Лебедев Е.В. Кураган (1980 г.)
- Информация о материале
Кураган – приток крупнейшей алтайской реки Катуни. Он берёт свое начало с ледников и снежников Катунского хребта и разрезав трёхтысячники глубоким ущельем, бежит на север от Белухи – центрального узла Алтайских гор.
« Там в вышине, из тысячи родившись,
Бежит поток, разрезав скалы пополам.
Отсюда старт, - и не к добру развеселившись,
Мы строим плот, а Вы завидуете нам…»
Вот так и случилось, когда впервые, группа молодых людей решила пройти в 1980 году неизвестную реку. В те времена никто и никогда ещё не сплавлялся по её глубоким ущельям. И только по рассказам горных туристов, побывавших в ущелье Курагана, эта река представлялась стремительным горным потоком с крутым падением русла.
70 е -80 е годы – это счастливое время первооткрывателей водного туризма. Чулышман, Башкаус, Аргут, Можойский каскад порогов на Чуе и много других Алтайских рек было пройдено впервые в эти годы. С годами стирается память, и кажется, что по Катуни люди плавали всегда. Но на самом деле, до сего дня свежи в памяти счастливейшие ощущения открытия новых маршрутов. И мне хорошо помнится, как взахлеб делились новостями в Барнаульском турклубе люди, прошедшие новую реку.
В эти годы на Алтае появились первые плоты на надувных гондолах, алтайскими водниками были изобретены первые катамараны – двойки. И чем дальше уходили водники, тем совершеннее становились их средства сплава и снаряжение. Тупоносые, мешкообразные, в брезентовой оболочке катамараны, на которых мы шли по Курагану, ещё не превратились в стройных обтекаемых из прочного капрона, до этого надо было дожить…
Утро 5 мая. Начало сплава по Курагану. Остроугольные склоны гор от самых берегов реки круто взлетают в высоту, оставляя узкую, похожую на ленту, полоску неба над головой. Примерно от середины склонов и до вершины гор, высота которых больше трех с половиной километров, лежит нетронутый снег. Если посмотреть по карте, то отсюда, где мы находимся, напрямую до Белухи всего 50 - 70 километров. Так хочется увидеть вершины Катунского хребта, но за склонами не видно самих вершин. На душе спокойно и торжественно. Команда деловито собирается к отплытию, мужики тщательно готовятся к старту. Накачивают катамараны, надевают гидрокостюмы, застегивают спасжилеты и гремят вёслами.
С голубой ленты неба, обрамлённой скалами, ослепительное солнце посылает нам тепло. Весна настойчиво вступала в горную страну. Одним словом - праздник. Мысль о том, что мы первые из людей сегодня поплывём по непройденному никем, неизведанному Курагану, волнует и приятная неизвестность выливается в лёгкое нетерпение...
…К вечеру первой каньон был пройден. От устья реки Осиновки до базового лагеря, у выхода из каньона, прошли быстро, энергично и без аварий. Удовлетворённые и уставшие долго сидели у костра и пили чай. Огромные звёзды пронзительно мерцали в узком небе. В горах они выглядят крупнее и ярче светят. К полночи по ущелью закрутил ветерок. Хлопает брезентовая створка у палатки, однообразно шумит река. Гул речных порогов отражается от отвесных скал и заполняет всё ущелье каким-то напряжённым ночным состоянием. Кажется, что горные духи ворочаются и шарятся в темноте по отвесам, гоняют обрывки дыма от догорающих головёшек костра. И от этого шум Курагана то затихает, то вдруг становится ярким и близким.
Второй день начинался как обычно. Утренняя свежесть подсказала, где быстрее взять дров и оживить костёр. По ущелью тянуло сыростью и чувствовалось какое-то новое движение, которого не было вчерашним утром. Вот и солнце, наконец, добралось до нашей небесной щелки и осветило проснувшийся лагерь. Высоко вверху, на уровне снегов заклубились облачка. Их становилось всё больше и больше. Казалось, что они опускаются вниз. В душе возникали неприятные подозрения: не исключалась вероятность, что эти облачка скоро закроют наше любимое майское солнце, не успевающее после ночи согреть холодную резину гидрокостюмов.
Так и случилось. Потянул резкий ветерок, из ближайшего облачка посыпались первые снежинки. Они упали на катамараны, на собранные рюкзаки и на наш вчерашний майский праздник . Ну что ж, временные неприятности с погодой бывают всегда. Вот налетит весенний ветер, угонит облака. И снова будет май. Налетел ветер, облака сомкнулись и превратились в тучи. Пропало солнце и начался настоящий зимний буран. Окрестные скалы вдруг почернели, и отодвинулись, стали чужими и неприветливыми. Снежные вихри закружились в сумасшедшей пляске, закрывая и без того узкую долину плотным мутно – серым пледом ненастья.
- «Уходить надо отсюда», - думали мужики, - « там за поворотом, подальше от Белухи, возможно, погода лучше. Караван из пяти катамаранов тронулся, как обычно, с разведкой и взаимостраховкой.
Кураган, подобно дикой лошади, подбрасывал в пенных ямах катамаран, плевался в лицо студёными брызгами и неожиданно, из серой гремящей пены, высовывал навстречу черные куски скал, норовя разбить вдребезги легкую нашу посудину. Новые повороты судьбы и ежеминутная борьба за жизнь с неожиданными порогами отвлекают от бурана, но не прекращающиеся снежинки больно секут лицо, и беспощадно выкалывают глаза. Снег быстро накапливается на скалах, и разведка очередных препятствий превращается в пытку с ходьбой и падениями, по скользким прибрежным валунам. Ледяная вода Курагана в очередном сливе смывает с рюкзаков снежный слой, и вместе с катамараном экипаж по шею проваливается в очередную пенную яму - «бочку».. К обеду пальцы рук перестали чувствовать холодную боль, они просто одеревенели и тупо вцепившись в весло, старались согреться энергичными гребками.
Буран беспощадно продолжался и от этого новые пороги уже не вызывали вчерашнего восторга, когда в валах и бочках кураганская вода, с температурой плюс четыре градуса, окатывала всё существо с головы до ног. Чувство глухого раздражения смешанное с ознобом подгоняло наш караван. И только неожиданные, обалденные в своей дикости, неописуемо - грандиозные пейзажи горного ущелья все-таки будоражили чувства. Кураган с рёвом проваливался в ущелье и зверел на глазах. Препятствия усложнялись и ни на секунду не давали расслабиться.
Холод неумолимо гнал вперед. Вчерашние добрые шершавые камни по берегам Курагана, вдруг превратились в скользких мерзавцев. Беготня по мокрому, заснеженному берегу, во время разведки следующих порогов реки, быстрое перепрыгивание по валунам, обернулось копилкой обидных падений и больных, до зубного скрежета, ощущений новых ушибов на коленях и локтях.
Всякому терпению приходит конец. Окончательно замёрзшие, в обледенелых спасжилетах, слегка побитые и потрёпанные в порогах мы выбрались на каменно-гравийную косу на очередном повороте злобного Курагана. Никто не хотел идти дальше. Неразбавленный медицинский спирт, по два глотка на нос, не вызывал отвращения и выпивался как тёпленькая водичка.
Буравель с Гусем двуручной пилой уже валили первую сухостойную ель. Как-то само собой задымилась береста в центре заснеженной галечной косы, а каждый сучёк, положенный быстрыми руками в огонь, увеличивал гарантию дальнейшей жизни. Вскоре на косе пылал огромный костёр, пяти метров в диаметре. И жаркое тепло огня наконец-то проникло сквозь гидрокостюм к хрустящим от холода коленям.
Все мужики стояли по периметру гигантского костра и медленно оттаивали. Огонь сделал своё быстрое дело. Вдруг заныли и потолстели пальцы на руках, с болью пришла чувствительность. А в голове вдруг возникла маленькая бессовестная мысль, - «А на хрена это надо?!». Но, глядя на не унывающих, хохмящих мужиков она испарилась, как вода из сохнущей брезентовой штормовки. И жизнь продолжалась. Через полчаса, с протаявшей от костра дресвы вёслами убрали всё до последнего уголька. На горячие камни навалили слой пихтового лапника, заботливо нарубленного с ближайших высоченных пихт, хозяйственным Буравлем, и поставили палатку для одиннадцати мужиков.
Можно было снимать гидрокостюм. С огромным наслаждением чувствуешь, как резиновая шкура сползает, со спрятанных под нею полувлажных шерстяных штанов и свитера. В нос ударил запах теплой псины, смешанный с разогретым резиновым запахом. Мышцы вдруг обрели свободу, но холодный ветер из нижнего ущелья подсказывал идею поскорее найти в рюкзаке что-нибудь свежее и теплое.
Обалдевшие от счастья мужики сварили суп с тушенкой и сидели у костра, пытаясь нагреть уставшие за день бока про запас.
Ночью ударил мороз, в котелке, у погасшего костра, в кость замерзла недоеденная похлебка. Шум Курагана уже не вызывал иллюзий. А горные духи всю ночь грозно гремевшие в ущелье, так и не могли попасть внутрь теплой палатки. Пихтовые ветки, подстеленные снизу, покраснели от жары нагретых огнем камней. Мужики потели, спали раздевшись. В воздухе пахло пихтовым потом. За ночь выпили канистру холодной кураганской воды. Никто не заболел.
К утру под потолком палатки вчерашние штаны и свитер почти подсохли.
Утром, заснеженные берега Курагана и мысль о холодном гидрокостюме вызвали легкий ужас и чувство внутреннего содрогания. Предательские облака опять толпились над головой. Господи, неужели солнышко нас не слышит?! Но солнышко болталось где-то высоко, выше безжизненных ледников. Серая туча в межгорной щели быстро толстела и спускалась всё ниже. Скоро все маленькое небо закрылось сплошным серым фронтом, и вчерашний буран повторился.
Снег не оставлял времени на раздумья. Команда мужиков, с глухими сожалениями, напяливала мороженые гидрокостюмы, а кто-то счастливый и запасливый глупо надеялся на нитяные перчатки. Говорят, что в них 3-х градусная вода из Курагана согревается до 5.
Долина реки слегка расширилась, а скалы отступили от берега на несколько десятков метров. Ходить по обмерзшим камням на разведку было с каждым разом все труднее и более мучительно. А Кураган превратился в непрерывную шиверу с бочками и валом, как- будто специально рассчитанную на то, чтобы намочить последний сухой кусок штормовки у самого воротника и бить холодными брызгами по нашим рассерженным мордам. Да еще обрушиваться сверху дождем и тающим снегом, и гремящими валами ледяной воды, накрывающей тебя с головой, слегка прикрытой дырявой хоккейной каской..
Руки и пальцы поняли еще со вчерашнего дня, что от их работы веслом всецело зависит жизнь хозяина. И поэтому, спокойно онемев, время от времени прополаскивались в «теплой» кураганской воде, чтобы весло не выскользнуло из рук, от замерзающего на перчатках льда.
Глупая тучища спустилась совсем нам на головы и крупные хлопья снега, залепляющего лицо, мешали рассерженно улыбаться. Душевное тепло не могло растопить снег, и стряхивать его приходилось вручную. Обледенелая брезентовая штормовка гремела как фанерная. Выручала береста, и тайга на берегу. Спиленные сушины для обеденного костра, дарили божественное тепло, но оно же вызывало острую боль в руках, оттаивающих ненадолго. Короткое , болезненное счастье у огня навевало легкую грусть. До счастливых 5-ти часов вечера оставалось еще 3 не счастливых часа, когда борьба за жизнь на берегу, превращалась в поединок с холодом в бешенной воде. . Героическое преодоление неизведанного превратилось в насущную необходимую деятельность, которая была дорогой от проблем, дорогой к сохранению себя и просто дорогой к нормальной будущей жизни. Мы все в это верили и надеялись… Надеялись на себя, на друзей, на погоду, наконец, и не было других мыслей.
– «Как залезли в это ущелье…, так и вылазить надо».
И всё повторилось до утра. Утром опухшие руки вдруг стали болеть как в детстве, когда мама ругала за цыпки и заусеницы. Мерзкие тучи с рассвета ползали и кружились над нами, и было понятно, что по Курагану ещё никто не плавал, но эта мысль почему-то уже не радовала. Появился второй голос, который в душе, чаще и чаще называл происходящее своими именами. И как-то не удобно было сочетать внутри эти разные мнения. Но мужики плыли, а я был одним из них…
Вода в Курагане упала. Сказывались три дня бурана и ночные заморозки. Группа шла энергично, но до выхода в Катунь почему-то оставалось далеко, а это далеко составляло много дней. Хотя продукты уже кончились. Наш предусмотрительный и запасливый завхоз Буравель, пока мы шли к началу сплава, к верхнему ущелью Курагана, сделал «лабаз» и запрятал там мешок лапши, что бы не тащить лишнее по горным тропам.
Утром следующего дня разделили последние крошки сухарей, пополам с нитками от мешка, залили кипятком и молча, с редким и страшно голодным юмором «рванули» по неизведанному Курагану до лабаза, до лапши!
Лабаза не было. Там где он был - прошёл маленький сель. Камни с водой и мусором, сорвавшиеся с горы, вдребезги расколотили старый высокий пень, где была спрятана наша надежда на завтрашний день. Оставшиеся от целого мешка жирные лапшинки, безобразно объевшиеся нашей вермишелью бурундуки, затоптали прямо в грязь.
Пораженные неизбежностью, первопроходцы понуро стояли вокруг разрушенного лабаза. Желудок понял, что хозяин обошёл лаской не только свои пальцы и коленки, но намерен обойти и его. Он долго советовался с головой, но и она не смогла придумать ничего путнего. Ограничились глотком спирта из последней фляжки, да кипятком с подозрительным растительным хламом, который собрали с заснеженных скал. Хотя Буравель убеждал всех, что это, «почти золотые корни». Ночь была тихая, только ворчали желудок и кишки, гоняя воздух вокруг «золотого корня»...
На командирской планёрке утром наш эскадрон решил скакать до Катуни во что бы то ни стало. Кураган покорялся легко. Даже выглянувшее к обеду солнышко своим запоздавшим холодным теплом не могло заставить нас остановиться. Катамараны несли нас вперёд, разведка оказалась ненужной тратой драгоценного времени, и все оставшиеся пороги и шиверы покорялись беспрепятственно. Удары воды в лицо на сливах были привычны и лишь напоминали о том, что ты все-таки жив.
Все грезили ближайшей деревней на Катуни – Тюнгуром. И я представлял, как счастливые алтайцы ходят в магазин и покупают хлеб, много булок хлеба, наверное, лежит на прилавке…
Кураган закончился внезапно. Без сожаления и восторга. Последние повороты, бурные шиверы с крупными валунами и бегущие берега никого не волновали. Мысли убегали далеко вперед к жилью, к людям.
Наконец катамараны выскочили в Катунь. Её широкая просторная долина не удивила внезапной свободой, многодневная обмороженная усталость и волчий голод гнали мысли только вперед и вперёд. Светило солнце, перчатки, или то, что от них осталось, безостановочно работали с веслом, как со спасительным инструментом, ежесекундно подгоняя катамаран вперед, бегом, до Тюнгура.
В Тюнгуре быстро вытащили катамараны на свежие сугробы, и рассыпавшись цепью разбежались по посёлку. Через 30 минут мужики возвращались к берегу. Кто нес банку молока, кто пол мешка картошки, хлеб и все то, что можно было съесть, и все жевали и жевали. Деловито заняли недостроенный дом на берегу Катуни, и не было мысли уходить куда-то от людей, от жилья.
Сегодня вечером мужики ели два часа без перерыва, а потом сытые и сонные медленно расползлись по углам недостроенного дома, без окон, но с настоящим полом из плах. И черт с ним , со снегом на берегу, что не растаял за день. От полного желудка приятное тепло медленно растекалось по всему телу. Хотелось спать. Было замечательное чувство, когда больше ничего не нужно делать. Костер, согревавший каждый вечер промороженные насквозь руки и ноги, сегодня никто не подкармливал, он слабо поблескивал огоньками и медленно покрывался пеплом. Завтра разберёмся. В эту ночь горные духи скромно и приглушённо перекликались в гулкой тишине комнат. И никто не обращал на них внимания. Они понимали, что мы победили! Победили свои слабости, время, погоду, реку.
Катунь не шумела.
1980-2007г Лебедев Евгений Владимирович, мастер спорта по водному туризму. Из книги «Ключик на всякий случай»
