Ревякин Виктор Семенович
- Информация о материале
Ревякин Виктор Семенович — советский, российский учёный, исследователь, доктор географических наук, академик РАЕН, член Союза журналистов СССР, почётный член Алтайского краевого отделения Русского географического общества. Мастер спорта СССР по спортивной гимнастике.
Виктор Ревякин: «Михаил Владимирович был всегда рядом, подстраховывал…»
Родился 26 марта 1936 года в с. Куяча Алтайского края.
1943–1953 года учёба в Алтайской средней школе Алтайского района.
Июль 1953 – август 1954 года работа учителем математики в семилетней школе совхоза «Пролетарский» Алтайского края в с. Сараса.
1954–1959 года — географическое отделение геолого-географического факультета ТГУ. Дипломная работа «Следы древнего оледенения северного склона Биш-Иирду» (рук. Л. Н. Ивановский).
1959 год — аспирантура по специальности «физико-географ» при кафедре общей географии.
30 октября 1963 года — защита диссертации на соискание ученой степени кандидата географических наук по теме «Влияние рельефа на оледенение горного узла Биш-Иирду (Центральный Алтай)».
Редактировал прикладной раздел «Атласа снежно–ледниковых ресурсов мира».
В 1966–1968 года — проректор университета научных знаний для учителей г. Томска.
1969–1970 год — научный руководитель и ответственный исполнитель темы «Гляциология ледников Алтая», в рамках хоздоговора с ЗСУГМ. Возглавлял созданное по его инициативе отделение Общества советско-монгольской дружбы.
1977–1979 гг. — член партбюро факультета.
1978 год — защита диссертации на соискание ученой степени доктора географических наук по теме «Нивально–гляциальный комплекс Алтае–Саянской горной страны».
15 июня 1979 г. — 4 мая 1981 года — профессор кафедры общей географии ТГУ, научный руководитель проблемной НИЛ гляциоклиматологии.
С 5 мая 1981 г. — профессор кафедры экономической географии и картографии географического факультета Алтайского госуниверситета (АГУ). Один из организаторов географического факультета в АГУ.
Организатор круглогодичных полевых работ в горно-ледниковых бассейнах Алтая. Исследования истоков Енисея, Оби, Селенги, Кобдо, ледника Потанина, восхождение на Белуху.
В 1990–1993 гг. — депутат от Центрального округа г. Барнаул. Возглавлял комитет по вопросам экологии и природопользования и высший экологический совет России. Принимал участие в разработке российского законодательства по охране природы и санитарному благополучию, по его инициативе сформирован эколого-ресурсный блок во главе с вице-премьером.
3 июля 1991 г. — при Алтайском техническом университете по его инициативе создан научно–исследовательский институт горного природопользования (НИИГП). Назначен его директором.
2000 год — лауреат премии Алтайского края в области науки и техники.
Опубликовано более 200 работ, 5 монографий и несколько учебных пособий. Руководитель защиты 8 кандидатских диссертаций.
В.С. Ревякина не стало 1 февраля 2020 года.
Интервью от 17 декабря 2017 года
Три этапа
Жизнь моя делится на три части. Первая часть – алтайская школа, вторая часть – Томск, третья часть – Барнаул.
Но диапазон какой? Если Томск был связан больше с Академической наукой, ледниками, снежниками и пр., то Алтайский край связан с практической частью – всевозможные схемы, первая большая краевая программа охраны окружающей среды, научным руководителем который я был.
Томск – это, конечно, университетский город, но Барнаул – прикладная часть географии.
Я нисколечко не жалею. Во-первых, студенчество, учителя школ, которые работают по моей «Географию Алтайского края». Теперь уже моя внучка пишет географию Алтайского края.
Из главных достижений, к которым Актру имеет отношение, – географический факультет. К сожалению, институт природопользования, который я организовал и который был в Барнауле, в перестроечное время не удалось развить так, как хотелось. Институт переформатировали…
Встреча с Актру
Первый раз я побывал на Актру на практике в 1956 году, после того, как закончил второй курс. Тогда начинался Международный геофизический год. Благодать уже была такая — появились какие-то денежки.
До Михаила Владимировича, который побывал на Актру впервые в 1936 году, его посетил только В.В. Верещагин.
Но незадолго до В.В. Сапожникова на Алтае побывал ещё один геолог, инженер, исследователь. Он сделал двухтомный альбом фотографий Алтая и подарил его императору в Петербурге.
Один из экземпляров этих двух альбомов лежит у нас в Барнауле, в краеведческом музее. И когда я смотрел этот альбом, неожиданно нашёл Актру.
Что поразило – долина Актру вся была заполнена до Караташа льдом! Мощность ледника была раза в три больше, чем сегодня. Тогда только-только начиналось сокращение оледенения…
Мы приехали на Актру с руководителем Алексеем Анисимовичем Земцовым. Набор был тогда маленький — в группе было всего десять человек. Стояли в Курае. Раньше там была экспедиция и хороший магазин, где продавали тушёнку и сгущенку. Там было всё, чего не было у нас в городе. Геологов снабжали тогда по первому классу.
Наша 247 группа перешла по мосту через Чую и пошла пешком до самого Актру. Поднялись наверх. Когда мы пришли, там уже была экспедиция нашего Томского университета.
Организовал экспедицию Михаил Владимирович Тронов. Лев Николаевич Ивановский вёл геоморфологический отряд, а всё остальное шло под руководством Тронова.
За речкой, там где стоит домик Тронова, появились несколько наших альпинистских палаток, первой маленькой экспедиции, которой руководил Иван Яковлевич Олейник, светлая ему память. Он был ветеран. Они все воевали. Ожигова Николая Александровича хотели представлять к Герою Советского Союза — разведчик, боевой человек.
Мы сходили на экскурсию к леднику Малый Актру, где я первый раз услышал Михаила Владимировича Тронова.
Что из себя представлял лагерь, когда мы пришли на Актру? Это был длинный ряд брезентовых палаток на каркасе, как и во всех тогда лагерях. Палатки были четырёхместные, полог был белый, сатиновый. Четыре койки, тумбочки.
Был срубленный инструкторский дом, который и сегодня ещё есть, склады, медсанчасть и большая столовая, которая мне очень нравилось. Сначала с ней были официантки, которые приносили еду. Всё было по высшему классу.
Как строили – я не знаю, но было сделано всё добротно и хорошо.
В лагере оказался мой товарищ Олег Подрезов, который учился на специальности метеорология, а я — на географии. Когда мы уходили с Актру, Олег сказал: «Слушай, Витя, оставайся в экспедиции. Там альпинисты, танцплощадка, публика, молодёжь».
Спустились мы из Актру в Курай, группа уехала, я остался один. Навьючил одеялко и по знакомой дороге пошёл обратно в лагерь… Спальных мешков тогда не было. Были стеганные одеяла.
Но побыть в экспедиции до конца сезона у меня не получилось, потому что отец прислал телеграмму: «Немедленно приезжай». Я был старший сын и они по мне соскучились.
В общем, в лагере пробыл недолго. Но успел походить везде — и на Большой, и на Малый Актру.
И у меня появилась тогда мысль о том, что надо как-то в проникать в ледники. Всё начиналось с этого…
Михаил Владимирович тогда мне казался таким древним! Ему было под 60. Сейчас думаю: он же был на двадцать лет меня моложе, чем я теперь! 1956 год — моё первое знакомство с Актру.
Годы учёбы
В 1957 году, когда мы поехали на Актру, наш геоморфологический отряд попал к Льву Николаевичу Ивановскому — в экспедицию на хребет Чихачёва. Съездили мы на хребет Чихачёва, вернулись в Актру.
Тут уже Актру стала базой…
В 1958 году отработали по Северо-Чуйскому хребту, я полазил по ледникам. Дипломную работу писал по древнему оледенению, но душа уже была вся там…
В 1959 году я закончил Томский университет и поступил в аспирантуру к Михаилу Владимировичу Тронову, уже до этого будучи в экспедиции. Но это было не так-то просто...
После окончания учёбы меня распределили в школу Ростовской области. Куда деваться? Меня отправили учителем физкультуры и географии. Я тогда ещё занимался спортом.
В аспирантуру Михаил Владимирович позвал меня на защите. Он спросил: «Не хотели бы вы ко мне в аспирантуру?» Самое интересное, что в те времена я бегал, как молодой лось. А Михаил Владимирович понимал важность бегающего человека в горах… Я тоже пришёл к этому же выводу, и у меня всегда были мальчишки в экспедиции, которые бегающие. Потому что это трудно.
Я ответил Михаилу Владимировичу: «Да, мечтаю, но вот так-то и так…». «Ну, ладно».
А я уже прикипел к этим ледникам!
Поехал перед поездкой по распределению домой, в Алтайский край, к родителям. Будучи там, поехал на мотоцикле, перевернулся и попал в больницу.
Пока я лежал, пока приехал (рука была ещё привязана), пришёл в Облоно, на моё место уже отправили работать двух человек.
Я бегом к Михаилу Владимировичу.
«Михаил Владимирович! Я свободен» «Ура! Пошли».
А тут надо сдавать экзамены. Приехал первого сентября, к началу учебного года, жить было пока негде, в общежитии. Я был ещё холостой человек, без всяких сложностей.
Пошли сдавать мы вступительные экзамены в аспирантуру. Экзамены по истории, иностранному языку, специальному экзамену — у меня все были пятёрки.
Диплом я защитил плохо, потому что бегал женихаться. Но суть не в этом...
Пришли к Григорию Григорьевичу Григору, который у нас заведовал кафедрой. Надо был сдавать вступительные экзамены по гляциологии.
Григор был человек обстоятельный. Тронов сказал: «Гриша (они профессура, два профессора), надо бы человека в аспирантуру». А Г.Г. Григор сказал: «Надо подготовиться и сдавать. Пусть подготовится».
Вышли в коридор. Михаил Владимирович говорит: «Помните, какие вопросы были на экзамене?» «Конечно помню». «Давайте напишу». Написал вопросы. Я написал ответы и сдал на «пятёрку». Он расписался «Профессор Тронов». «Неси в аспирантуру!»
А аспирантурой заведовал другой замечательный человек — Павел Давыдович Князев. Мы его звали КПД. Он преподавал экономику географии.
Я сдал ему документы. Павел Давыдович принял документы и я с 1 октября стал аспирантом ТГУ, чем горжусь до сих пор. Тем, что попал в команду, которую собирал Михаил Владимирович.
Мне сразу было сказано, что прежде, чем заниматься гляциологией, надо пройти подготовку в альпинистском лагере. Тогда в спортклубе путёвка в альплагерь стоила 16 рублей. Я пошёл и записался. А поскольку тогда занимался гимнастикой и это меня нисколько не смущало.
И вот в 1960 году я приехал в Актру уже как аспирант, как участник экспедиции, и сразу попал в альпинистский лагерь.
Одну смену я пробыл новичком, получил значок «Альпинист СССР». В альплагере познакомился с инструктором Константином Борисовичем Семенюком. Пришёлся ему по душе, потому что хорошо лазил, и остался на вторую смену.
Значкисты пошли через перевалы, вершины, ледник Томич – альпинизм загудел.
Везде, где было связано с ледниками, надо было подниматься наверх. Это были 1960-1962 годы…
Я всегда рассказываю историю, как мы с Михаилом Владимировичем ходили на Карагемский перевал.
Михаил Душкин был тогда начальником экспедиции, а я был аспирантом, заместителем начальника. А Михаил Владимирович всегда был бог. И было ему уже под 60. Пожилой человек, по нашим понятиям.
А они работали по своим меркам, так же как и я сейчас, старым лишь кажусь.
Пошли на ледник, надо связаться.
А Михаил Владимирович на леднике был в тонких ботинках, в галстуке, в пиджаке. Тяжело ему было. Я понимаю его теперь.
«Михаил Владимирович, давайте, одевайте кошки». «Я не буду их одевать». «Одевайте». А Миша Душкин, начальник, немножко грубоватый, как крикнул: «Я сказал — одевай кошки!»
В общем, на леднике у нас состоялась ругань. Надо было обвязку делать — трещины же на леднике.
Чем дело кончилось? Поругались.
Тронов: «Я не буду». «Не будете? Я буду жаловаться». «Ну и жалуйся! Хоть в партком, хоть ректору. Жалуйся!» А Миша говорит: «Я Людмиле Борисовне буду жаловаться!»
Всё!..
«Давайте, завязывайте».
Людмила Борисовна была замечательным человеком! Она всех опекала. Это была семья!
Поднимаемся выше на перевал. Я всё время рисую. Трещина идёт закрытая. Миша Душкин прошёл первым ломаной линией. Михаил Владимирович идёт второй. Я иду сзади в связке.
Миша говорит: «Идите по моим следам!»
«Дед», как мы его звали: «Ещё чего?» И пошёл по кратчайшему расстоянию, по прямой…
И провалился в трещину.
Провалился счастливо. Она была неглубокая и был приступочек. Но всё равно подстраховали — профессор, мы отвечаем за его жизнь.
Михаил Владимирович снимает шляпу. «Один ноль в вашу пользу».
Потом мы сидели на этом перевале втроём. Вернулись в лагерь. Про ругань забыли. Довольные – такого человека на высоту подняли.
А Михаил Владимирович спрашивает: «Вы изюминку заметили?» «Не заметили». «Ну, вот! После этого води вас на перевал».
В 1962 году заканчивается аспирантура, в 1963 году защищаю диссертацию кандидатскую и всё – с 1963 года я уже ушёл в самостийное плавание.
Ученик Тронова
В 1963 году мы уехали в Аккол, Южно-Чуйский хребет. У меня был свой отряд.
Когда мы поехали первый раз в 1963 году на Первую Всесоюзную конференцию по итогам МГГ, я впервые увидел великих, как они заседали. Академика Маркова, ещё других богов, которые там выступали.
И я там выступал с докладом, с дерзким, как я говорил.
Впервые я познакомился тогда с ныне академиком Котляковым Владимиром Михайловичем – почётным Президентом РГО, которого я искренне уважаю и с которым мы дружим. Я сейчас старейший член РГО.
С 1963 года начались мои контакты с Москвой.
Мы всё время паразитировали на альплагере. Каким образом? В университете была тогда нищета, а альплагерь всё-таки снабжали – ботинки, штормовые костюмы. Был у них завхоз, Пётр Емельянович, с которым мы дружили. И на этой почве у нас была возможность получать снаряжение — где-то обменять старые ботинки на новые и пр.
Когда ездил на альпинистскую базу в Москву, выпросил четыре спальных пуховых мешка. У нас появились пуховые костюмы, палатки-перкальки, которые запотевали до невозможности, но они были полегче и таскать их было проще.
Мы всё время дружили с альпинистами. Во-первых, когда альпинисты были рядом, была возможность подстраховаться – мало ли что, на всякий случай.
И потом по вечерам всё это было освящено авторитетом Михаила Владимировича. Потому что для альпинистов он был светилом, а мы были все его ученики.
Михаил Владимирович дружил с Борисом Николаевичем Делоне, членкором АН, который загорал на Голубом озере. Делоне приезжал в Томск. Это было поколение, которое выжило. Поэтому знакомство с москвичами всё укреплялось.
В 1964 году мы ушли в Южный Алтай, ледник Алахинский.
А с 1965 – 1966 году я приехал в Аккем. Приехал — громко сказано. Потому что денег было ничтожно мало, нищета была бесконечная, добирались на попутных. Два студента было у меня — Вадим Вистингаузен, который сейчас член Сибирской горнолазательной комиссии, спелеолог и Виктор Лойша, журналист из Томска. В первый раз добравшись до Аккема, мы обошли всю Белуху кругом …
У меня был такой порядок — с первого курса брал двух мальчишек, а на пятом их выпускал. Таким образом, всегда вокруг меня было порядка 8-10 человек, которые были увлечены (не знаю, как они были увлечены?) горами.
1966, 1967, 1968 год отработал на Белухе. В то время вплотную работал с Юрием Григорьевичем Кревским, метеорологом, аспирантом Михаила Владимировича. Мы с ним были на ледниках, на полевых метеостанциях — в общем, вместе вели комплекс работ.
И вот в 1967 году, мы с Юрой Кревским заключили договор с Западно-сибирским управлением гидрометслужбы. Заключить договор — означало получить какие-то деньги. А поскольку Гидрометслужба по нашим понятиям была довольно богатая, они имели возможность оплатить вертолет.
С тех пор проблем с деньгами на экспедицию не было. Раз в сезон вертолёт забрасывал продукты. Вместе с вертолётом летела и наша экспедиция. Все перевалы, маршруты всё это шло…
В 1968 году с Белухой закончили и дальше пошла Мульта.
В 1970 году закрыли альплагерь.
С Актру связано многое. Конечно, эта манера работы Тронова. Всегда демократия в горах. Там ничего особенного. Но, правда, около домика Тронова была такая картина, выложенная камнями — торчали старые ботинки, как человек, забитый камнями. Альпинисты написали на камне: «Он пререкался с инструктором».
Когда альплагерь закрылся, все помещения передали Томскому университету, там была уже экспедиция. Мы же там строили зимовку с Сергеем Харламовым. Отопление сделали, чего только не делали... Всё было по-хозяйски.
Как-то иду читаю: «Он пререкался с инструктором, Ревякиным В.С.». Сейчас этого нет, но долгие годы такая надпись была. Меня это приводило в восторг.
1969, 1970–1972 года и 1973 в Мульте был весь комплекс гляциологических работ. Ходили в Озёрную. Тут уже работали поленологи, гидрохимики, геофизики. Был комплексный порядок. Шёл международный геодезический год.
Тут уже «мальчишки» подросли. Витя Голичихин поступил в аспирантуру, Володя Галахов — в аспирантуру, у меня появился аспирант Валерий Павлович Тырышканов, который, к сожалению, погиб в лавине 13 июля 1972 года.
Подготовка в Актру была серьёзная. Долго мы пробивались на ледник Потанина с Михаилом Владимировичем. Это сейчас – ради бога, безвизовый режим. Катись.
А тогда, чтобы попасть в Монголию, мне пришлось до ЦК партии дойти. Чтобы попасть в истоки Кобдо, где я побывал на леднике Потанина.
Всё крутилось вокруг ледников. Участвовал во всех совещаниях. Был впереди планеты всех среди своих.
Но Михаил Владимирович был всегда рядом, подстраховывал и всегда, когда ты говорил, что ты — ученик Тронова, это производило определённое впечатление, потому что он пользовался всеобщим признанием, уважением и пр.
Кстати, в каталоге ледников СССР есть на Белухе ледник Шукшина В.М, к которому я имею прямое отношение. Это был 1974 год, когда умер Василий Макарович. Фильм снимал Григорьев, режиссёр, однокурсник В.М. Шукшина.
А мы как раз забрасывали грузы в Аккем, когда они прилетели. Девчонки бегут и говорят мне: «Виктор Семёнович, киношники приехали». «Какие киношники? Нам нужен вертолёт. Скорее, скорее» «Можно мы с вами в Аккем подлетим?» «Какой чёрт вы там нужны?» «Но нам надо. Мы кино снимаем. Называется к 100-летию Рериха».
Вот так судьба меня свела с Григорьевыми и с художником Леопольдом Романовичем Цесюлевичем, который мне картину подарил. Но это уже другая история…
В 1976, 1977 году я пришёл на Актру и мы начали зимние работы. Зима — это очень важно. Потому что все измерения проводились только летом. Зимой никаких снегомерных работ, ничего. А я уже работал над докторской диссертацией и у меня были все лавины, снежники и все скользкие и холодные дела.
Когда пришёл работать в Актру, у меня уже был заключён договор с геологами, работали люди на месторождениях. Потом появилась ещё система, где были всякие договора. Деньги можно было найти на продолжение этих работ. Публиковались книжки, статьи, мальчишки учились работать.
А потом дело пришло к чему? Наверно, все мы старики такие. Хочется быть всё время, а сил нет. Возник вопрос: кто будет руководить проблемной лабораторией гляциоклиматологии, которую организовывал Михаил Владимирович?
Меня назначили научным руководителем проблемной лаборатории. А там уже народу много собралось. А когда много народу, люди начинают развлекаться, вместо того, чтобы заниматься делом.
Я был нехороший человек – заставлял работать. И когда уходил в экспедицию, был праздник — начальник ушёл. Я ещё доктором не был. Пару лет трепыхался.
В 1977-1978 год работал в Актру. Экспедиция, практики студенческие проводили. Я уже числился начальником.
За это время прошло много народу, в частности, Владимир Вениаминович Севастьянов, который работал под руководством Михаила Владимировича, Слуцкий Владимир Израильевич…
В Актру в то время была метеостанция, начальником которой был Витя Богданов —хороший парень из Электростали из-под Москвы. Мы с ним как-то очень сработались, было взаимопонимание.
Актру — это молодость, всякие штуки.
Хотелось нам с Виктором Богдановым благоустроить жизнь. Притащили большой дизель, чтобы бочками заводить. Загрузили вертолёт...
Это было надо видеть! Вертолёт взлетел. Мы обнимаемся, кричим «Ура!». Всё быстро — три минуты и там.
Выходим. «А где дизель?» Артём, лётчик, говорит: «А я его сбросил».
Когда он начал взлетать, его болтнуло, он сразу дёрнул крючок и груз отлетел.
Потом мы этот дизель подтащили зимой по дороге…
Дорога на Актру
Жутко нам хотелось сделать дорогу в Актру. В 1956 году, когда мы шли, была тропинка, лошадиная тропа, по которой в альплагерь на лошадях заносили бензин во флягах, крупу, продукты и прочее.
Когда начал работать в экспедиции, мне захотелось сделать дорогу. С чего начали? Лагерю Виктора Богданова, который имел международный статус, один из семи горноледниковых бассейнов, помогала метеослужба. В университете денег никогда не было.
Мы с Богдановым говорим: «Давайте построим дорогу». Попросили трактор. Виктор Богданов парень был отличный. По-моему, трактор привезли из Кош-Агача, гусеничный, ДТшку, в кузове грузовика. Он говорит: «Садись». Подогнали, положили сходни. Сел, поехал. Загнали трактор в Актру. И, пользуясь этим, начали потихонечку забираться.
А в летнюю пору на Курае был сенокос, всё было сложно, все алтайцы заняты. Толи алтайцы, толи казахи – не знаю.
Сидят мужики. Я говорю: «Мужики, нужен бульдозер». А мы уже немножко прошли вдоль тропы. Изобретать ничего не надо было.
Как всегда чем дело заканчивается – пузырь на бочку. Хорошо, давай.
Сел мальчишка-алтаец тракторист на бульдозер и мы поехали. Я сижу рядом. Лихо пошло у нас! Поднялись наверх. Здорово! На бульдозере хорошо, кое-где растолкали.
Приехали в Актру к альплагерю, ночевали, выпили, как водится, по такому случаю.
А утречком опять сели на бульдозер и помчались вниз по долине. По пойме что там не ехать? Ровненько. А всё начинается, когда в входишь в морены…
Разошёлся этот мальчишка, лихо разбегается – дерево – раз! Нет дерева. Валун – раз! А валун оказался очень большой и мы сломали лопату. Лопата пробила радиатор, и всё...
Не один год, года два делали дорогу. Вернёмся с полевых работ, сверху-снизу – лом, лопаты на плечо. Пошли. Растаскивали, где-то разбирали. С ребятами мы, наконец, эту дорогу пробили.
В Акташе тогда стояла воинская часть, были какие-то танкисты, пилорама. Я переговорил с директором совхоза. Всё крутилось вокруг бутылки. И первый раз мы поехали в Актру на «Урале», такой тяжёлый трёхосный грузовик.
Дорога там сырая. Переехали мост, через который лесовозы перевозили лес из-под Актру. Там было начало. Когда поехали, у нас даже нормальной пилы не было — только двуручка. И чуть не улетели под обрыв, так как машину потащило и она упёрлась в лиственницу. Кое-как мы «Урал» выкопали, вытащили и он уехал обратно.
А потом был ЗИЛ-157, зверь отличный. Поехали зимой. Загрузили его пиломатериалом в Акташе. Когда он прибыл, впереди наверх пошёл трактор, а ЗИЛ — следом.
Не на вертолёте теперь, а на грузовике стали завозить стройматериалы. Появилась возможность строить, кухню сделать, к зимовке подготовиться – трубы подняли. В общем, дорога была построена.
А теперь какая там дорога? Яма на яме, но, тем не менее, ездят и дорога существует.
Будни Актру
На Перевалке жили алтайцы, сторож. Там был склад, где лежали продукты, которые привозили туда, а потом доставляли в экспедицию. А недалеко стоял колхозный нерабочий трактор, Курайского колхоза «им ХХI партсъезда КПСС», ДТшка. Дима Холоденко, наблюдатель, боевой человек, отремонтировал его и на этом тракторе давай запускать!
Как он ездил! Один раз я с ним ехал, думал с ума сойду. Отчаянный был человек!
Жизнь на Актру была насыщена всякими событиями. Когда оставались осенью, жили Миша Душкин, я и Богданов Виктор с женой. Там у них родился мальчишка. А моя жена принимала роды. Событие – Ромка Богданов родился. Ни медсестры, никого не было. Был такой весёлый случай….
Запасали дрова для кухни альпинистов на зиму. Всего не упомнишь…
Ледники
Когда был Международный геодезический год, международная программа, всё записывали про Актру. Это была самая важная работа, в которой мы принимали участие, как Томская школа Тронова.
Во-первых, мы очень долго работали по составлению каталога ледников СССР. Одно время там работал Михаил Ананьевич Душкин, который был начальником экспедиции, а я был, будучи аспирантом, у него заместителем. Мы были участниками этой каталожной программы.
Там более 100 томов по всему СССР, в том числе и по Алтаю. Каталоги составляли Душкин, я, Окишев и, естественно, Михаил Владимирович.
Потом началась большая работа, международная программа, связанная с оценкой снежно-ледовых ресурсов. Надо было составлять Атлас. Это такой фолиант, где моя фамилия значится в составе редакционной коллегии. Я выступал, как редактор прикладного раздела, куратор по Алтаю и Саянам.
Это солидное произведение, в том числе (Катунский хребет, Томич наш опорный ледничок, где работали, Белуха). Атлас сегодня лежит на столе гляциологов, которые занимаются ледниками. Есть ещё два тома текста. Это была важная работа.
В 1976 году мы были в истоках Енисея…
Памятная табличка
И в один из приездов, не помню какой год, лабораторией гляциологии, по-моему, заведовал Игорь Ковалёв, физик, энергичный молодой человек. Поднимаемся в Актру. За Перевалкой большущий-большущий камень, а на нём доска. «Здесь проводил исследования М.В. Тронов…»
Мне бы дураку – ну и пусть стоит. Но позволить имя Учителя, с которым долгое время прожил во льдах, оставить здесь… Я психанул. Подогнали грузовик, я лично сам выкрутил табличку, её увезли в Актру – дорога уже была.
Поставил эту доску на склад и думал, что потом установим…
Я уже тогда был доктором наук, меня будоражило профессорское основание, такой-сякой. И нет, чтобы мне это дело сразу организовать, установку – это серьёзное дело: выбрать место, всё, как водится. Оставили на складе и вернулись в Томск…
И вдруг меня вызывают в партком. Подают письмо. Я такой-сякой нехороший – надругался над памятью и пр. Я сказал: «Не может памятная доска профессору Тронову стоять там, где нет ни снега ни льда, где коровы ходят и только от них лепёшки лежат. Я не могу…» «А… Ты не можешь…»
Наподдавали мне как следует, закатили выговор… Всякое было…
А зимой я отправил туда Серёжу Харламова. Он — лодочный турист, там зимовал и отвечал за зимовку. Но зато теперь табличка стоит там, где ей и подобает находиться. Стоит у ледника.
Несостоявшийся институт
С институтом прикладной гляциологии ничего не вышло. Я ходил даже в Томское отделение Сибирской Академии наук и встречался с академиков Зуевым по этому поводу. Но тогда у меня совсем не было никакого веса. И гляциология как-то была не очень.
И до сих пор мы, живя в Сибири, где снежная составляющая, перезимуем и работаем летом. Вся наука, связанная с изучением природы, носит преимущественно летний характер.
А гляциология требует зиму и никак это не получалос. Антарктида - понятно. Сейчас Арктика – тоже понятно.
Когда в Москве я заикнулся об институте прикладной гляциологии, Авсюк Григорий Александрович, был тогда директором института географии, сказал: «Как же так — в Томске будет институт прикладной гляциологии, а в Москве нет? Давайте запишем в резолюцию — открыть в Москве институт гляциологии, а прикладной – в Томске».
Не то, ни другое не вышло. Но факт остаётся фактом, что эта идея была профанирована. И Всесоюзным симпозиумом по существу была закончена моя гляциологическая карьера в ТГУ, после чего переехал на родную землю.
Из Томска на Алтай
В 1978 году я защитил диссертацию и мне жутко хотелось сделать самостоятельный географический факультет при ТГУ. Он как был, так и сейчас остался — геолого-географический. И это привело к скандалу.
На должность декана от геологов был выдвинут Дукаев Юрий Васильевич, а меня выставили географы. Конкурс. Неслыханное дело в советское время! Просто уму непостижимо. Как это можно?
Был партком. Геологи были гораздо сильнее, чем географы. Там больше было докторов, ну и были какие-то обстоятельства. Вышло так, что до перемен было ещё далеко и мою кандидатуру отставили.
«Хорошо, тогда я ухожу».
Я собрался уходить из Томска. Тогда я заведовал проблемной лабораторией, кафедрой и пр. Написал заявление и отнёс ректору.
Александр Петрович Бычков, светлая ему память, говорит: «Хорошо. Приходи через две недели».
Прихожу. «Что пришёл?» «Да заявление». «Какое заявление? Не видел». «Ну, я напишу новое»...
Решение было принято. Написал.
«Ладно. Куда ты уходишь?» «Поеду домой к себе, долги возвращать. В Алтайский университет»…
Алтайский университет
Другая часть моей жизни была связана с Алтайским университетом, где теперь есть географический факультет. Меня там только нет. Годы.
Но там все мои мальчишки. Деканы, заведующие – все мои. Так что, в этом смысле, переезд в Барнаул был оправдан.
Тем не менее, и здесь не кончилась с ледниками. В Актру появлялись у меня полевые практики со студентами, где меня поддерживали с основания.
Из Томска со мной переехали ребята — Володя Галахов, Рамиль Мухамедов, Наталья Харламова, Сергей Харламов. Те, с кем мы работали до этого в Актру. С лабораторией инженерной гляциологии у нас была одновременно лаборатория природопользования, где мы делали большую схему по использованию реки Алея. Когда мы сделали эту схему, пошла комплексная охрана природы и т.д.
Переезд в Барнаул был связан большей частью не столько с гляциологией, хотя мальчишки работали и в Саянах, сколько с Алтайским краем.
В 1980 году, когда я переехал в Барнаул, мы провели Всесоюзный гляциологический симпозиум в Томске. Это был апогей моей гляциологической карьеры. Было принято экстренное решение.
А в это время в стране уже начинался развал. Скорый пассажирский поезд 201, «Томск-Бийск», обычно ходил 18 часов.
Народ записался на три экскурсии. Одна была в Актру, вторая — в Кузнецкий Алтау, на пещеры (у меня был энергичный Володя Дмитриев, который был увлечён пещерными делами). Третья экскурсия была на Телецкое озеро, куда поехала основная масса.
Мы всё организовали: созвонились с Бийском, в ресторане приготовили еду. «Приходит поезд, пообедают, в автобус — и в горы. Часть — в Актру, а часть — на Телецкое». Там уже ждал теплоход.
Но поезд опоздал на… 36 часов.
Я думал сойду с ума в Томске, когда вся публика выехала из гостиницы и мы ждали поезд.
Поначалу было весело, гудели. Потом начали уставать. В общем, длинная история…
Приехали мы в Бийск. Конечно, никаких ресторанов. Автобус был. Уехали в Актру…
Все вернулись с экскурсий довольными. За это время я, наверное, поседел.
Вписали в решение «отрыть в Томске институт прикладной гляциологии. Здесь вопросы зимних работ, наледи, все вещи, которые возникали»…
В 1981 году мы проводили исследования по определению лавинной опасности. Это уже шло по заданию института географии, по договору с Министерством обороны. Называлась работа «Защита небоевых потерь». И уже по договору и институтом географии мы перекинулись на Министерство обороны.
Дальше начала и вода, земля и всё на свете. Теперь я — член краевого градостроительного Совета, связанного с вопросами территориального планирования, про это книжку пишу.
Фотография на стене
А вот эту фотографию, которая висит у меня на стене в кабинете, мне подарила В.В. Терешкова.
Я пришёл к ней и говорю: «Валентина Владимировна, Вы долги думаете возвращать?» «Какие долги?» «Вы куда сели из космоса? Все вы такие. Сели в Баевском районе Алтайского края и ни разу не приехали в Барнаул. Подарите хоть фотографию из космоса».
Она говорит: «Какую? Американскую или нашу?» «Если честно, нам бы и ту и другую»…
Новые времена
Теперь республика отсоединилась, там свой университет, свои верности. ТГУ сейчас там ещё терпят. А с другой стороны, нет смысла продолжать работы в другом субъекте федерации.
Хотя, можешь ехать куда хочешь и подвижников много. Белуха осталась… И потом вертолёт намного облегчил жизнь. Сел и выгрузился на седло Белухи.
Вся экспедиционная публика изменилась. Для нас это была романтика. Зимовать, так зимовать. У меня ребята в Мульте зимовали. Дом срубили, быка завели – всё было.
А сегодня народ аккуратный. Без вертолёта нигде не работает. Две недели экспедиции – обратно домой.
Но зато Актру звучит в мировом плане, как долина. Станцию сделал ТГУ, институт мониторинга ЭКО системой академической дружат – не знаю только: чем они там занимаются?
Там и ботаники работают. Летом там хорошо. Зимой, по-прежнему, не работают.
Недавно японцы и американцы пробурили скважину на Белухе – 180 метров. Молодцы японцы, конечно. Вынули керн. Разрезали керн на две части. Одну часть увезли в Америку, другую — в Японию. А России – ничего...
Хорошо, что таскали ящики. Чего я не принимаю, конечно.
Хотя расшифровки есть, у нашего же гляциолога Володи, который анализировал их в Америке.
Ледники, это, конечно, страшно интересно. Но Актру сейчас с развитием туризма перестраивается.
Там бывший мой дипломник, Валерий Якубовский, царь и бог. Спасательная служба.
Как-то так случилось, что и с МЧС мне пришлось пересекаться. Потому что С.К. Шойгу, который сейчас министр обороны, я выводил на трибуну Верховного Совета, когда его назначали министром МЧС.
Ревякинцы
Получилось, что мальчишки мои стали кандидатами, докторами… Алексей Николаевич Рудой — тоже мой ученик, но до сих пор не может простить — почему мы его не взяли в экспедицию. Он пришёл во мне в экспедицию кудрявый… Не взял… Простить мне не может. Да ладно, Алёша, чего ты. Был уже и в Антарктиде, признанный авторитет. Много было всяких интересных вещей.
Из моих мальчишек одни на пенсию ушли, других нет уже. Вадим Константинович Вистингаузен – дедушка, мой студент. Как ваш студент? Он же дед. Да я и сам прадед.
Евгений Попов, из последних моих выучеников, сейчас проректор в АГУ, Александр Дунец заведует кафедрой экономической географии, доктор наук, Никорина — профессор в Усть-Каменогорске, работает в университете.
Из тех, кто был со мной на Актру, к сожалению ушёл Юра Нарожный, трагически погиб Роман Яковлевич Гесс, один из студентов, который был со мной в Аккеме, потом был в Антарктиде.
Из моих мальчишек в Антарктиде был Витя Лойша. Я не попал в Антарктиду. Можно было съездить раньше, но не было уже времени.
Недавно мой последний кандидат из Павлодара защитился — казах, с которым мы дружим.
Так что жизнь заканчивается потихонечку…
Интересная деталь. Как-то приезжали в Москву, прихожу в лабораторию снежных лавин, к коллегам по работе. А мне говорят: «Ещё один пришёл». Что такое?
Приехали они с Заилийского Алатау, со снеголавинной станции, от Владимира Клавдиевича Камнева, он служил на Таманском острове, пограничник, к которым всегда отношусь с величайшим вниманием. Поэтому Володя у меня был одно время заместителем – у меня все студенты были заместителями.
Он женился -– у меня всё время молодежь женилась. Много пар, которые до сих пор живут.
Володя Камнев уехал на снеголавинную станцию в Заилийский Алатау работал, инженером. Когда москвичи приехали к ним, им говорят: «А мы – ревякинцы».
Ну, что сделаешь, если это мои.
В ожидании встречи
Актру и опыт работы в горах в какой-то мере сказался. Во-первых, на собственном ощущении, что всё можешь. А с другой стороны — работа такая.
К сожалению, в Актру гляциология сейчас как-то призатухла. Что сейчас там теперь? Кусочек земли в 8 га, который ТГУ получил в наследие. Но, к сожалению, нет рук. Сейчас разубожили долину.
Последний раз там был в 2006 году. Ровно через 50 лет. Конечно, всё там изменилось…
Потом мы ездили в Томск на 100-летие Михаила Владимировича на конференцию, в Усть-Каменогорск, где доклад звучал примерно так «Актру, как полигон научных изысканий». Со мной работала моя жена — Надежда Васильевна и внучка…
На будущий год собираюсь, если буду жив, поехать и посмотреть. Актру была, есть и останется в моей жизни...
© Интервью Е. Гаврилов. Ссылка на сайт обязательна!