«Полярный след». Этап третий
- Информация о материале
Начало
Алексей Котельников: «Об этом проекте я узнал от Александра Проваторова в 2017 году. Тогда у меня было выступление о моих путешествиях и Александр спросил: чем интересным занимаюсь в последнее время. Я ответил, что последние пять лет весною мы ездим на автомобилях на Север. Он сказал: «Надо же! Я тоже на Север езжу».
Слово за слово выяснилось, что я делаю на автомобилях примерно тоже самое, что они — на снегоходах. Проваторов сказал, что люди, которые делают такие вещи, им нужны и предложил поехать с ними. Он сказал, что для этого всё есть, даже снегоход. Просто у них кто-то из экспедиции в последний момент отказался и все подготовленное для него оставалось. Можно было мне просто взять и поехать.
Но было уже поздно — за три дня до начала второго этапа «Полярный след». К сожалению, вся весна у меня была распланирована по дням — были оплачены гостиница и маршрут. Если бы поехал с ними, были бы большие финансовые потери.
Соответственно, через некоторое время, после их путешествия, мы вновь встретились, поговорили и Проваторов заразил меня этой идеей. На мою голову… В тот момент я просто не знал, что это такое. Думал, обычное путешествие. А оказалось оно необычным и крайне тяжёлым…
Если тебе везёт – тогда всё нормально...
Третий этап начался 5 апреля 2018 года из посёлка Тикси, север Якутии, по берегу Северно-Ледовитого океана. Программа минимум была дойти до Чукотки и взять восточную точку России в районе Уэлена. В идеале мы должны были дойти до Анадыря. Получается, несколько в обратную сторону, берегом Ледовитого океана с возвращением к Берингову морю, вдоль Тихого океана, ближе к дому.
Среднюю программу мы выполнили. Прошли Якутию, около 1500 тысячи километров по Чукотке.
Нас было трое. Несколько человек изъявляло желание, но вовремя отказались, так как осознали – что это такое.
Дело в том, что места там не то, чтобы сложные, а сверхсложные. Если тебе везёт – тогда всё нормально. А если элементарное невезение, то неизвестно каким способом тебя будут оттуда вытаскивать.
В песне В.Высоцкого поётся «Назад 500, вперёд 500». Но это хотя бы по дорогам. А на севере их нет. На 500 километров вперёд и назад нет ни одного населённого пункта. Ничего, кроме льда и снега.
Даже наличие спутникового телефона мало вам поможет. Если небольшая авария или что-нибудь себе ломаешь, вызвать вертолёт для того, чтобы тебя доставить – дело немыслимое.
Ребята, которые были со мной, были крайне опытные и, наверное, по 30 лет на снегоходах ездят. Я же был из разряда начинающих. Для меня это была первая такая поездка.
Тренировка была в марте, в Мурманской области. Всего четыре дня, за которые меня просто умотали...
Это было не просто новое приключение, непонятное, а главное – чуждое. Техника – не моё. Природу люблю, а вот что-то починить из техники – не мой профиль. А если ещё на морозе под 30-40 градусов, голыми руками разобрать двигатель и что-то починить – из области фантастики.
Трудности были на каждом шагу. Первый день мы прошли 300 с лишним километров.
Если считать от Барнаула — это дальше Белокурихи на 100 километров. Представьте езду на мотоцикле по этой дороге. На мотоцикле 300 километров проехать по дороге — сложно. И как себя организм чувствует после этого? А теперь представьте себе: эти же 300 километров по полному бездорожью. Это настолько тяжело организму!
После 300 километров ты не просто сходишь со снегохода, а просто падаешь и тебе уже всё равно… И вот после такого «замечательного» пути в триста с лишним километров была ночёвка в палатке при минус 30 градусов на улице без печки. Обычная палаточка. В ней спишь, как будто сейчас лето.
Ни печки ни дров. Леса там нет и ощущение такое, что мы за этот месяц не видели ни одного дерева.
Когда на снегоходе лишний груз – не страшно, а вот когда его везёшь в самолёте – очень накладно.
У нас была полная автономка и основную массу составляло горючее: в каждом снегоходе порядка 300 литров, на 1000 километров без заправки. Расходует снегоход очень много!
Но ещё кто знает – за сколько ты пройдёшь это расстояние. Теоретически — за четыре дня. А практически это могло перерасти в неделю, а то и две (если снегоход сломается). Вообще непонятно: как и сколько ты будешь преодолевать этот участок.
Особенно тяжело было в Якутии. Во-первых, там были очень низкие температуры, несмотря на то, что это было начало апреля. Минут 30 — запросто. Особенно, по ночам.
Когда въехали в Чукотку – стало лучше. Температуры стали более высокими. Днём уже не так страшно — 10-20 градусов. А потом резко всё начало таять… В конце апреля. К майским праздникам.
Весна наступила, как всегда неожиданно, на две недели раньше срока. Можно было, конечно, двигаться дальше, но тогда бы мы просто уничтожили технику. Появились лужи, начали вскрываться реки. Можно было проехать, но лучше — прекратить маршрут.
26 апреля мы вышли к Берингову проливу — последний день пути. Тихий океан был незамёрзшим, вода была открытая, по берегу ехать было невозможно. Ежели Ледовитый океан в это время был замёрзшим, и только иногда были полыньи, то по Тихому плавали лишь редкие айсберги.
Хорошо было видно пограничный остров Ратманова и Аляска чуть-чуть просматривалась в дымке. До Аляски 83 километра, до Ратманова 36 километров.
Мы оставили снегоходы на хранение у китобоев на Чукотке, в посёлке Святого Лаврентия, недалеко от Уэлена, и решили через год к ним вернуться.
Команда
Поехал я лишь потому что не знал, на что подписываюсь. Когда у нас была тренировочная поездка по Мурманской области, там ребята были ребята попроще, помоложе.
Тяжело было с самого начала. И то, что в поездке я одиннадцать раз переворачивался, возможно, показатель моей неопытности.
В группе должны ходить люди, более-менее равные по силам. Или руководитель опытный, а все остальные — равные по силе. Иначе получается просто неравенство, которое ни к чему хорошему не ведёт. Когда все опытные, а ты один начинающий. Похоже, как в армии: ты приходишь молодой, неопытный солдат, а вокруг деды. Причём самое смешное — всё достаётся за дело.
Они без тебя проехать могут, а ты без них – нет. Ты для них всего лишь опора, а они для тебя – всё, без них просто быстро пропадёшь. Достаточно, чтобы у тебя у снегохода отвались какое-либо колёсико. В тех условиях ты его всё равно никак не починишь. Ребята, с которыми ты едешь, это могут. А могут и не починить... И тогда конец...
До этого путешествия всегда так получалось, что в любой группе я всегда оказывался если не самый опытный, то один из самых. Во всех отношениях. Для меня всегда легко было развести костёр, когда надо. Даже при дожде. Поставить палатку в сложных условиях, когда другие это сделать не могут.
Получается, я всю жизнь был начальником. Просто не выношу, когда на меня давят. Потому что, начиная с армии, был командиром. И позже всегда оказывался или начальником, или человек, который руководил, был настолько более опытным, что ему подчинялся спокойно.
Тут же себя почувствовал полным неумехой. Мои напарники делали лучше меня всё. Они лучше приготовят пищу, лучше починят снегоход, лучше проведут заправку на ветру, при пурге, лучше ориентируются… Это настоящие монстры, киборги, которым всё нипочём.
Руководитель экспедиции — Андрей Светашов (Санкт-Петербург).
Второй напарник – известный путешественник на снегоходах, катерах и гидроциклах Андрей Прудников (Сургут), которого товарищи прозвали «Адмиралом». Работает в компании Yamaha. Он, собственно, был в числе разработчиков, которые адаптировали этот снегоход для России. 20 лет он является его испытателем, ремонтником. По существу, директор филиала Yamaha в Тюменской области.
Обоим им за 50. По характеру оба — как настоящие боевые полковники, если не генералы. Беспрекословные командиры. Вообще не понимаю, как они ладили между собой. Оба абсолютно не терпят, когда кто-либо ими командует.
Этот дисбаланс между ними и мной не мог выровняться, так как для меня это был первый год.
В качестве примера. Они говорят мне, что скорость свыше 40 км/час не развивать, так как это — нарушение правил техники безопасности. Если перевернёшься, могут быть проблемы. С одной стороны, я не могу двигаться быстрее 40 км/час – они запрещают. Но с другой стороны, еду 50 км/час и не могу их догнать. Значит, они едут ещё быстрее? А потом меня отчитывают – почему отстаю? Но я ехал 50 и от них отставал!
Претензии ко мне будут всегда: если поеду медленнее – надо наказать, если быстро — тоже. В любом случае, ты будешь виноват. С таким не сталкивался с армии, где это нормально.
Здесь всё нацелено на достижение результата, любой ценой.
Проваторов в этом отношении, конечно, молодец. Он легко относится к такому давлению. На конфликты реагирует так – просто смеётся в лицо. Он — человек крайне экстремального склада. Ему просто всё реально по барабану. Мои напарники — точно такие же.
Но Проваторов не такой матёрый и даже ему было бы тяжело. А он всё-таки уникум. Если бы нас было четверо, если бы Саша был с нами, конечно, было бы лучше. Любая конфликтная ситуация слаживалась бы.
От Тикси до Лаврентия
За несколько дней до начала пути у меня вылезла пуповая грыжа. Потому что поднять 420 килограммов для обычного человека – ненормально. Я не отношу себя к суперменам. Такую тяжесть только в кино хорошо поднимают.
После того, как потаскал эти килограммы на тренировке, случилось то, что у меня никогда не было. Когда обратился к врачу, мне сказали, что немедленно необходимо на операцию. Я же вместо операции поехал на север…
Поехал с таким расчётом — до первого населённого пункта, 800 км. Думал, проедем за неделю и, если мне будет невмоготу, сойду с маршрута. Товарищей предупредил: «Во-первых, у меня пуповая грыжа. Во-вторых, сами знаете, что я неопытный. Думайте сами – нужен ли вам такой участник?»
Они сказали: «Ладно, поехали. Поможем мы тебе. Будем за тебя снегоход таскать, если перевернешься. Горючее поставим».
Баки с горючим по 50 литров. Когда нужно заправить снегоход, таскаешь на руках эту 50-литровую бочку. Получается, они сказали, что всё сделают. Реально – помогали. Но не всегда…
Ты перевернешься, а никого поблизости нет. И эти 420 кг пытаешься поставить на лыжи. Так что натаскался снегохода вволю.
А ещё в первый же день пути у меня на руках случилось типа обморожения, или ожога. Или это был отёк. А может, три в одном.
Причина – неопытность. Поехал на 30-градусном морозе в очень тонких перчатках. А руль у снегохода был с подогревом. И это казалось нормальным. Подогрев регулируется, но я этого не знал и сделал горячо. И совершенно напрасно, потому что с одной стороны рук было плюс 40, а с другой – минус 30. На ветру этот минус ещё увеличивается.
Получается, что внешняя сторона рук находится по ощущениям минус 40, а внутренняя — плюс 40. Из-за разности температур мгновенно образуется конденсат, руки потеют…
Короче, после первых 320 километров, что мы прошли в первый день, кисти уделаны и находились в ужасном состоянии. Андрей Светашов меня лечил, наверно, следующие две недели. Пластырь, бинты. Иначе можно было просто лишиться кистей.
Я бы так сказал, что не экстремальное путешествие, а вообще за пределами. Причём, по всем отношениям.
В отношении общения, в отношении с природой, погодой. До этого Африку весьма недолюбливал. Но через две недели нахождения во льдах, начал об Африке вспоминать с тоскою. Потому что там всего лишь проблемы в общении с местными жителями. Всего лишь!
Это так мало по сравнению с тем, что здесь зона смерти. Один шаг в сторону – всё, каюк! Похоже на концентрационный лагерь, где один шаг в сторону и тебя пристрелят за то, что ты прикоснулся колючей проволоке или кому-нибудь из охранников показалось, что ты собираешься бежать или просто так…
Где мы проходили — просто зона смерти. Там никто не живёт. На дистанции 1000 километров нет ни одного населённого пункта, ни одной дороги, нет ничего, что доказывало бы существование человечества. Полное безмолвие.
И понимаешь, почему здесь никто не живёт – невозможно. Летом пожирают комары, а половину зимы стоят 40-градусные морозы и полярная ночь.
Мы-то ехали хорошо, апрель месяц. Когда выезжали из Барнауле, росла травка. А когда вернулись, 1 мая, было почти лето… Там же 26 апреля, когда мы уехали, были 8-метровые сугробы. Сейчас едем на Камчатку, где сугробы ещё больше.
Путь пролегал лишь иногда по ровной местности. Всё время шли то по океану, то по прибрежной кромке, ледяному припаю, то по тундре. Где было легче.
Встречались росомахи, периодически нерпа, куропатки, попадались песцы. Но в целом живности мало. Можно проехать 200 километров за день и не увидеть вообще ничего. Серое небо, серый снег, ни одного следа, ничего вообще, в принципе.
Росомахи собираются стадами. Они очень сильные и много пакостят. Часть съедят, а всё перепортят. По характеру — хуже медведя. Хотя росомаха не такая большая. Увидев нас вдалеке, они нехотя уходили в сторону. Волки не попадались.
Ещё одна сложность – белые медведи. Их там реально много. А для них палатка – ничего. В любой момент он может придти и тебя съесть. Каждый раз, когда ложишься спать в палатке, не знаешь – доживёшь до утра или нет.
У нас был с собой карабин, но, честно говоря, он бы нам не помог. Это больше для успокоения души. Может помочь тогда, когда ночуешь в деревне и придут пьяные меньшинства и начнут качать права. Пьяный чукча или пьяный якут — разница не очень большая. И когда он тебе попадётся пьяный на дороге, естественно вооружённый, то всё может кончиться не очень хорошо. Потому что ему покажется что-то не так. В этом случае карабин поможет.
А когда зверь нападёт, карабин ты просто не успеешь достать. Он лежит в рюкзаке. Прежде, чем карабин будет приведён в боевое состояние: его вытащить, зарядить — пройдет минимум три минуты. Если медведь нападёт, за три минуты от тебя ничего живого не останется. Опять принцип – повезёт — не повезёт.
Тоже самое — езда на снегоходе. Каждое утро мы не знали – будем ли к вечеру живые. Когда ты переворачиваешься, на тебя может упасть снегоход – 420 килограммов и сани с заправкой, которые он тащит – 500 килограммов. Если ты падаешь в какую-то яму, на тебя вначале сверху падает снегоход, а потом сани. И тут важно успеть увернуться от удара. Не увернёшься — результат может быть самый плачевный.
Кроме того, бывают поломки, которые невозможно починить. Случилось нас раз поломка у Светошова, несмотря на то, что он самый опытный. В одно прекрасное мгновение его снегоход превратился в груду металла. Починить было невозможно и нам пришлось остаток пути, 500 километров, ехать вдвоём. Было очень неприятно. Потому что тому, кто сидит сзади, настолько больно ехать по кочках и торосам, что слёзы из глаз льются.
По-моему, лучше минус 40 при солнышке, чем сильная пурга при нуле градусов.
Когда при температуре около нуля началась метель – гибель всего живого. Описать невозможно. Сидишь на этом снегоходе, как космонавт. У тебя толстое-толстое снаряжение, каска, как скафандр, а вокруг всё беснуется. Ветер такой силы, что готов тебя просто унести, если ты оторвёшься от тяжёлого снегохода.
На севере есть понятие – белая мгла. У нас такого не бывает. Это там, где нет деревьев. Ничего, кроме снега и бело-серого неба. Когда солнце – оттенки есть, а когда нет – всё серое. И снег, и небо – бело-серые. Взгляд человека перестаёт ориентироваться в пространстве.
Например, совершенно непонятно: гора идёт вверх или вниз, или пространство ровное. Полное отсутствие каких-либо ориентиров.
Не знаю, с чем это сравнить. Такое никогда не видел. На снегоходе ты не видишь даже земли, хотя сидишь метр над землёю. Вижу точку – Светашов идёт впереди меня – 15 метров. Его вижу и больше ничего. Вижу – полез вверх. Значит, сейчас будет горка. Готовишься.
Или он резко нырнул вниз. Значит, сейчас будет яма. Но ты её вообще не видишь. Ты видишь перед собой колышащееся пятнышко, которое уходит то влево, то вправо, а следа от него вообще нет. Едешь, вроде как, по его следам. Если точно попадёшь в след, то будет всё нормально, он прошёл — и ты, значит, пройдёшь.
А может быть так, что он проехал нормально, а в 5 сантиметрах от него левее был ледяной торос. И ты на скорости в этот ледяной торос врубаешься. А может быть бетонный блок — допустим, остаток дома, или кол железный…
Вообще не видишь землю и не понимаешь, куда ты вообще едешь. Только тогда, когда снегоход резко начинает вставать на дыбы, ты понимаешь, что лезешь в очень крутую гору. Или резко начинает падать — например, в ямину. Так можно навернуться и там остаться. Ям хватает.
Очень много из того, что повезло – не повезло. Один раз двигался вроде как по лёгкому участку. Снег приятный, скорость приличная. Еду-еду. Вдруг, ни с того, ни с сего снегоход ныряет одной лыжиной под снег.
Не знаю, что там было. Может, одна лыжина провалилась под наст. Снегоход закрутило. Обидно. Ладно, если по неопытности своей переворачиваюсь, например, на льду. Потому что на гладком льду у снегохода проскальзывает гусеница и его, как мотоцикл, резко заваливает на бок. Это ты, хотя бы, понимаешь. Вовремя не удержал равновесие и просто чувствуешь свою вину.
На льду нельзя делать никаких резких движений. Повороты — медленно, плавно. Ни резко на газ, ни резко на тормоз. Иначе снегоход закрутит.
А здесь переворачиваешься тогда, когда просто едешь по лёгкому. Да ещё не первый, а по следам. Впереди — руководитель экспедиции. И вдруг снегоход закручивается. И тут понимаешь, настолько ты беспомощный.
Примерно так: ты просто идёшь по полю и на тебя с неба падает метеорит. Что ты можешь против этого противопоставить? Ничего. Так и здесь. Снегоход взял и просто нырнул под снег. Неожиданно. И ты кувыркаешься на скорости 40 с лишним километров в час. Хорошо, что там не было камней и это было только раз. Немотивированное падение за 3300 километров пути. Иначе, это плохо бы кончилось для рук и ног.
Кроме всего, я не могу ехать так же быстро, как мои напарники, потому, что они оба дальнозоркие, а у меня – близорукость. Очки, чтобы ты не делал, всегда запотевают. Не запотевают, когда безветренная погода и солнце. Тогда всё нормально.
Когда солнца нет, от твоего дыхания конденсат оседает на очках, они запотевают и ты всё время вертишь головой, чтобы найти какой-либо участок, который не замёрз. И ты не можешь держать скорость по бездорожью 40-50 км/час. И обязательно отстанешь.
Периодически очки снимал, когда запотевали до такой степени, что вообще ничего не видно. Без них хоть что-то различаешь. Но в семерках без очков очень ощутимо. Или особенно, когда белая мгла… В этом году попробую использовать линзы.
Это путешествие — точно не для всех. Обычным людям там вообще делать нечего. Есть отдельные места, которые можно посоветовать. Например, оказаться у китобоев. Куда с добром. Писал об этом. Но на меня обрушились гневные письма насчёт того, как могу прославлять китобоев. Якобы они губят животных и это надо запретить.
Но чукчи по-другому не могут. Их бесполезно заставлять есть огурчики, помидорчики. Это не их рацион. Они вот такие. Нельзя их осуждать за их образ жизни, что они не вегетарианцы. У них очень жёсткий мир и живут они как могут. Иначе их давно бы уже не было. Чукчи или северные якуты вымерли бы.
Иногда нам попадались старые кладбища. Похоже, с советских времён, когда там были посёлки. Потом всё разрушилось, было уничтожено. А кладбища стоят — покосившиеся кресты и звёзды.
Иногда встречались брошенные избушки. Чаще под снегом, потому что его в том районе выпадает очень много. Местные жители иногда в посёлках рассказывали, где можно было найти избушку, ставили нам координаты на GPS. Мы подъезжали и, в лучшем случае, видели торчащую из под снега трубу. И всё.
Чтобы докопаться до избы, а их они делают достаточно высокими и трубы тоже высокие — задача не из лёгких.
Вот мы заехали, например, на метеостанцию на границе Якутии и Чукотки в устье реки Колыма. Мы сидим внутри, глядим в окно и видим большой сугроб. Но когда я посмотрел фотографию метеостанции летом, просто был шокирован. Окна находятся на высоте порядка 5 метров над землёй!
Дом очень высокий, стоит на горке, а сугробы ещё выше. Снега получается около дома порядка 8-10 метров, 3 этажа. Вот такие сугробы! Не потому, что там снега много выпадает. Его наметает. Гонит ветер снег по тундре и когда находит какую-либо преграду, в данном случае домик, тут же наметает. Всё больше и больше – целые барханы.
Из положительного хочется отметить необыкновенно хороших людей. Там вообще нет отказов. Заезжаешь в любую деревню, и сразу же к тебе приходит глава администрации и задаёт вопрос: «Чем вам помочь? Что вы хотите от нас?» Они просто хорошие. Когда с ними общаешься, понимаешь, что люди другие. Не такие, как в городах. По-другому у них нельзя. Иначе они погибнут.
Каждые несколько дней мы ночевали у кого-то. И, наблюдая, какие они отзывчивые, понимаешь, что из-за таких людей ехать на север можно. Столько хороших людей за одну поездку вам вряд ли удастся увидеть не на Севере!
Очень хорошая природа. Чудесно забраться, например, на Чукотское море или море Лаптевых, восточно-Сибирское море. Редко кому это удаётся. Туда нет дорог.
Торосы, трещины, Ледовитый океан, росомахи, медведи… С одной стороны – опасно, а с другой – прекрасно.
Крайне интересно, когда в посёлке заходишь в магазин, и видишь объявление: «Начинается мезон миграции медведей. При прохождении медведей по селу, соблюдайте безопасность – прячьте собак и заходите домой!». Стрелять их запрещено – краснокнижные создания…
В дорогу!
10 марта 2019 года мы улетаем туда, где остались наши снегоходы. Что касается четвёртого этапа, то здесь та же команда. Скорее всего, нас будет трое.
Но ты уже знаешь этих людей, что тебя ждёт. Хорошо знаешь, как ночевать при минус 30 в палатке.
Выходим из зоны белых медведей. Но входим, правда, в зону бурых медведей, которые начнут просыпаться. И это тоже не подарок, поскольку они голодные, а вокруг только один снег…
Возможно, кто-то испытывает какое-то наслаждение от подобных путешествий. К сожалению, у меня такого ощущения нет. Для меня это просто адская работа, крайне тяжёлая, за гранью возможного. Но тем не менее, почему-то еду…»
© Интервью с А. Котельниковым Е. Гаврилова, 26 февраля 2019 года.
