Михеев Михаил. Как родилась песня
- Информация о материале
Когда, наконец, был найден в архивах библиотеки оригинал рассказа Михаила Петровича Михеева о рождении песни о Кольке Снегирёве, были сомнения — надо ли его размещать на сайте? Ведь большая часть его уже процитирована другими информаторами.
Но потом сомнения прошли. Сегодня мало кто утруждается поисками оригиналов. Все любят просто копировать информацию, а не пользоваться первоисточниками. А жаль...
Да, первый, кто копировал, ухватил нужную для себя часть рассказа. Но первоисточник всё равно пострадал. Ведь из песни слова не выбросишь. И цитата из рассказа — не есть рассказ.
Чтобы полностью ухватить авторский настрой, надо прочитать произведение полностью, без ремарок и сокращений. Ведь много же сейчас переиздают литературы, вставив в привычные тексты сокращения цензуры. Правда, порой делают тексты хуже…
Думается, рассказ М.П. Михеева о рождении песни не нуждается в сокращении. Он написан на одном дыхании. От начала и до последней точки. И нами было решено разместить рассказ на нашем сайте...
* * *
Есть по Чуйскому тракту машины.
Много есть по нему шоферов.
Был там самый отважный шофер
Звали Колька его Снегирев...
Она нигде не была напечатана. Да, судя по уровню грамотности и поэтическому оформлению вышеприведенных строк, вряд ли она и могла появиться в печати.
Однако мотив ее звучит в кинофильме, поют ее и в спектакле. На Чуйском тракте считают ее народной песней... И только совсем немногие знают и помнят, где и как она появилась на свет.
...Тридцать с лишним лет тому назад
Я жил тогда в Бийске, в городе у начала Чуйского тракта. Работал электриком на авторемонтном заводе Совмонголторга. Грузы в Монгольскую Народную Республику и обратно возили по Чуйскому тракту на автомашинах. Машин было много, ремонтом их и занимался наш завод.
Чуйский тракт тридцатых годов — это не нынешний тракт с асфальтом, с черно-белыми столбиками на поворотах и каменными барьерами в опасных местах. В те времена это была трудная дорога в горах. Каменистые осыпи, переправы через сумасшедшую Катунь, крутые подъемы и ничем не огороженные обрывы. От водителя здесь требовалась не только смелость, но и мастерство. Бывали случаи, когда в гололедицу машины срывались под откос...
Обожженные солнцем и морозом отчаянные шоферы Чуйского тракта пригоняли в ремонт свои машины. Рассказывали нам, монтажникам, о своей опасной окаянной работе... с которой им почему-то не хотелось уходить.
Мне было двадцать лет, я уже прочитал всю приключенческую литературу, какую мог достать в городских библиотеках. Мое воображение прочно,—и, как оказалось, навсегда — завоевала романтика подвигов и трудных дорог... В те времена я много писал стихов, обычных плохих стихов — много чувства и ни капли умения. Писал бездумно, как поет птица, когда ей весело и хорошо.
Колька Ковалев (Николай Павлович Ковалёв, 1911-1978. Прим. Е.Г.) был одним из многих моих товарищей. Вместе учились, вместе закончили школу. Колька потом стал шофером, а я любил электротехнику.
Колька ездил по Чуйскому тракту. В его разговоре появились выражения: буксанул, надавил на железку... А чего стоили одни названия: Белый бом, перевал Семинский, Курайская степь, романтики в этих словах для меня было больше, чем в романах Фенимора Купера. Ведь это все было рядом, и это было правдой.
Я уже подумывал менять профессию, но расстаться с электрикой все-таки не смог.
Подружку Кольки Ковалева — маленькую задорную девушку — звали Рая (Ковалёва Ираида Никифоровна, 1914-1983. Прим. Е.Г.)... Нет, она не работала шофером. Она была кондуктором на городском автобусе.
Мы часто собирались вместе. Мы были друзьями. Это была хорошая, внешне грубоватая, но искренняя и безыскусственная дружба. Естественно, что мне захотелось ее как-то увековечить. И я по привычке взялся за карандаш.
Помню, первые строки я набросал на обороте рабочих нарядов, тут же в мастерской завода. Интуитивно понимая цену выдумке, превратил Раю в шофера, а Кольке изменил созвучно фамилию...
...Полюбил крепко Раечку Коля
И всегда, где бы он ни бывал,
Средь просторов Курайского поля
Форд зеленый глазами искал...
Писал я тогда быстро и легко. Писал словами, которые употребляли окружающие меня люди, а сложности рифмы и грамматики нимало меня не беспокоили.
...Из далекой поездки, с Алтая
Ехал Колька однажды домой,
И вдруг Форд, и с улыбкою Рая
Мимо Кольки промчалась стрелой...
Романтически сгущая обстоятельства, я придумал своему — и ныне здравствующему и работающему — другу трагический конец:
...И, как птица зеленая, АМО
Над обрывом повисла на миг.
Говорливые Чуйские волны
Заглушили испуганный крик...
Романтика действовала на людей без промаха,— потом мне показывали на Чуйском тракте место, где разбился Колька Снегирев...
...На могилу лихому шоферу.
Тот, что страха нигде не знавал,
Положили зеленую штору
И согнутый от АМО штурвал.
Я подарил песню Кольке.
Мы часто пели ее, собираясь вместе. Не помню, кто подобрал для нее мотив... Распевали ее и на свадьбе Кольки и Раи. А потом песню развезли шоферы по Чуйскому тракту и по дорогам Сибири.
...Как-то меня вызвали в контору завода...
Сейчас уже не помню, кто он был, или из партийной организации, или из завкома завода. Пожилой человек, в военной гимнастерке. Перед ним на столе лежал листок бумаги.
— Это твоя мазня? — спросил он.
Я посмотрел. Это оказалась моя песня, перепечатанная на машинке.
— Моя,— признался я смущенно.
— Так вот... Пошлем-ка мы тебя в литературный институт. Подучишься, может, станешь настоящим писателем или поэтом.
— Что вы? — испугался я.— Я же электрик, я электротехнику люблю. Какой я поэт. Это я так...
— Ну, смотри. Не пожалей.
Он был мудрый,— тот пожилой человек в солдатской гимнастерке. Прошло двадцать лет, и все-таки мне пришлось взяться за перо. Я написал несколько книжек для ребят и приключенческих.
Было очень трудно — менять установившийся уклад жизни, привычную работу. Но это уже другая песня...
Источник: Сибирские огни № 9, Новосибирск, 1965 г. с. 148-149
Материал подготовил Е. Гаврилов, 26 сентября 2016 г. Ссылка на сайт обязательна!