна из важнейших функций капитана.

На той же Лхоцзе Средней со мной спорили, когда я говорил, что необходимо спуститься на отдых. Отдельные рьяные товарищи настаивали: нет, зачем, давай тут отсидимся. Предположим, во втором лагере, и потом пойдём наверх. Пришлось жёстко осаждать: «Нет, ребята. Необходимо спускаться. Всё!» В общем, решение было правильным.

А насчёт критических ситуаций: бывало, из под вершины возвращались. Ситуация такая: вот, чуть-чуть осталось. Но плохая погода, совсем плохо. «Давай, чуть-чуть пройдём вверх».–  «Нет! Надо возвращаться». Потом оказывалось, что, действительно, правильно. И такое было не раз.

Я очень много лет работал руководителем групп. Можно сказать, почти с начала своей альпинистской карьеры. Таких случаев было достаточно много.

 

– Когда вершина считается преодолённой?

– Мы поздравляем друг друга только тогда, когда находимся в базовом лагере или на зелёной травке.

 

– Чем вам был интересен в плане восхождения Эверест, самая высокая гора мира?

– Ситуация была такая, что тогда в группе я был самый сильный. И предполагалось, что пойду без кислорода. А все остальные пойдут с кислородом. В штурмовом лагере на 8200 я принял решение идти с кислородом. Кислород на больших высотах, с моей точки зрения, не все её разделяют, если ты достаточно подготовленный человек, не то чтобы помогает, а тебе легче идти. Вкладываешь ты что с кислородом, что без него – одинаково. Просто в единицу времени ты проходишь больше, у тебя повышается работоспособность.

Прикинул: предположим, начну отставать от группы. Какое я имею право, при каких-то суперамбициях, чтобы люди меня ждали? Они, естественно, меня не бросят, будут дожидаться. Если идти без кислорода, так надо всем идти. Кто как идёт, так и идёт. А понты гнуть – не годится. С собой взял один баллон, поставил на минимум, на 2 л в мин., и пошёл. На вершине, естественно, он у меня закончился, как я и рассчитывал.

Руководителем тогда был Валера Першин. Он предложил мне на спуске идти замыкающим. Начали движение вниз. Иду, пыхчу, как слон. А там есть места, где можно присесть. Можно найти камушек и достаточно комфортно отдохнуть. Пару раз посидел, 2-3 раза, и понял, почему там много так умирают. Состояние не апатичное, но можешь даже не заметить, как умрёшь.

Для меня это ощущение было весьма интересным. Много слышал случаев, как люди садились и больше не вставали. Случаев достаточно много. Все примерно происходило именно так. Понял тогда, что это – реальность, вполне осязаемая мной действительность.

У меня, естественно, здоровья было много, с запасом, но ощутил, что и в моём случае это возможно. Будешь послабже, сядешь – и всё.

 

– На Лхоцзе Средней вы выступали ещё в роли оператора?

– Фотографией я занимаюсь очень мало, хотя у меня есть фотоаппарат. Но я не фотохудожник. Технические фотографии могу делать, а чтобы художественное фото – нет. Например, был у нас в экспедиции Глеб Соколов, для которого сейчас это профессия.

Снимать видео – мне нравится. Опыт первой видеосъёмки получил в своё время перед Эверестом. Тогда все камеры были в большом дефиците, дорогие. Мы брали камеру на телеканале, и я три недели ходил на курсы по видеосъёмке. Меня обучили азам киноискусства. Как «держать» кадр, какой «хвост» оставлять. После этого снимал только в горах, потому что своей камеры не было. Приобрёл её только этой осенью.

А на Лхоцзе мне доверили трёхматричную камеру потому, что видели мои предыдущие съёмки.

Что касается верхних съёмок. У нас в каждой группе была камера, но в фильм вошло больше моих кадров.

Кроме всего прочего, видеосъёмка в горах – весьма большая дополнительная физическая нагрузка. Предположим, надо снять проходящих альпинистов. Ты должен рвануть вверх, сесть, отснять их проходящих, а потом ещё их догнать. Это достаточно серьёзные физические нагрузки.

 

– Сергей Владимирович, а как вы попали в альпинизм?

– Совершенно случайно. У меня брат, который старше меня на 18 лет, занимался водным туризмом. Он был достаточно сильным водником, выступал в известной команде. Сразу после школы я устроился на работу. На этом предприятии были разные секции. Стал интересоваться: есть ли секция водного туризма. Мне сказали, что нет. Нет, так нет. Наплевать.

Оказывается, там была секция альпинизма и скалолазания. О том, что я интересовался, сказали тренеру. Мол, какой-то кадр спрашивал про водный туризм. Он меня нашёл и предложил пойти к ним в секцию. Я сказал, что не знаю, чем они занимаются, но попробую. Начал ездить на скалы, потом поехал в горы.

Знаний особых не было, зиму на скалах провёл. Когда меня спросили: «Даём путёвку. Поедешь в горы?» – ответил: «Какие горы? Мы же ездим на скалы». Мне казалось, что езда на скалы – это и есть занятия в горах.

Поехал, всё понравилось.

Ушёл в армию. После армии вернулся обратно в секцию и продолжил занятия альпинизмом.

Достаточно активно занимался и скалолазанием, тогда была ещё возможность совмещать. Сейчас это трудносовместимые вещи. Меня даже в сборную по скалолазанию не брали потому, что продолжал ездить в горы. Я был абсолютным чемпионом Свердловской области, чемпионом города по скалолазанию и всё.

А когда попал в сборную России по альпинизму, перестал активно заниматься скалолазанием. Пришло время, когда совмещать занятия альпинизмом и скалолазанием на высоком уровне стало невозможным.

Например, элементарная вещь, когда съездишь в горы. Набрать хорошую форму для скалолазания удавалось только к Новому году. В горах привыкаешь есть раз в сутки. А осенью начинаешь как раз в сутки в горах, три раза питаться в городе. Совмещать было тяжело. Лазить на скалах продолжал, но выступать перестал.

 

– Какими видами спорта вы занимались до альпинизма?

– Особо какими-то видами спорта не занимался. Немного в самбо ходил, немного – в стрельбу, месяц или два даже ходил на штангу. До альпинизма и скалолазания серьезных занятий в спорте не было.

Я был хулиганом, а потом гонял хулиганов в оперотряде. Не сильно большая разница, где драться: не тебя, так ты посадишь кого-то. А эффект – тот же самый. Был активным мальчиком.

Мои родители не имели никакого отношения к спорту. Отец был учёным-теплотехником, металлургом, мама, когда я родился, не работала. Отец настоял, чтобы она занималась воспитанием сына. Я был поздним ребёнком, и он трепетно к этому относился.

Умер отец очень рано, мне было 13 лет. Перед этим достаточно долго болел, поэтому я и превратился в хулигана. Был без надзора. Отец болеет, мать в больницу ездит к нему. А я предоставлен самому себе...

 

– Тем не менее, вам удалось закончить политехнический институт.

– Это после армии учился на вечернем отделении. Мать, когда отец умер, конечно, пошла снова работать. Но у неё не было профессии, высшего образования. Зарабатывала мало. Я не мог себе позволить дневную форму обучения. Кушать на что-то надо было.

 

– Пришлось научиться самоорганизовываться, чтобы везде успевать?

– Этому, может, всё способствовало. Но характер, как мне кажется, всё равно сформировался раньше.

 

– Когда вы стали работать тренером?

– Чисто тренером по альпинизму и по скалолазанию на зарплате проработал мало. Работал в объединённом ДФСО профсоюзов, ДСО «Труд». Достаточно большой промежуток времени работал в разных фирмах преподавателем и тренером промышленного альпинизма. Учил людей с нуля, с улицы. У меня есть даже своя авторская программа.

 

– Ваша первая вершина?

– 1975 год, а/л «Ала-Арча», первая вершина Адигине, 1б. Самая простая, поехал тогда новичком.

Раньше была достаточно жёсткая система спортивного роста. Да и сейчас разрядные требования никто не отменял. Чтобы получить значок «Альпинист России», раньше надо было пройти два перевала и одну вершину 1б категории.

 

– Как вы относитесь к горному туризму?

– Резко отрицательно, лично я. У меня с рождения проблемы со спиной. И сутулость, и сколиоз. Больше всего в жизни ненавижу таскание рюкзака. Всегда говорил, что если брошу занятия альпинизмом, то только по одной причине – чтобы не таскать рюкзак.

А горный туризм на 90% - перетаскивание груза на расстояние. Не люблю не горных туристов, а не люблю сам горный туризм. Для меня больше всего подходы к вершинам и нервируют. А в общем, горный туризм  – занятие интересное. В познавательном отношении. Можно увидеть то, что мы не увидим. Может быть, какие-то прекрасные уголки природы.

 

– Что бы вы сказали о ваших командах в альпинизме?

– Команда играет решающую роль. У меня было много команд. В своё время был капитаном сборной России в скальном классе.

Тогда была если не маразматическая, то нелепая ситуация. Со многих сторон выглядела как дурацкая. Многое из того, что было в разных республиках, в России не могло быть. Долгое время, до 80-х годов, не существовало Федерации альпинизма России. Федерации Таджикистана, Прибалтики и прочих – были, а в России – не было. Не было сборной России! Регионам отдавались места на чемпионатах СССР. Например, под флагом сборной России выступала сборная Свердловской области или Красноярского края, Ленинграда.

Во второй половине 80-х Анатолий Яковлевич Бычков выступил инициатором, и была создана Федерация альпинизма России. Собрали альпинистов с разных городов, отобрали и создали сборную России. Я был капитаном такой сборной в скальном классе.

Сохранялись ещё сборные по регионам, региональное представительство, но в двух классах были созданы правильные сборные. Я считаю, что тогда моя команда была сильнейшей.

 

– Ваши пожелания всем, кто ходит в горы?

– Любите горы. Чтобы полюбить их – надо съездить в горы. А если полюбишь, надо продолжать их любить. Если ты не любишь горы, ничего хорошего из поездок не выйдет. Любить можно по-разному. Можно просто выезжать кататься на горных лыжах, можно ходить в горные походы, а можно ходить на горы. Горы – красивейшее создание природы, одна из стихий. Без них нельзя.