Гусев Анатолий Иванович
- Информация о материале
Анатолий Иванович Гусев — ведущий ученый в области минерагении Горного Алтая, Рудного Алтая, Салаира и Горной Шории, профессор кафедры естественнонаучных дисциплин, безопасности жизнедеятельности и туризма Алтайского государственного гуманитарно-педагогического университета имени В.М. Шукшина, а также кафедры геологии и разведки полезных ископаемых Института природных ресурсов Национального исследовательского Центра Томского политехнического университета (г. Томск). Член Российского Географического, Тектонического, Петрографического и Минералогического обществ.
Доктор геолого-минералогических наук(2006), эксперт РАН и РАЕ.
Награждён почётным знаком «Отличник разведки недр» и серебряной медалью имени В.И. Вернадского.
Родился 12 ноября 1940 года.
1969 год – окончил Воронежский государственный университет.
1969–1991 годы – работал на Кавказе.
С 1991 года – ведущий геолог, начальник партии Горно-Алтайской экспедиции.
В 2000 году защитил кандидатскую диссертацию, а в 2006 году - докторскую.
С 2006 года – доцент, профессор кафедры географии БПГУ им. В.М. Шукшина.
Более 50 лет проводит специализированные поиски месторождений меди, свинца, цинка, вольфрама, молибдена, золота, цветных камней на Кавказе, Алтае, Горной Шории, Салаире, Туве, Средней Азии и в Крыму.
Составил прогнозно-металлогенические карты Алтайского края, Республики Алтай, Хакасии, Тувы, Кемеровской области, Казахстана.
Автор и соавтор около 700 научных публикаций, из них 12 из баз данных Web of Science и Scopus, 235 статей в журналах списка ВАК, в том числе 40 монографий и 23 учебных пособий. Имеются публикации в геологических журналах США, Англии, Израиля, Монголии.
Организатор, вдохновитель и составитель музея камня на естественно-географическом факультете АГГПУ (Бийск).
Под его руководством проводятся исследования по программам Министерства образования и науки РФ, РФФИ и Правительства Алтайского края, в частности по проблемам магматизма и различных типов оруденения, что затем претворяется в оценке прогнозных ресурсов золота, меди, полиметаллов, вольфрама, молибдена, волластонита, редких металлов и других полезных ископаемых региона, апробированных в ведущих отраслевых институтах Москвы и Санкт-Петербурга.
Поддерживает научные контакты с учеными Японии, США, Швеции, Чехии, Монголии и Австралии.
Семья
Мой отец, Гусев Иван Михайлович, закончил четыре класса церковно-приходской школы, а мама, Елизавета Порфирьевна – 7 классов.
Отец был простым рядовым, звёзд с неба не хватал, но, в общем-то, был молодец! Воевал в Сталинграде, получил медаль «За отвагу». Прошёл всю войну и только в 1944 году его ранило на Кавказе, на Санчарском перевале, на одном из тех, где проходила битва за Кавказ.
Когда стал геологом и в первый раз попал на Санчарский перевал, у меня защемило сердце – вот тут мой отец мог погибнуть. Но получил ранение.
Вернулся домой отец с войны инвалидом. Одна нога у него была короче другой на 12 сантиметров. Он лежал в госпитале ещё полгода на вытяжке и хромал.
Я всё время помогал ему. Естественно, по дому какие работы были: строили, высаживали виноград, огород поднимали, копали длинные траншеи, чтобы подвести водопровод. На тот момент это была окраина города. А теперь это центр Евпатории.
И хотя у отца было небольшое образование, всегда удивлялся тому, как он ремонтировал генераторы различных типов и всей бытовой техники. Для обеспечения электричеством лесопильного агрегата он в совершенстве освоил немецкие генераторы Maklaren.
Поражался тому, как он разбирался в технике. К сожалению, я не в него. По этой дорожке пошёл младший брат, который проработал на авиаремонтном заводе в Евпатории. А мы со средним братом Николаем пустились в геологию.
На долю мамы, конечно, как и всем женщинам на Руси, выпала война. Я –то был «военный». Всю войну она меня берегла, как могла.
Был случай в оккупации, в Крыму. Всех женщин свезли в Красногвардейский район, где заставили работать на гумне. Женщины веяли зерно, просушивали его и занимались различными сельскохозяйственными работами. И куда девать пацана? Взяли и меня с собой.
И вот я ковырялся на куче зерна, когда ко мне подошёл фашист и ногой, со всего размаху, пнул в живот. Меня еле откачали… А было мне на тот момент три года.
Война оставила очень жуткие впечатления. Помню себя и двоюродного брата в то время, когда высаживался советский десант в Евпаторию.
Была сильная артподготовка и обстрел. Дом, в котором мы жили, тогда находится примерно в 1–1,5 километрах от берега моря.
С моря била морская артиллерия, к нам долетали снаряды, пули и даже доставала пулемётная очередь. Весь наш дом изрешетили. Не знаю, где были взрослые, но мы с двоюродным братом были одни в комнате и прятались под кроватью.
Война – страшное дело…
Мама у меня мать-героиня. Нас у неё пятеро. Все родились в Евпатории.
За мною появился сестра Юлия, которая живёт в Евпатории, а затем брат Николай Иванович, который сейчас работает заведующим отделом Восточной Сибири в Санкт-Петербурге в институте (ВСЕГЕИ) – Всероссийском научно-исследовательском геологическом институте им. А.П. Карпинского. Мы с ним очень много пишем совместных статей, потому что он и я – геологи. Он пошёл по моим следам.
Младший брат, Виктор Иванович, живёт в Евпатории. Работал на авиаремонтном заводе, где ремонтировали наши МИГи. Когда самолёты выходили из строя, из привозили на завод и меняли всю проводку. Сейчас брат на пенсии.
Самая младшая сестра, Марина Ивановна, является экскурсоводом и возит туристов по Крыму — Севастополь, Бахчисарай, Ялта, гора Демерджи (снимался фильм «Кавказская пленница»), поселок Оленевка, мыс Тарханкут – где снимали фильм «Пираты ХХ века» (западное побережье Крыма). На Тарханкуте часто бывают крупные аквалангистские слёты и построен целый городок, посвящённый этому.
Старшая сестра, Юлия Ивановна, всю жизнь работала в Евпатории, но, к сожалению, сейчас сильно больна…
Становление личности
В детстве занимался почти всеми видами спорта, кроме штанги и бокса. Бегал дистанции на 5000 и 1500 метров.
Помню, когда приехал в школу, лет через десять после её окончания, то на доске достижений увидел рекорд на 5000 метров, который был установлен мной в прошлом.
Очень увлекался баскетболом, но подводил рост. Так случилось, что вывихнул руку и у меня получился привычный вывих. Необходимо стало быть очень осторожным. Пять раз после этого у меня вновь была эта травма.
Пришлось закончить заниматься активными видами спорта. Даже футболом, потому что каждое падение было сопряжено с травмой. Опять гипс и т.д. Вот так: неудача один раз и всё…
У нас было пять ртов. Естественно, далеко уезжать после окончания школы мне было некстати. Надо было выбирать что-то поближе к родному дому, к семье. Родители на совете приняли решение – образование получать надо, но в Симферополе, в Крымском государственном педагогическом институте им. М. В. Фрунзе.
Поскольку в семье я был самый старший, приходилось подрабатывать. Разгружал вагоны. А летом, примерно на два месяца, уходил или в лагерь подрабатывать, или ещё куда-то. Один раз даже работал на «Заготзерно», разгружал пшеницу. Это был 1957-58 год, когда было не до жиру.
Как выбрал профессию геолога? В Симферополе, где учился, была очень хорошая школа геологов и великолепные преподаватели. Например, один из них – знаменитый геолог, доктор геолого-минералогических наук, профессор Яков Дмитриевич Козин.
У него была даже своя персональная дача, что было редко в те времена. Профессор, который был на извержении знаменитого в Андах активного стратовулкана Сент-Хе́ленс, где его контузило, когда они поднимались к жерлу прямо во время извержения.
Взрыв, видимо, был очень сильный и он пользовался слуховым аппаратом. Этим мы злоупотребляли. Когда сдавали экзамены, вместо динозавров говорили машинозавры и прочую чепуху. Он смотрел на нас подозрительно, а потом ставил… двойку.
Козин принимал участие даже на международном геологическом конгрессе. Нам Яков Дмитриевич читал просто чудесные лекции. Он знал хорошо не только геологию. Например, здорово рисовал, был впоследствии членом Союза художников СССР.
Яков Дмитриевич подарил свой особняк детскому саду. Это было уже при нас. Особняк стоял в хорошем месте, в парке.
Козин владел английским, немецким. Это был очень интеллигентный человек и много делал для студентов.
Помню, забежал в преподавательскую, где были геологические карты. Я был дежурным и мне надо было найти карту к паре. Пока её искал, таблицы ископаемых организмов, услышал, как Яков Дмитриевич Козин заходит и говорит: «Так, коллеги! Надо студентам купить телевизор. Я кладу на него пол своей зарплаты». И кладёт на стол деньги. «Предлагаю всем скинуться и купить им в красный уголок общежития телевизор».
Буквально через неделю у нас установили телевизор. Это был 1960 год. Тогда редко у кого были телевизоры. А тут у студентов в красном уголке появился телевизор. Яков Дмитриевич Козин – интеллигент старой школы. И мы тянулись к таким людям.
А практику у нас вёл Иван Григорьевич Губанов. До сих пор жив. Как-то приехал к нему. Он обрадовался и вспомнил меня. А прошло-то лет 45-50, когда у него учился. Память цепкая, профессиональная. Через его руки прошли очень многие. Запомнил меня, видимо, потому, что мы с другом, Сашей Кременецким, пошли именно в геологию.
По геологии я, конечно, всё сдавал прекрасно – запала мне эта наука.
Мой друг, «заболевший» геологией, первым перевёлся в Воронежский университет.
Впоследствии Александр Александрович Кременецкий был директором института ИМГРЭ - Института минералогии, геохимии и кристаллохимии редких элементов в Москве. А сейчас он – заведующий отделом по науке, член Союза писателей. У него вышло 6 книг, такие как «Антарктида», «Арктида», «Адские жаровни». Он назвал последнюю «огненной жаровней», где описал вулканы.
Кременецкий пишет очень специфические книжки. Это у него благодаря его маме, которая была библиотекарем и он был очень начитанным, что и отразилось в будущем на его увлечении литературой. Он совместил геологию и писательство.
После второго курса пединститута, вслед за Сашей Кременецким, перевёлся в Воронеж и я.
Для этого нужно было досдавать 6 экзаменов, поскольку в этих учебных заведениях были разные программы.
В школе я не блистал. У меня даже несколько троек в аттестате. Даже в пединституте в Симферополе у меня бывали тройки. А вот в Воронеже, там, где я окунулся в геологию, троек у меня не было.
После того, как отучился год, меня призвали на три года в армию. А после армии, пришлось вновь досдавать 5 предметов, так как изменились программы.
Первое моё достижение и первый мой маршрут были на Камчатке.
Когда я приехал туда на практику, на полгода, у старшего геолога сгорели сапоги, а вертолёт не летал, и он доверил мне ходить в самостоятельные маршруты и составлять карты по его заданиям.
Один раз меня послали на документацию шурфов для поиска золота. Они были определённой глубины: в разрезе сначала был слой магнетита, а ниже – золота.
И вот тогда я отметил закономерность: как только появлялся магнетит (FeO·Fe2O3), он магнитный, его легко узнаёшь – жди золота. И точно: через метр – полтора было золото. Оно проседало сильней, чем магнетит. У магнетита плотность 4,9—5,2 г/см³, а у золота – 19,32 г/см³. И оно, естественно, находило мелкие трещинки и поры и туда устремлялось, а магнетит оставался повыше.
Я это заметил, доложил начальнику партии Мише Валову, обрисовал все горизонты и на всех шурфах сделал корреляцию – вот такое поведение магнетита и золота в шурфах.
Это моё первое открытие в студенческие годы.
Я даже армию использовал для того, чтобы совершенствоваться в минералогии.
То, что меня призывают, узнал примерно за два месяца до призыва. Взял толстенькую, карманную записную книжку, и переписал туда всю минералогию.
Когда выходил в караул, то ночью, когда на дворе было порой 20 градусов мороза и тянуло в сон, а надо мной горел фонарь, доставал записную книжку, заглядывал в неё, запоминал какую-то часть и шёл повторять. Запомнил, ещё заглянул…
После армии прихожу на занятия по минералогии. До армии и после армии минералогию у нас вела одна и та же женщина, Ольга Борисовна. Она на меня посмотрела с сочувствием.
И вот ребята отвечают на практических занятиях. Один сокурсник сбился и не может раскрыть вопрос. Ольга Борисовна спрашивает: «Кто может?» Я поднимаю руку. Посмотрела она на меня и, наверное, подумала: «Боже мой! Ты же в армии всё забыл! Нет слов – чистое поле». И не спросила, пожалела.
Но потом вновь аналогичная ситуация… третий раз…
Она вынуждена была сказать: «Анатолий, что ты скажешь?» Я раз! – и успешно ответил.
Ольга Борисовна подняла глаза на меня, искренне удивилась, поскольку ничего подобного не ожидала. Потому что называл ей такие детали, которые вызубрил в армии.
То, что я запомнил тогда, осталось до сих пор.
А минералогия большая. Это примерно 500 минералов, которые дают студентам геологам, и у каждого надо знать удельный вес, где применяется, ассоциацию с другими минералами, формулу и сингонѝю – классификацию кристаллографических групп симметрии, кристаллов и кристаллических решеток.
Выделяют 6 кристаллических систем сингоний: низшей категории –моноглинная (вивианит), триклинная(родонит), ромбическая(фаялит); средняя –– тетрагональная (анатаз), гексагональная(берилл); высшая – кубическая(спессартин). Формы кристаллов укладываются в каждую сингонию. Кубическая сингония – поваренная соль или хлорид NaCl).
А есть формулы достаточно сложные. Скажем, биотита. Её очень сложно запомнить. А она до сих пор у меня в голове.
Минералогическая номенклатура – формулы двух типов. Например, СаCO3 можно запоминать и как СаО СО2. Первое вариант для меня лучше запоминается, чем второй.
В общем, моё обучение на геолога – целая история. А закончил университет прекрасно, всего с несколькими четвёрками.
Английский язык
Часто спрашивают: как в совершенстве овладел английским?
Моя учительница в школе, Ара Ивановна, хорошо владела языком. Она была красавица, но строгая. В неё все были влюблены. В послевоенные годы с нами учились мальчишки-переростки по 15, 16, 20 лет. Потому что они пропустили школу из-за войны.
Ара Ивановна великолепно нам преподавала английский язык. Я благодарен ей за то, что она заложила, собственно говоря, основу моих знаний.
В Симферополе английский у нас преподавал капитан 1 ранга, Георгий Иванович, который ходил в дальнее плавание и великолепно освоил язык. Во время странствий ему свернули скулу, что пошло ему на пользу – у него было изумительное английское произношение.
Георгий Иванович нам увлекательно рассказывал истории по разным предметам. Благодаря ему я хорошо усвоил английский.
Но это было только начало. Когда перешёл в Воронежский университет, то узнал, что в нём была введена лингафонная система со специальными кабинетами по английскому языку, которые мне очень помогли.
В армии, когда записался в библиотеку пользоваться книгами, мне сразу доверили самому осуществлять подбор литературы в фондах. И я на стеллажах обнаружил геологический англо-русский словарь. Я так обрадовался!
Библиотекарь, увидев это, мне сказала: «Знаешь, что, Анатолий? Принеси нам какую-нибудь художественную книжку и мы обменяем эту книгу на словарь. Потому что его никто не берёт – он никому, кроме тебя, не нужен!»
В то время я был секретарём комсомольской организации батальона и у меня был свободный выход в город. Купил книжку, принёс её и обменял на словарь.
И сразу решил – что же он у меня будет лежать? Ну-ка, выпишу журнал на английском языке. Пошёл на почту, узнал индекс и выписал. Американский журнал «Geology».
А через некоторое время меня вызывают в штаб армии. Причём, когда мне сообщали об этом, у командира батальона губы дрожали.
Прихожу в штаб. Сидят два генерала, несколько офицеров и молодой лейтенант.
«What is your name?» «My name is Anatoly» и мы начали общаться на английском…
Генералы привстают и спрашивают:
«Ты кто такой?»
«Меня забрали из вуза».
«А откуда знаешь английский?»
Я объяснил. Гляжу, генералы успокоились и довольные сели.
«А зачем выписал журнал из Америки?»
«Так надо ж как-то не забывать английский. У меня словарь».
«Покажи».
«Пойдемте, покажу».
«Ладно, зайдем».
В общем, отдают мне журнал, а он весь разобран. Каждый листочек отдельно. Искали в нём сообщения.
А служил-то я в стратегических войсках, запускавших ракеты «Луна-2», «Луна-3». Там была высокая степень секретности.
Мне так сказали: «Вот тебе последний журнал… Нет, ещё один тебе разрешим, чтобы ты не забывал английский. А больше нет…»
Был интересный случай. Я не знал, как фамилия преподавателя английского языка, когда пришёл из армии в Воронеже, поскольку он у нас сменился. Прихожу на занятия. А подготовка у меня была уже приличная. Меня вызвали, я ответил.
Преподаватель спрашивает: «Ваша фамилия?» «Гусев». Она передёрнулась. «Фамилию я спрашиваю». «Гусев»…
Оказалось, что у неё фамилия была Гусева. Как потом выяснилось, она решила, что я издеваюсь над ней.
По жизни случилось так, что потом я учил английскому языку своих мальчишек.
Первого сына, самого старшего, Евгения, учил я английскому. Сейчас он заместитель директора «ВНИИОкеангеология» в Санкт-Петербурге.
Старший сын в совершенстве владеет английским, выступает на симпозиумах. Моя школа.
Недавно он выступал в Калифорнийском Океанографическом институте Скриппса.
Имеет тесные связи в работе с океанологами и полярниками Канады, Норвелии и США..
Раньше, когда я работал в Горно-Алтайской геологической экспедиции, то мне часто приходилось бывать во ВСЕГЕИ у моего брата Николая. Евгений узнавал, что я во ВСЕГЕИ тоже приходил туда и мы втроём идём по коридору, а все геологи видя эту картину восклицали «О, О! Гуси все слетелись». Три геолога – Гусевы.
Среднего сына тоже научил. Он также хорошо владеет английским языком и имеет связи с зарубежными фирмами по электрическим сетям.
А самого младшего учил уже в Алтайском крае, Малоенисейском. Случалось, везу его в садик на санках зимой. Холодно. И чтобы как-то отвлечь его, говорю по-английски «Вот это берёза». А летом «Вот это песок» и прочее.
А потом говорю ему: «А ты повторяй». И он повторял.
У малышей всё усваивается начиная с года. Они начинают всё просто впитывать. В это время и надо учить иностранному языку. Потому что потом совсем другие интересы.
А тут, во-первых, у тебя авторитет и, во-вторых, методика безошибочно бьёт на изучение английского языка.
Когда учился в Воронеже, где у нас была лингафонная система, на первом курсе случайно в местной воронежской передаче увидел, как на сцену вышла девчонка. Она еле-еле залезла на высокий стул. Ей было около трёх лет.
Напротив неё, я узнал его, вышел наш преподаватель английского языка и начал с ней беседовать. И она свободно с ним общалась.
Он спросил: «Ты знаешь какие-нибудь стихи на английском». «Знаю».
И рассказывает ему.
Оказалось, что у девочки отец – преподаватель английского языка. Он решил изолировать её от мамы, чтобы она меньше говорила на русском и больше с ней общался и учил её английскому.
В 3 года она в совершенстве владела английским языком. Но и по-русски хорошо говорила.
После этого я взял на вооружение эту методику и её использовал. Особенно для младшего сына. С ним у меня руки были развязаны и я очень много занимался английским языком.
«Ничего не должно пройти просто так, даром...»
Первые четыре года я работал в Чечне. В самом чеченском «логове». Возле Грозного есть посёлок Аргун, где базировалась наша экспедиция.
Были конечно и трудности.
Во-первых, языковый барьер и менталитет чеченцев, дагестанцев, кабардинцев. Это совсем другое. Они считают себя хозяевами гор и, естественно, русские для них – это неверные, которые пришли к ним и мешают им жить.
По нормальному, мы работу делали, в общем-то, для них.
Всякое было. Общение с ними очень тяжёлое...
После Чечни переехал в Ессентуки, где была центральная геолого-съёмочная экспедиция. Рабочее место у нас было от моря до моря – от Каспия и до Чёрного моря.
Проработал в Ессентуках до 1991 года.
Кавказ – тот трамплин, который позволил мне приметить опыт, который набрал, для Алтая. Это понятно, потому что школа геологов на Кавказе была в то время намного выше и специфичней, чем здешняя школа геологов.
Кавказ контролировали и работали на его территории учёные из МГУ и Ленинградского горного университета. А это школы ещё с Петра Первого. Капитальные, хорошие.
И мы работали вместе с этими учёными. Мы буквально месяцами были на полевых работах с группой из МГУ академика Маракушева А.А. и многому у них научились.
То, что ты увидел в поле – очень много значит. Правильно полевые работы провёл — будет хороший результат в поисках месторождений и составлении карт, понимания процессов, протекающих в земных недрах.
Очень сильное впечатление на меня произвёл академик Виктор Ефимович Хаин, который преподавал в МГУ. Я застал его тогда, когда ему было прилично лет (он дожил до 95 лет). Но даже в свои последние годы он читал лекции. За ним приезжали два его аспиранта, приводили под руки и он читал лекции.
Это были великолепные лекции! Виктор Ефимович был краснобай. Я его много раз встречал на конференциях. Просто чудо! Энциклопедически подготовленный человек. Просто позавидовал студентам, которые Виктора Ефимовича слушали, и я сожалел о том, что учился не у него.
Слушал его лекции, выступления на конференциях и в Москве. Хаин даже в Ессентуки приезжал и выступал для геологов, потому что был автором нескольких листов геологической карты Кавказа. Он редактор тектонической и геологической карт Евразии. Тектонические процессы, которые описал Виктор Ефимович Хаин, актуальны до сего времени. Кстати, и в музее Бийского педуниверситета на географическом факультете висит карта, редактором которой он является. Хаин – одна из крупных величин тектоники в мире. Равняться на таких людей – очень хорошо.
Очень запомнилась встреча с академиком Алексеем Александровичем Маракушевым, петрологом, который занимался физико-химическими проблемами в петрологии.
Был в кабинете академика Владимира Ивановича Смирнова, где висела картина «Гала» Сальвадора Дали, посвященная своей музе с русскими корнями. Оказывается дочь академика Смирнова была замужем за этим французским художником.
Вот такие капитальные личности, с которыми мне удалось пообщаться. Это большая жизненная удача и школа.
На Кавказе настолько много интереснейших ландшафтов, которым просто диву даёшься. Мне повезло, что работал на всех крупных его месторождениях. Таких, как Тырныаузское гигант, месторождение мирового класса. По вольфраму таких гигантов, может, насчитывается с десяток в мире. Кызылдере –медно-колчаданное месторождение. Филизчай – колчедано-полиметаллические, свинцово-цинковое месторождение в Азербайджане.
Опыт, который приобрёл на Кавказе, пригодился, когда по приглашению брата, который работал в Малоенисейском в экспедиции, приехал на Алтай. Брат предложил мне составлять металлогенические карты.
Приехал и застрял на Алтае на целых 30 лет.
Алтай, конечно, уступает Кавказу в плане высот, изрезанности. Дарьяльское ущелье, это вообще такое, что здесь я не видел. А там продолжена автомобильная дорога. И, конечно, исторические места. Например, в Дарьяльском ущелье на склоне горы Казбек, где по преданию был прикован Прометей и эту скалу всем показывают.
Там же находится замок царицы Тамары, там же путешествовал Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-бей. Есть место, где отец Фёдор украл колбасу и залез на скалу.
На Кавказе очень много таких достопримечательностей.
Алтай для меня интересен своими весьма разнообразными гранитами, разных геодинамических обстановок На Кавказе они более однородные, а на Алтае самые разнообразные, а сними связаны месторождения меди, золота, молибдена, вольфрама.
Когда работаю с алтайскими гранитами, с ними связываю руду, они меня захватывают, затаскивают в «болото», из которого очень трудно вылезать.
Именно с гранитами связано очень важное открытие в моей жизни.
Я Кавказ не бросил и бываю там каждый год (только в этом году не ездил из-за мировых событий). У меня в прошлом году было пять публикаций по Кавказу.
Приезжаю в экспедицию, где работает человек 200, и где меня хорошо принимают. Все помнят меня, потому что оставил на Кавказе хороший след.
На Кавказе я впервые описал процессы образования гранитоидов. Подобное же я увидел на Алтае более «поздними глазами», и вспомнил про Кавказ. И провёл мостик между Кавказом и Алтаем. Есть несколько научных статей по этому вопросу, на которые сейчас ссылаются. Это открытие мной таких типов гранитов. Я назвал их адакитовые гранитоиды, которые и там и на Алтае имеются.
С точки зрения общей геологии на Алтае я расклассифицировал разные типы гранитов и написал 40 монографий по геологии, магматизму и месторождениям Алтая. Это прилично. Потому что каждая монография – это от 150 до 400 страниц. Это прилично, я так считаю.
В общем, мною напечатано около 700 статей.
Сейчас у меня так. В год просматриваю 20-30 англоязычных журналов по своей специальности. Есть каталог. Как раньше: на каждую статью карточки по тематикам – золото, железо, различные геологические процессы Всё это у меня в компьютере.
Журнал разбираю так: руды, полезные ископаемые, волластонит, золото и пр. Собраны они у меня по разным годам. По геологии, по минералогии, геохимии и т.д.
Много перевожу статей полностью устно, для себя. Нахожу всё, что новое и можно применить к нашим условиям – какие-то методики, очень интересные закономерности. Учёному просто необходимо держать курс на самые передовые научные достижения, потому что эти журналы, которые просматриваю, имеют очень высокий индекс цитирования. Они намного превышают индекс цитирования наших российских журналов по такому же профилю.
Это как инструмент.
Когда читаешь что-то по своей специальности, начинаешь заострять внимание на каких-то вопросах, оцениваешь степень их полезности и применения. Как было в Советском Союзе. А теперь мы это всё теряем.
Теория помогает практике и тащит за собой. Практика основана на теории и тут никуда не денешься. Не знаешь теории – нечего делать.
На своих пацанах понял суть, что нужно для образования, воспитания.
У нас или образование, или воспитание. Если уйдет какая-то из этих составных частей – толку не будет.
В своё время стоял вопрос: надо ли давать студентам и учащимся очень сложные вещи? Не по программе.
У меня, к примеру, программа для того, чтобы отчитаться. Но, кроме неё, даю такие вещи не по программе, которые сам узнаю и считаю, что моим ученикам надо это знать.
Что касается моей системы преподавания, то на лекции у меня пишут, пишут... А потом я делаю отступление по теме. Но отступление, в общем-то, интересное, захватывающее.
Давно заметил: когда кончается лекция, и ты прощаешься со студентами и они выходят, то есть две реакции на прочитанное. Если лекция понравилась, то каждый, выходя, говорит «До свидания». Если лекция не понравилась, то они молчат, как рыба в воде.
Зная это, всегда чувствую, когда им интересно и увлекательно.
Есть такой фильм «Эффект рения». Рений- это металл который применяется в двигателях СУ-57, гиперзвуковом оружии и т.д. Изумительный фильм!
После просмотра фильма ко мне подходят ребята и говорят: «Анатолий Иванович, а пойдём искать на Алтае рений!» «Пойдём».
И несколько таких экспедиций было. Мы посещали Каракольское месторождение, очень интересное проявление на Чике-Тамане, оно недоизучено и находится прямо на перевале. Это завлекает студентов.
Раньше у нас были полевые практики от 7 до 10 дней. Выезжали одни – студенты и я. Какие решали проблемы? Иногда составляли карты. Нарисовать геологическую карту — целая проблема. Студентам очень интересно.
Однажды просто поразился тому, что произошло. На лекциях я показывал студентам какие бывают по размерам, по величине, по форме складки. И вот приезжаем в один из маршрутов и не очень выдающийся студент, когда увидел складки перед собой, воскликнул: «Анатолий Иванович! Вживую вижу складку! А мы думали, что вы просто их рисуете их на доске. А вот я вижу их в природе!»
Когда они узнают некоторые элементы, о которых речь в лекционном теоретическом материале, на практике, это очень здорово запоминается.
Конечно, на моё отношение к работе повлияли корифеи, с которыми я встречался. И как говорится, чем дальше в лес, тем больше дров. Чем больше познавал процессы, породы и минералы, тем больше это захватывало.
Внутренняя организация у меня такая: если увлёкся какой-то проблемой, пытаюсь её довести до такого конца, чтобы у меня вышла или какая-то хорошая статья или раздел какой-то монографии. Ничего не должно пройти просто так, даром.
Моя задача – оставить какое-то исследование, которое поможет другим в познании, в поиске месторождений полезных ископаемых и т.д.
Есть вдохновение – работаю со страшной силой. Потому что творчество захватывает. Я даже не вижу, не ощущаю ни времени, ни места, где нахожусь. Иногда даже опаздываю на лекцию, потому что основная работа у меня не дома. Не могу дома работать. Отвлекает то одно, то другое. Гораздо плодотворней работа в университете.
Даже когда приходят студенты, если меня это не касается, я там - в микроскопе или в компьютере, в котором делаю то, что мне необходимо.
Откуда беру энергию?
Тут, наверное, всё индивидуально. Не могу сидеть сложа руки. Иначе можно «засохнуть». В нас сидит всегда второй человек. А у него вечная неудовлетворённость. И чтобы это не поднималось, надо «глушить» его работой.
Я держу форму. Например, всю зиму и весну «бегаю» с женой Олечкой в нашем сосновом бору по 6, 7, 10, 15 километров. Олечка тоже «заболела» «каменной болезнью». Мы с ней нередко выезжаем на природу с целью постучать молотком и привести какое-нибудь каменное чудо. У неё своя коллекция минералов – самоцветов.
За нынешний сезон у меня было очень много экспедиций. Например, перед тем как пойти на «Коргон-2020», исползал окрестности Даниловки, Проходную гриву. Кроме того, было очень много экскурсий – Семёнов ручей, приток Черновой, был на Кумире...
Молодому поколению пожелал бы иметь внутри фитилёк, чтобы можно было загореться факелом и гореть каким-то делом. Потому что смартфоны и прочие подобные предметы губят человека. Книга - есть книга. Её ничем не заменишь. Ни Интернетом, ни смартфоном. Никогда. Все самые крупные академики и прочие учёные вырастали на книге.
Желаю загореться и гореть какой-то идеей в необъятной научной деятельности, которая имеет много-много направлений и отраслей!
© Е.Гаврилов. Интервью от 22, 28 сентября 2020 года. Ссылка на сайт обязательна!