Гуляев Степан Иванович

Гуляев Степан Иванович [28.07(9.08) 1806, с. Алейское — 14(26).05.1888] — русский историк, первый исследователь экономическо-гражданской жизни Алтая, этнограф, естествоиспытатель и изобретатель.

Состоял членом следующих обществ: 1) Императорского Вольного экономического с 1845 г.; 2) Императорского Русского географического с 1853 г.; 3) Томского губернского статистического комитета с 1859 г.; 4) Русского Энтомологического; 5) Российского Общества садоводства; 6) Санкт-Петербургского общества естествоиспытателей при Петербургском университете; 7) Императорского Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете; 8) Общества для содействия русскому торговому мореходству; 9) Императорского Русского Общества акклиматизации животных и растений; 10) Четвертого археологического съезда в Казани и 11) Geselschaft fur Erdkunde zu Berlin.

Гуляев С.И.

Степан Иванович был коренной алтаец. Родившись в Локтевском заводе, в 12 лет он поступил в местное горнозаводское училище, окончил там курс и, как лучший ученик, был отправлен на службу в Петербург при Кабинете Его Величества.

Здесь он должен был чтением пополнить свое, крайне недостаточное школьное образование, для чего он заводил знакомства со всеми, кто мог бы оказать ему в этом отношении какую бы то ни было помощь и кто так же, как он, стремился к приобретению знаний.

Проживя в Петербурге с небольшими отлучками и перерывами около 30 лет, он приобрел здесь много прочных знакомств в литературно-научном мире, с которыми потом, когда в 1859 г. окончательно переехал в Барнаул, никогда не прерывал сношений.

С другой стороны, часто уезжая в командировку или отпуск на Алтай, поддерживая с ними переписку, он и в Петербурге никогда не прекращал живой связи со своей родиной, к которой, по-видимому, всегда обращались его взоры.

Пополняя свое образование и следя за развитием научной мысли в России, он в то же время собирал материалы для изучения своей родины. Живость натуры и отзывчивость характера его были настолько сильны, что он интересовался, безусловно, всем, что выдвигала в его время жизнь. Он собирал материалы по географии, этнографии и истории края, о былинах и песнях, составлял словарь местного наречия, написал статьи о торговле, о колонизации, о самосожигателях в Западной Сибири.

В Петербурге он написал книги о золотопромышленности и русскую грамматику. Последняя явилась как результат его педагогической деятельности: в продолжение нескольких лет свободное от службы время он посвящал педагогической деятельности, преподавая русский язык в частных школах, а одно время читал уроки русского языка учащимся в Академии художеств.

Живой темперамент его никогда не удовлетворялся одним каким-нибудь родом деятельности, даже помимо службы в Кабинете, которая шла своим чередом.

Он не мог сосредоточиться или на одной научной, или на одной литературной деятельности. Его наблюдательный ум искал непременно практического приложения своих сил, и эта потребность впоследствии, когда он по переезде в Барнаул встал в близкое соприкосновение с жизнью населения, имея возможность оказывать ему непосредственную помощь, развилась особенно сильно и под конец поглотила все его время.

Трудно перечислить все, за что только он ни брался, и над изобретением чего только он ни занимался.

Еще в Петербурге его заинтересовал вопрос о выделке сосновой шерсти из хвои, и чрез несколько месяцев им были уже представлены в Вольное экономическое общество образцы такой шерсти.

Затем внимание его останавливается на изобретении «экономической» обуви из толстого холста, загрунтованного предварительно мелом и покрываемого затем олифою с примесью умбры или сажи.

Крымская война и недостаток свинца для русской армии направляют его мысль на новое изобретение. Свинцовые пули он предлагает заменить чугунными, облитыми лишь тонким слоем свинца и посылает свой проект в военное министерство.

С окончательным поселением в 1859 г. в Барнауле его утилитарная подкладка изобретений и исследований получает более прочную основу, находя действительное приложение в жизни. Заранее знакомый с природными богатствами Алтая, он везет с собой массу проектов об основании новых промыслов, улучшении культурных растений, о разведении новых пород скота и сельскохозяйственных растений.

Еще в Петербурге он забирает с собою семена табаку разных сортов, сахарной свекловицы, отсадки плодовых деревьев — яблонь, груш и проч. Все это он культивирует сам и раздает другим, давая им советы ухода за ними.

В 1860 году он имел уже собственный табак. Удачный опыт с табаком заставляет его выписать из Петербурга табачных семян в большем количестве и раздать всем, кто изъявлял желание. Благодаря его усилиям, разведение табаку начало быстро распространяться на Алтае: кроме Барнаула и Бийска его сеяли во многих селах.

По его совету, кто-то в конце1860-х годов завел в Барнауле даже сигарную фабрику из местного табака, но она существовала недолго. За свое усердие в деле развития табаководства в 1864 году С.И. Гуляев был награжден Большой серебряною медалью от Вольного экономического общества.

Под влиянием его же советов в 1860-х годах в Барнаульском округе около д. Малышевки был открыт небольшой сахароваренный завод Брок-Миллера, но эта попытка не имела успеха: завод скоро был закрыт.

Разведение яблонь имело более успеха, хотя и не распространялось так широко, как табаководство. Степан Иванович достиг того, что посаженные в его саду яблони начали давать яблоки; отсадки этих яблонь он раздавал другим, у которых они также привились.

Вместе с культивированием новых растений он следит и за местными; особенное внимание он обращает на дикорастущие растения Алтая, узнает о местной их утилизации и, делая о них сообщения в ученые общества и газеты, старается обратить на них всеобщее внимание. Раз от одного из своих многочисленных агентов по изучению Алтая (это большею частию священники, межевщики, рудоискатели) он получает из Киргизской степи каменную соль, завернутую в траву аир, или ир (calamus aramaticus)1.

1 Он повсюду встречается и в России.

Крайне внимательный ко всему, он не бросил, а занялся обработкой ее в щелочах; в результате получилось волокно, которое, по его мнению, могло идти для писчебумажного производства и для набивки матрасов. Как и всегда, он сносится с учеными обществами и некоторыми учреждениями, предлагая аир для матрасов. Главный штаб принял его предложение.

Затем, его внимание обращает на себя многолетнее прядильное растение кендыр, встречающееся в Семиреченской обл. Он выписывает его в Барнаул и делает опыты разведения; корни принялись и дали хорошие результаты, но семена не взошли. Так как это растение в степи уже давно употреблялось на веревки и нитки, то он посылал волокно его для опытов на некоторые фабрики, где нашли его пригодным для выделки кружев и тюля.

Не прошло без внимания и другое дикорастущее растение, которое инородцы в некоторых местах Алтая также употребляют на ткани - это крапива. Образцы холста из нее он посылал в Вольное экономическое общество.

Были описаны им и растущие на Алтае красильные растения морена (красная краска), серпуха (желтая), зеленика (зеленая), каари (ягоды растения употреблялись алтайцами, пограничными с Китаем, для окраски тканей в алую краску); были собраны сведения об их распространении и о том, где и как они употребляются.

Из хлебных и кормовых растений им описано и представлено в ученые общества несколько видов: кунак (punicum italicum), корневое растение из Верного; род овса, кырлык, растущий по склонам Алтайских гор и употребляемый местными жителями во время недорода хлебов в пищу для себя и в корм вместо овса для скота и птиц; колба, или черемша, употребляемую от цинги, облепиха - ягода встречающаяся только на Алтае и употребляемая для наливок и варенья, рогульки - озерные орехи по богатому содержанию в них танина которые могли заменить чернильный орех и проч.

Сообщения не обусловливались одной любознательностью С.И. Гуляева, а каждое из них непременно касалось практического применения их. Сообщая о природе их в ученые общества, он вместе с тем знакомил с их практическим применением разных лиц и учреждения, которые могли бы служить их распространению.

Так, о кырлыке, хорошо переносящем суровые зимы и не боящемся инеев, он писал архангельскому губернатору, советуя ему познакомить население с этим растением, могущем до известной степени заменить обыкновенные озимые и яровые хлеба; о колбе, как противоцинготном средстве, пишет начальникам тех губерний, где свирепствует цинга; о кендыре сообщает мануфактурным фабрикантам и пр.

Не менее внимания обращает он на другие стороны местной промышленности. В 1870-х годах случайно узнает он о распространении по некоторым волостям Алтайского округи тонкорунных, с длинными хвостами овец, вывезенных сюда переселенцами Тамбовской и Воронежской губерний.

Он собирает подробные справки о количестве этих овец, о месте их разведения, об условиях их содержания, о количестве и качестве даваемых ими продуктов и пр., разузнает кто, откуда и когда привел впервые на Алтай этих овец и, сообщив результаты своих исследований в подлежащие ученые общества, он начинает путем печати и письменных сношений с начальниками губерний и областей Западной Сибири, приглашать местных скотовладельцев и крестьян к разведению этой наиболее выгодной в хозяйстве породы овец.

Все эти сообщения и советы, по распоряжению начальников губерний и степного генерал-губернатора, были напечатаны в различных губернских ведомостях и не прошли бесследно. Распространение тонкорунных овец приняло более широкие размеры; овцеводством занялись местные священники, крупные сельские хозяева и даже некоторые из горных чиновников.

Таким же образом он узнает и распространяет сведения о разведении переселенцами новой породы крупных свиней, называемых в разных местах «чудскими», «чухонскими», «длинноухими» и пр. Туши этих свиней достигали до 20 пудов. После его сообщений эта порода приобрела более широкое распространение.

Еще в 1860-х годах внимание его привлекает к себе рыболовство на Телецком озере. Узнав о существовании здесь особой породы сельдей, он в 1865 г. в «Томских губернских ведомостях» приглашает рыбопромышленников устроить на Телецком озере правильное рыболовство (до тех пор только местные крестьяне иногда выезжали на озеро за рыбой) и устроить завод для приготовления соленых сельдей.

Только чрез 20 лет его советом воспользовался один из бывших горных инженеров Абрамов, который сделал первый опыт приготовления консервов из этой сельди. Опыт этот, по мнению некоторых, был удачен, но после смерти инициатора он не нашел себе подражателей.

Заботясь о промышленности страны, много усилий и времени он употреблял на открытие или новых источников богатств, или средств, для поднятия и расширения промыслов. Несколько лет его занимала мысль о возможности открытия в Западной Сибири горного масла, которое могло бы значительно поднять и развить промышленность и торговлю края.

С этою целью он вел огромную переписку, давая советы и указания, где и как искать такое масло. Незадолго до его смерти один из его агентов доставил ему бутылку такого масла, найденного где-то в Алтайском округе, но эта находка так и осталась без дальнейших последствий и даже исследований.

Не менее серьезное внимание употреблял он на отыскание графита, литографского камня, слюды, но эти поиски остались совершенно безрезультатными. Точно так же были безрезультатны его поиски алмазов в Киргизской степи, хотя о существовании их он имел некоторые доказательства.

Вместе с ископаемыми минеральными богатствами он отыскивал и минеральные воды. Эти поиски его были более благоприятны.

Ему обязаны устройством и известностью Белокурихинские ключи, открытие которых он приписывает крестьянину Казанцеву в 1866 г. Благодаря Степану Ивановичу, эти ключи были обследованы, при них устроен был барак и ванны вначале на средства самого Степана Ивановича, и, благодаря же ему, в 1867 году получили по Западной Сибири широкую известность — статья «Горячие ключи в Бийском округе Томской губернии» («Известия Императорского русского географического общества», 1867. Т. 3, №6).

В дальнейшем при советской власти всё это выросло в ныне популярный курорт Белокуриха.

Нужно удивляться тому вниманию и настойчивости, с которою он следил в продолжение многих лет за результатами лечения водою с этих ключей, им велись списки пользовавшимися этою водою как на месте источников, так и вне. В продолжение нескольких лет он заготовлял этой воды у себя и выдавал (конечно, бесплатно) ее всем, кто обращался к нему с соответствующими болезнями.

Кроме Белокурихинских ключей, ему было известно, чрез своих агентов, о существовании более чем 30 источников, имеющих те или иные химические и термические свойства.

Лихорадочная деятельность его по исследованию страны во время его пребывания в Барнауле отвлекла его от прежней изобретательской деятельности и научно-литературных работ. Из его открытий за это время известны лишь изобретение в 1868 г. состава для окраски в черный цвет овчин и в 1880-х гг. состава для окраски соломы, употребляемой на плетение шляп, если не считать других, не получивших практического приложения, как, например, устройство им простого и недорогого литографского станка.

Однако одно из этих изобретений имело настолько важное значение для промышленности, что одно могло увековечить его имя. Изобретенная им черная краска для овчин создала совершенно новую промышленность не только на Алтае, но и во всей Сибири. Черные шубы (барнаулки) получили широкое распространение, и приготовлением их занималось много овчинных заведений как в Сибири, так и на Урале.

Над изобретением этой краски для овчин Степан Иванович работал по просьбе шубника переселенца из России Лапина, который хотел поднести черную овчинную шубу проезжавшему тогда чрез Барнаул великому князю Владимиру Александровичу.

Состав был скоро открыт, и передан Лапину, который чрез это нажил в короткое время значительное состояние, а изобретатель состава за свое открытие получил черную овчинную шубу и три рубля, с которыми в порыве благодарности явился шубник после того, как убедился в пригодности состава и в его громадном значении для шубного промысла.

Степан Иванович обещал хранить секрет состава и сдержал свое обещание, несмотря на то, что Лапин, обещавший ему не продавать черные шубы слишком дорого, не сдержал этого обещания.

Долго Барнаул служил единственным местом во всей Сибири, где приготовлялись черные шубы, но потом некоторые шубники чрез подкуп служащих в учреждении, чрез которое доставались краски в Барнаул, открыли секрет, и промысел выделки черных шуб широко распространился.

Развившийся промысел плетения шляп из соломы также обязан Степану Ивановичу, который разговорившись как-то с одним переселенцем о возможности в Барнауле новых промыслов, указал последнему на плетение соломенных шляп.

Переселенец был несколько знаком с этим делом еще в России; Степан Иванович открыл состав для окраски соломы, и промысел начал развиваться. До начала XX века шляпы плели различных фасонов мужские и женские и довольно дешево.

Трудно указать всё то, что Степан Иванович делал и успел сделать для развития местной промышленности. По приезде в Барнаул ему удалось применить некоторые из петербургских его открытий; так, чрез жену томского губернатора Супруненко, ему удалось ввести набивку арестантских матрацев сосновою шерстью его изобретения, которую приготовляли в одном из томских приютов; чрез нее же в этих приютах была одно время введена изобретенная им «экономическая обувь».

Литературная деятельность Степана Ивановича в Барнауле значительно сократилась против петербургской (здесь написаны: «Историко-статистическое описание Барнаула 1865 г.», собрание былин) и это, конечно, произошло оттого, что большую часть времени здесь он отдавал исключительно вопросам практическим, и самые исследования края с той или иной стороны вызывались этою его стороною деятельности и носили исключительно утилитарный характер.

Вследствие этого, ему приходится писать чаще мелкие газетные заметки, редко статьи, но чаще всего - сообщения в ученые общества (не забудем, что он состоял членом 10 ученых обществ!) и вести переписку со своими агентами.

Его почтовая переписка доходила до того, что в иной год он отправлял более 150 писем, т. е. еженедельно почти по три письма. Тут не входят также довольно частые посылки на имя различных обществ, членом которых он состоял.

От него постоянно шли тюки с минералами, археологическими и палеонтологическими находками, с растениями или образцами продуктов местной промышленности. Барнаульское почтовое ведомство иногда отказывалось принимать его бесплатные посылки и письма, адресованные на ученые общества, но эти отказы, как неосновательные, не останавливали его энергии.

До сих пор еще нет перечня всего, что было в разное время и разных изданиях напечатано Степаном Ивановичем.

Зять покойного, директор Тюменского реального училища господин Словцев, собирающий материал для биографии Степана Ивановича, считал число напечатанных статей с отдельными книгами до 148. Думается, что эта цифра значительно ниже действительной. Упомянем лишь о наиболее выдающихся его работах.

Едва ли не первая серьезная его работа была о колонизации Юго-Западной Сибири и о самосожигателях, помещенная в Санкт-Петербургских ведомостях в 1842 г., затем «Этнографические очерки Южной Сибири» (Библиотека для чтения. 1848 г.), «Заметки об Иртыше и странах, им орошаемых» и «О древностях, открываемых в Киргизской степи» (Известия Императорского Географического общества, 1851 г.), «Торговля Западной Сибири»; книги: «О золотопромышленности», «Грамматика русского языка», «Историко-статистическое описание г. Барнаула в 1864 г.» (не напечатано); «Собрание былин» (тоже не напечатано); большая часть этих былин была записана со слов найденного им около Барнаула старика, певца былин - Тупицина.

Кроме того, он был занят составлением словаря местного сибирского наречия, часть его была печатана в записках Академии наук.

Помимо своих литературных работ он собирал старинные рукописи; одна из таких, найденных им на Алтае, принадлежит к довольно редким - это перевод книги Козьмы Индикоплова, написанной около1545 г. по Рождеству Христову.

Кроме того, до самой смерти своей С.И. Гуляев был на службе, прослужив беспорочно 70 лет без нескольких месяцев; служба его в Барнауле была такого характера (он был начальником V-го отделения Алтайского горного управления), что не позволяла ему отлучаться из города, так что все сделанное им было сделано чрез переписку и заочные заказы, на что требовалось и много времени и средств.

Из Барнаула, кроме нескольких командировок с караваном в Петербург, за все почти 30-летнее пребывание его, он только раз проехал по Алтаю, и в это время он осмотрел устроенные на его счет ванны при Белокурихинских ключах, и сделал открытие упомянутой уже рукописи с книги Индикоплова.

Кроме обязательной службы и своих постоянных исследований и изысканий, он с самого введения в Барнауле Городового Положения в 1877 г. до своей смерти постоянно состоял гласным городской думы, заседания которой он посещал исправнее, чем кто-либо, избираемый часто в разные комиссии.

С особенною любовью он всегда относился и к делу народного образования, которому еще в Петербурге посвящал много времени, написал там довольно обширную статью «Об учебных заведениях Алтайского округа» (Воспитание. 1858 г. Кн. V), а в Барнауле помогал открытию частной школы Климова и состоял все время членом открытого там Общества попечения о начальном образовании.

Степан Иванович Гуляев, скончавшись на 85 году своей жизни (14 мая 1888 г.), пережил период расцвета и упадка Алтайских заводов. В то время, как счастливая звезда заводов начала закатываться, слава о шумной и роскошной жизни горного мира гремела все больше и больше, распространяясь далеко за пределы не только Сибири, но и России.

О шумных пирах, богатых обедах и роскошных костюмах горных дам, путешественники говорили далеко за пределами России, и Алтай в этом отношении считался каким-то сказочным уголком, где всегда можно было встретить дорогие вина, роскошные костюмы, выписанные прямо из Парижа.

Заставляя едва не всех жить не по средствам, эти блеск и роскошь, однако, не касались дома С.И. Гуляева, где жизнь текла совершенно иначе, чем в остальном горном мире. Этот дом, находясь в одной из глухих улиц Барнаула, чаще открывался для путешественников, ученых и местных исследователей, даже чаще для простых рудовозов, из которых многие состояли в постоянных сношениях со Степаном Ивановичем по собиранию для него естественно-исторических коллекций и сведений, чем для чиновного Барнаула, с которым покойного связывала только служба.

Здесь перебывали все путешественники после 1859 г., когда поселился в Барнауле С.И. Гуляев. Его посетила французская экспедиция Менье, был Брем, Финш и Вальбург-Цейль, шведы Тейгнер и Гаге, берлинский этнограф Адриан Якобсен, американцы Кеннан и Фросш, англичане Дильк и Нью-Ели.

О русских и сибирских путешественниках и говорить нечего: его дом для них был отправным пунктом к изучению Алтая; раз побывав у него, большинство навсегда завязывало с ним переписку и находились в самых дружеских сношениях.

Для путешественников и ученых кабинет Степана Ивановича с его коллекциями, библиотечкой, а, главным образом, с самим хозяином, который представлял из себя живую книгу всевозможных сведений об Алтае, являлся необходимым преддверием для изучения этой страны.

Коллекции Степана Ивановича, по преимуществу минералогические, не были обширны и полны, но все, наиболее выдающиеся с научной стороны, здесь всегда можно было встретить, а, главное, относительно каждого предмета коллекции хозяин знал все подробности его нахождения, распространения, условия образования и проч.

Полными его коллекции никогда не могли быть: наиболее драгоценные экземпляры их тотчас же по получении он рассылал в те общества, членом которых состоял или дарил их путешественникам.

В этом отношении он представлял полную противоположность с провинциальными коллекторами, для которых собирание редкостей обращается в цель саму по себе, и они дорожат ими несравненно более, чем теми научными задачами, для которых могли бы служить их коллекции.

Еще яснее обрисуется пред нами нравственный облик С.И. Гуляева, если ко всему тому, что мы говорили об исследованиях, открытиях и заботах его о развитии края, присоединим, что во всей этой разнообразной деятельности он всегда оставался чуждым какой бы то ни было корыстолюбивой мысли.

Все свои изобретения он предлагал безвозмездно, даже больше - он приглашал, искал, кто бы взялся реализовать то или иное его открытие, при его непосредственных советах и указаниях. Так, он предлагал безвозмездно какому-то казанскому помещику открытый им способ выделки сосновой шерсти, так же безвозмездно отдал шубнику Лапину секрет окраски овчин, составивший последнему значительный капитал, без мысли о каких-либо выгодах, он занимался табаководством, устраивал Белокурихинские ключи и отдал их эксплуатацию открывателю Казанцеву; еще менее мысли - о каких-либо вознаграждениях при розыске им минеральных богатств (горного масла, литографского камня и пр.).

Такое бескорыстие тем более замечательно, что Степану Ивановичу приходилось жить и действовать в среде, представлявшей соблазны обогащения.

Это замечательное сочетание, с одной стороны, неустанной энергии к деятельности, а с другой - беззаветного и бескорыстного служения всеми своими силами развитию и росту своей родины - и делает его образ обаятельным и память о нем дорогою.

Открытие памятника
Открытие памятника С.И. Гуляева. Фото В. Войчишина

P.S. 27 апреля 2018 года на территории курорта «Катунь» был открыт мраморный бюст С.И. Гуляева работы В.И. Войчишина.

Источник: Голубев П. Гуляев С.И. // «Алтай: историко-статистический сборник по вопросам экономического и гражданского развития Алтайского горного округа», под редакцией П.А. Голубева, Томск, 1890 г.