Коржнев Виктор Николаевич
- Информация о материале
Коржнев Виктор Николаевич (09.06.1945 г., г. Кызыл, Тувинской АО - 12.12.2022 г. Бийск) — председатель Бийского отделения Алтайского краевого отделения Русского географического общества, кандидат геолого-минералогических наук, в прошлом доцент кафедры географии и геоэкологии Алтайской государственной академии образования им. В.М. Шукшина. Представитель третьего поколения геологической династии Коржневых.
Отец — Николай Семёнович Коржнев (19.11.1914 – 2003), мать — Зинаида Сергеевна (Сидельникова) (14.10.1921 – 1998).
В 1949 года учился в заречной школе № 6 г. Бийска. Закончил музыкальную школу по классу фортепьяно. Пел в хоре, выступал на школьных концертах. Увлекался гимнастикой.
С 14 лет начал работать сезонно в геологических партиях.
В 1962 году поступает на геолого-географический факультет Томского государственного университета и оканчивает его в 1967 году.
Во время учёбы пел в хоровой академической капелле Томского государственного университета. С хоровым коллективом был в Болгарии.
После университета Виктор возвращается в г. Бийск и работает геологом в Северо-Алтайской экспедиции. Одновременно посещает хоровую академическую капеллу дома работников просвещения.
В 1970 году вступил в географическое общество.
в 1975 году закончил аспирантуру ТГУ.
В 1981 году защищает кандидатскую диссертацию на тему «Геология Сарасинской шовной зоны» (рук. д. г.-м. н. В.А. Ивания).
Около 28 лет работал в Северо-Алтайской геологоразведочной и Горно-Алтайской поисково-съёмочных экспедициях. Занимался поисками бокситов, фосфоритов, золота, ртути, вольфрама, железа, радиоактивного сырья и других полезных ископаемых.
Более 25 лет был старшим геологом и начальником геолого-съёмочной партии. Практически исходил весь северный Алтай и хребты Холзунский, Сумультинский, Тонгош.
С 1994 года работает в Бийском педагогическом государственном университете. Более 7 лет был деканом естественно-географического факультета, совмещал должность и.о. заведующего кафедрой географии.
Является автором более 160 научных и учебно-методических работ, в том числе 4 монографий, 4 учебных пособий и методических рекомендаций, 8 статей в журналах по списку ВАК. Тема его исследований «Стратиграфия и условия образования нижнего и среднего палеозоя северо-восточной части Горного Алтая».
С 1994 года В.Н. Коржнев является председателем Бийского отделения Всероссийской общественной организации «Русское географическое общество». На протяжении многих лет является ответственным редактором выпусков «Известия Бийского отделения Русского географического общества».
Является инициатором и организатором многочисленных международных и региональных межвузовских научно-практических конференций, проводимых географическим обществом, Алтайским государственным университетом и Алтайской государственной академией образования им. В.М Шукшина.
В 2005 году закончил докторантуру ТГУ. Но тему для диссертации вначале взял не очень выигрышную.
В 2008 году тему сменил, написал диссертацию, но защищаться не стал, так как были проблемы со здоровьем. Он сказал: «Где-нибудь на защите скончаюсь героически – не понятно для чего. Не желаю, чтобы потом написали – вот был такой доктор наук, но помер».
О семье и становлении
Я родился в Туве, в Кызыле, когда в войну отец и мать работали в Цветметразведке и добывали вольфрам для оборонной промышленности.
До этого, 1941-42 год, отец работал на БАМе, где в войну велись изыскания трассы. Изучать БАМ начали ещё до войны, а в войну продолжали исследования и никакие программы не останавливали. Изыскания велись в полосе 1,5-2 километров на предмет полезных ископаемых.
Это уже потом вспомнили про БАМ. Помните, как пели в 70-е годы: «Слышишь время гудит – БАМ! На просторах крутых – БАМ! И большая тайга покоряется нам».
Потом отца перекинули на вольфрам в Туву, потому то оборонной промышленности нужная была броня для танков и прочее.
Отца, когда он закончил геологический факультет Томского государственного университета, выпуск 1941 года, в армию не взяли, потому что он с детства был покалеченный.
А его однокурсники все попали на фронт. Из них только двое выжили и прошли войну. Остальные погибли в течение некоторого времени…
Отца приглашал в аспирантуру профессор Хатлов, который был нам даже с какой-то стороны родственник.
Мать не имела геологического образования и заканчивала в своё время Томское фармучилище. А когда вышла замуж за отца, он переучил её самостоятельно в минералога. И всю жизнь она просидела за микроскопом. От матери осталась толстенная книга 1949 года издания с её пометками…
Работали родители в геологии — там хоть какое-то, но снабжение было. Тогда было довольно голодно. Особенно — в войну. Искали вольфрам, отрабатывали его сразу же и сдавали в скупки. Рабочие были, в основном, заключённые. Для заключённых это было просто курорт.
Даже в 1950-1955 году все проходчики шурфов и канав были зэки. Они ковыряли ямы. Тогда работали так: находили что-то, вручную разрабатывали и сдавали в скупку. Были везде пункты приёма и получали на них бонусы, на которые можно было отовариться продуктами.
Давали на полевой сезон какое-то количество консервов — рыбные, в томате и масле.
Мои родители находились в походе, когда мать была, как говорится, на сносях. Родился я практически в кибитке, в июне 1945 года, где-то в Кызыле, в Туве, где были какие-то медицинские учреждения и до осени родители меня возили с собой. Вот так и родился в походе, в центре Евразии, у столба, который стоит в Кызыле — географическом центре Евразии.
И только осенью привезли меня в Томск. На зиму семья всегда приезжала в Томск, где мы снимали квартиру и жили там до 1949 года, до времени образования Северо-Алтайской геолого-разведочной экспедиции, которая потом была преобразована в Горно-Алтайскую поисково-съемочную, когда туда присоединили Курайскую и объединили многие экспедиции.
В 1949 году мы переехали в Бийск. В 1962 году я закончил шестую школу, поступил в ТГУ, который закончил в 1967 году.
Очень долго я сильно заикался, даже учась в вузе. У меня в Ялте жила тётка и бабка. Они как-то узнали про излечение от заикания в Харькове на сеансах группового внушения, договорились, списались и на 3 курсе я приехал туда.
Месяц молчал, потом читал вслух и т.д. В конечном итоге потихоньку заикание стало проходить и когда в 20 лет вызвали в военкомат, где нужно было решить куда меня списывать, и дали в руки книгу, прочитал её без запинки. Тогда записали в воинско-учётную специальность «Рядовой необученный, годен к строевой в военное время». С такой записью и прожил всю жизнь.
Но первое время мне было трудно читать лекции. Надо было себя настроиться, перебороть себя. В течение полугода я окончательно преодолел заикание и стал нормально читать лекции. А потом это всё вовсе исчезло. Я забыл, что когда-то заикался. Сейчас могу на любой публике выступать на любую тему.
Сильно не жалею что не попал в армию — это была бы потеря в три года, если морфлот – в четыре. Мне бы она ничего не дала. Я бы запросто отслужил, так как был физически очень крепкий. Это сейчас стал понемногу сдавать — возрастные изменения плюс груз накопленных ошибок.
А до того не знал, где у меня сердце, где у меня что. Буквально до 1997 года, когда у меня впервые был выявлен диабет. За ним потихоньку стали появляться сопутствующие ему давление, холестерин и пр.
Династия
Я потомственный геолог, моё поколение — третье. Сейчас есть четвёртое — геологи на Украине..
А у нас в семье профессиональная ориентация. Отец с детства меня и брата Михаила всего брал с собой в командировки по проверке заявок местного населения. Местное население заявку пишет, «у нас золото, уголь» и это надо было обязательно проверять.
Местное население почему писало? Если что-то находили по их заявке, полагалась заметная премия. Вот так всё время с отцом и ездили.
Первый выезд с отцом в командировку был, наверное, 1955 год, когда я был ещё в пятом-шестом классе. Проверки — это ненадолго, максимум одно- двухдневные поездки весной, осенью и летом.
Только одно запомнил, когда мы приезжали — это была абсолютная нищета. Ничего не было, кроме картошки. Приезжаешь — и такая обстановка.
У нас, поскольку были в геологии, с питанием было хорошо. Вся зарплата шла на пропитание. Относительно других групп населения зарплаты были высокие. И надбавок полно.
Потому что до 1959 года мы входили в состав МВД СССР. У нас даже министр был генерал-майор. Во всём был жёсткий, чёткий учёт. За всё платили и хорошо. Геологи в то время насилии форму — чёрная, типа железнодорожной, где на рукаве были кубики.
А с 14 лет мы уже работали в партии, без отца, как полноправные члены. Я начал работать в геологической партии с 1959 года. Это, конечно, мне многое дало — определённый опыт общения с людьми, с которыми научился ладить. Все время разные, новые географические места. До вуза уже имел свой геологический стаж.
Отец мне ничего не советовал, когда был на практике на Алтае. Но он всегда меня посылал к ведущим специалистам экспедиции, кто был более-менее значим.
Один из последних наставников был Борис Николаевич Лузгин. Он имел очень сложный характер и многие на него обижались. И меня он гонял, как последнего. Но я на него не обижаюсь, потому что он мне, как специалист, дал многое.
Когда Б.Н. Лузгин защищал кандидатскую, и его не было, я был как бы за главного, за старшего. Отряд был маленький: я, геолог и пара рабочих. Я планировал маршруты, как это делает старший специалист.
Геология — это сплошные штурмы. Есть какой-то период, что ты можешь почти ничем не заниматься. Ходишь, почитываешь какую-то литературу. А потом наступает время отчёта. И вот тут ты пашешь по полной — и дни и ночи непрерывно сидишь и пишешь.
Я на отчётах набил руку: как писать и что писать. Потому что на моей жизни восемь отчётов — это все многотомные издания. Некоторые не очень большие.
Обычно отчёт включает в себя том текста и том графики. У меня в некоторых отчётах два тома текста и два —графики.
Михаил меня младше на 1,5 года. И Сергей, младший брат, тоже ездил с нами в геологические партии. Он потом стал буровиком.
Михаил — геолог, доктор наук в Киеве, лауреат государственной премии Украины в области природопользования охраны недр и так далее. Он при Кучме был начальником недр. Подписывал бумаги на разработки и так далее.
Но оттуда ушёл, поскольку понял, что организация, украинская власть, была нацелена, чтобы больше украсть. Сразу, с самого начала. Он говорит: «Я оттуда ушёл, потому что это мне стало противно. По кумовству, по сватовству подписывались лицензии и т. д.».
Он работал в Институте геологии и геохимии Украинской АН, где директором был академик Николай Петрович Щербак, а его непосредственным руководителем был академик Яков Николаевич Белевцев, автор одного из первых учебников в СССР по урану и по рудным месторождениям.
Но когда Михаил у него работал, тот был уже в преклонном возрасте. Они писали тогда монографическую работу, где Михаил был десятым по счёту, в помощниках. И вот какой-то товарищ работу завалил. Михаилу сказали: «Тебе надо написать отдел о железорудных формациях мира».
Чтобы его написать, надо было знать английский язык. Михаил его не знал. Он за год выучил английский язык, стал на нём читать, перелопатил всю англоязычную литературу, кроме того что ездил везде по СССР и Китаю, по миру.
В общем, собрал материалы для защиты и, минуя Беривцева, вышел на Щербака, который дал ему «добро» на защиту. Так он защитился.
Николай Петрович Щербак его всегда приводил как пример: «Вот у Михаила никакой поддержки, а он — раз! — и защитился. А вы, балбесы, имеет пап и мам — и ничего не можете». Мишка — способный парень.
О школе и школьниках
Футбол был одним из наших увлечений. Доходило до того, что когда в 5 классе учительница-математичка нам не понравилась, хотя была хорошим специалистом, все из класса демонстративно выпрыгнули в окно с первого этажа и пошли играть в футбол. А подговорил тогда весь класс один из второгодников.
Учительница была, конечно, в трансе.
Тогда было очень жестко — всех, кто хулиганил, выгоняли. У нас к седьмому классу половину из школы выгнали. Потом, знаю, многие отсидели. Их судьба сложилась неудачно.
А многие были нормальными. Но так и не сумели нечего закончить. В лучшем случае — ПТУ, работали рабочими на заводе.
Даже такие люди, которые обладали уникальными способностями. У меня один товарищ, который учился в параллельном классе, обладал абсолютной памятью. Он пролистает книгу и может повторить любую страницу слово в слово, с запятыми, со всеми знаками.
Уникальная зрительная память. Я ему говорил: «Валерка, тебе надо было работать или в цирке или ФСБ. Там бы ты преуспел». Он проработал высококвалифицированным слесарем на заводе. Сейчас пенсионер.
Сегодня как раз таких специалистов и не хватает в стране. У его сына одноклассника нет специальности, ничего не закончил, выучился на слесаря. Но он — слесарь высокого разряда и сейчас ездит в Новосибирск на работу вахтами, потому что на оборонных заводах Новосибирска не хватает таких специалистов. Это государственная проблема.
Я же в школе учился шаляй-валяй. Но всегда выручала хорошая память. То, что говорили на уроке, всё запоминал. И почти всегда всё знал. Готовился мало.
А перед выпускными экзаменами пришлось подготовиться. Год занимался серьёзно, причём самостоятельно, никаких репетиторов у меня не было. На «отлично» сдал математику, химию, физику. Практически все предметы.
Но так, как у меня текущие оценки у многих были тройками, мне их так и выставили. В аттестате у меня половина троек.
Университет
Когда поступал в ТГУ, все экзамены сдал, вплоть до немецкого, который сильно никогда не знал.
Там был дан газетный текст, который надо было перевести и пересказать на немецком языке. А поскольку газетки читал, просматривал, я уловил о чём идёт речь и всё рассказал, как пишут в наших газетах. Попал в точку.
Мне сказали «гуд, давай дальше». Пересказал это на немецком. Словарный запас у меня был небольшой, но достаточно, чтобы статью пересказать коротко. Получил по немецкому «4». Хотя, его, в общем-то, не знал.
Уже на выпускном экзамене мне по иностранному поставили «5», потому что как раз перед этим съездил в Харьков, на какое-то время у меня прошло заикание и я как начал молотить по-немецки… Но акцент у меня был далеко не немецкий.
Потом проверил его, когда мы ездили в Болгарию с капеллой ТГУ, где проходили неформальные встречи с немцами. И я попытался заговорить, поговорить с учителями русского языка из Берлина. Они меня абсолютно не поняли, что говорю. Просто произношение, акцент был ужасный.
Вообще, у немцев, наверное, полтора десятка разных диалектов и плюс порядка 20 акцентов. Там может быть русский, голландский, ещё какой-то акцент. Очень их много. Меня не поняли настоящие немцы, потому что я так говорил.
У меня, кстати, преподаватель по национальности была немка, но российская. У неё было намешано процентов 20-30 белорусской крови. Она знала множество акцентов, вплоть до того, как говорят немецкие цыгане.
Там тоже такие есть. Причём, немецкие цыгане по-цыгански вообще не говорят. Но у них свой акцент и немцы их сразу распознают — цыгане. Есть там немцы из Турции и, казалось бы — такие же чернявые. Но у турок свой акцент, у курдов – свой. Все разные.
Спорт в моей жизни
Большим спортсменом не был, но занимался начал лет с 13-14 гирями. Поднимал их, качался.
Поначалу вместо гантелей использовал утюг на 11 кг, литой, старинный. Он куда-то исчез. Наверное, сдали без меня на металлом.
Потом появились обычные гантели, затем — разборные на 14 кг, литые на 12 килограмм, 5-килограммовые гантели, двухпудовая гиря.
Поскольку начал заниматься гирей, то оказался самым сильным по руке в классе и потом самым сильным в школе. На меня из других школ показывали: «Вон, этот. Самый сильный из 6 школы».
Ну, конечно, какой я сильный? Но сверстников передавливал по руке. Я выделился среди других по силе, когда все пробовали «кто кого». В классе всех заваливал. Хотя ребята у нас были более массивные, мускулатура. А я тощенький был такой, как кол. Но перетянуть меня не могли.
Учителем физкультуры у нас был Владимир Антонович Лепер, по национальности прибалтийский немец, сосланный, как неблагонадёжный, в Сибирь. Я с его дочерью учился в одном классе.
Он меня пригласил: «Приходи в гимнастику». Я подумал и пришёл. За полгода сделал 3 разряд. Мы съездили школьной командой на зональные соревнования. Вначале победили в Бийске, а потом от Бийска послали в Омск, где были уже серьёзные команды — мастера, перворазрядники. У нас было несколько перворазрядников, а остальные — с 3 разрядами. Я, собственно, был, чтобы не получить баранку.
Начал заниматься поздно. Хват у меня был не очень крепким. Я всё время боялся крутить солнце и прочее. Боялся, что оторвёт от перекладины. Но всё остальное делал по второму разряду.
Пока учился в Томске, качался физически, ходил на гимнастику. Участвовал в одной из универсиад, которые проводились в Новосибирске. Там даже участвовал ректор Новосибирского университета.
Команд было немного, штук шесть, но там были мастера, кандидаты в мастера, перворазрядники. Если команда приехала, должно было быть десять человек. У них все это было, а у нас — нет. Оказалось, что не набирается полноценной команды.
Был мастер спорта – Виктор Семёнович Ревякин, парень, который работал по кмс, перворазрядник, второразрядник, а дальше только третьеразрядники — я и ещё два таких же орла, которые, собственно, не имели шансов достичь чего-то. И вот нас послали этой командой.
Я среди трёх занял первое место и стал участником одной из первых универсиад. Это было в Новосибирске. 1963 или 1964 год.
Свою гимнастическую карьеру закончил с 3 разрядом.
Из Томска, когда закончил университет, взял с собой гири. У меня был набор разборных гантелей по 14 кг, две по 12, и пятикилограммовые. Я решил их не оставлять. Гирю в 24 кг подарил ребятам.
Причём, вёз гантели в чемоданной балетке, с ручкой на шарнирах. Когда её понёс, ручки не хватило буквально даже до вокзала. Она оторвалась. И этот чемоданчик, который весил примерно под 50 кг, везде таскал под мышкой.
В поезд сел нормально. Из поезда вылез в Новосибирске, где была пересадка. Уже этим чемоданом замученный, бросил его посреди зала, где кассы на втором этаже. Сам отошёл и сел. Потому что надо было отдохнуть ото всего. Занял очередь в кассу… Думаю: никто его не украдёт.
Но потом появился милиционер — там милиция постоянно присутствует, — который стал вокруг моего чемодана ходить, высматривать. Какой-то посредине странный чемодан стоит, без ручки, без всего.
Поинтересовался: чей чемодан? Пришлось объяснить ему, что у меня там гири, что украсть его невозможно и то, что он, по крайней мере, не взрывается. Он посмеялся.
Еле довёз его. Потом, лет до 30, по инерции гирями и гантелями занимался, уже будучи женатым..
Затем семья, как-то всякие должностные обязанности…
Музыка
Слух у меня был — музыкальную школу закончил в 7 классе по классу фортепиано.
Инструмент для занятий музыкой родители мне купили в 1954 году. Это было белорусское пианино Борисовской фабрики, которое в то время считалось одним из самых лучших отечественных.
А до того ходил в клуб, который был рядом с домом, где стояло пианино и работал преподаватель музыки.
Когда мышцы наращиваются, теряется беглость пальцев. Но я не стремился быть пианистом. Это так, для развития, меня отдали в музыкальную школу. Но более-менее играл на инструменте.
У меня был сборник старинных русских вальсов, которые после музыкальной школы разучил. А потом научился относительно быстро читать с листа. Мог сразу сесть и сыграть.
Сейчас бросил играть, не сажусь даже, поскольку после инсульта пальцы на одной руке не работают, двигаются заторможено. Да и пианино рассохлось, звук струны не держат, настраивать бесполезно.
Брата Мишку тоже отдавали учиться музыке. Но первое, что он сделал, когда его стали учить и ему это не понравилось —встал, выпрыгнул в открытое окно и убежал. Но учиться не стал.
А я, как добросовестный, слух у меня был — выучился. Но был лентяй и не занимался.
И ещё ходил одновременно пел в народной хоровой капелле студенческой Томского университета.
Потом, когда закончил его и приехал в Бийск, пришёл в народную хоровую капеллу при Доме работников просвещения к Юрию Тихоновичу Шаркову. Тогда капелла была ещё более-менее в силе.
Там познакомился со своей женой Светланой, с которой прожил долгие годы.
Музыка стимулировала работу мозга, умственную деятельность. Потому что когда у вас пальцы двигаются, у вас развивается мозг. Это сейчас определено всеми учёными, но в те годы, когда учился, этого никто не знал.
Литература и поэзия
Одно из моих увлечений — стал запойно читать в пятом классе. Первая моя серьёзная книга — Натан Рыбак «Переяславская рада». Толстая, за тысячу страниц. Её в пятом классе читал под партой. Сидишь, глаза опустишь и читаешь… Всё — мимо ушей...
Запойное чтение длилось вплоть до 10 класса. Тут я своё чтение притормозил.
Потом, периодически что-то читал, но это уже не было запойным. Надо было учиться. Много прочитал братьев Вайнеров, из истории, политических.
В основном, приходилось читать политические книги — нас учили марксизму-ленинизму. Это труды Владимира Ильича Ленина, Сталина, которые надо было знать и пересказывать.
Это было лет 40-50 назад. Обстановка была совсем другая. Но сейчас, регулярно слушая политические передачи, всё понимаю. Потому что у нас была хорошая подготовка именно в области философии. Общей философии, марксистко-ленинской, которую довольно значительно давал ТГУ.
Поэзия — это побочное. Когда работал в экспедиции, Борис Николаевич Лузгин какое-то время был парторгом. Он меня определил выпускать газеты, в редколлегию. Редколлегия у нас была довольно сильная — много художников, которые могли нарисовать красочные газеты.
Стал заниматься газетой. Но перед глазами была стенная газета географического факультета ТГУ, которая обычно выходила на 30 ватмановских листах, длиной 7-10 м, высотой 1,5 м, где было всё изрисовано. Там публиковалось много стихов. И я там писал.
В стенгазете нужно было под карикатурами придумывать какие-то тексты. И стал потихоньку сочинять. Одно, другое стихотворение. Стало получаться… В какие-то моменты выходило так, что всю стенгазету мог написать в стихах.
Стенгазеты были разного качества. Но некоторые были удачными. К сожалению, их не сохранил.
Мой стихотворчество заметила жена. «Что ты пишешь? Дай почитать». Она стала ко мне обращаться —напиши к подружке на день рождения, у того день рождения, юбилей и прочее. Стал писать спичи на юбилеи и прочее. Ничего не сохранял. Но жена стала их прибирать. Набралась, в конечном итоге, целая папка таких стишков.
А когда жены не стало, решил, что надо посвятить ей сборник. Собрал эти все стихи, подредактировал – что-то выкинул, что-то оставил. В конечном итоге, издал книжечку семейного пользования. Только для тех, кто это всё знал, знал мою семью.
Потому что там стихи у меня посвящены детям, родственникам и очень много — подружкам жены. Есть раздел, который посвящен соратникам по работе геологам, профессорам.
…И влечет нас куда-то дорога,
Убегающий вдаль горизонт,
У ручья отдохнем немного,
А потом устремимся вперед.
По тайге и крутым перевалам
Пролегает у нас маршрут.
И идем мы совсем не за славой,
А за блеском сверкающих руд.
Скромный труд наш никто не заметит,
И совсем мы не ищем наград,
И влечет нас призвания ветер,
Парусами открытий и карт!
Сейчас продолжаю писать. В этом году что-то наковырял, штук 30-40. Последние, пара хороших, философских стихов, называю «стариковскими» — с рассуждениями о жизни, о том и о сём. Потом, когда наберётся, накопиться на книжку, издам. Не будешь же публиковать 30 стихов.
Экспедиции
Мне очень запомнилась практика после второго курса. Тогда искали золото по всему Алтаю — Телецкое озеро, Байгол, Уймень. Была молодая команда геологов — я с однокурсниками, московский студент.
Наш организатор-наставник был хороший учёный-геолог, но плохой организатор. В какой-то момент на озере Байгол у нас кончились продукты и мы стали голодать. А тогда во всех партиях были рации. Мы дали такое сообщение «Просим привезти соли и хлеба».
В экспедиции решили, что у нас полно рыбы, хотя озеро Байгол — абсолютно мертвое. Туда рыба не заходит, оно глубиной до 3 метров и зимой полностью промерзает. Рыба задыхается, не выживает.
Первое что произошло — на вертолёте прилетел главный инженер Хазарнов. Выскакивает со спиннингом. «Где тут лучше рыбачить?» Мы говорим: «Ты хлеба привёз?» Оказалось, хлеба привёз около булки. Мы у него этот хлеб отобрали. Рыбы-то никакой, он улетел восвояси…
А история продолжалась. Работы шли, продукты кончались и мы сместились вниз по реке Байгол. Хотя река горная, но рыбная. В те времена в той тайге стояли огромнейшие кедры в два обхвата. Это сейчас там всё выкосили. И мы стали работать.
Из продуктов оставалась одна мука. А где-то с продуктами подходил наш караван…
Перед тем, как ему подойти мы готовили как? Просто замешивали тесто, бросали в кипящею солёную воду и ели. Это была основная наша пища. Кое-где росла ягода — её ели. Кто умел рыбачить – рыбачили. Налавливали иногда на уху.
У нас один рабочий, физически крепкий мужчина, пошёл на рыбалку вдоль горной реки. И у него из под ног ушёл огромный камень. Он полетел с ним, его им придавало и сломало ногу в двух местах.
Благодаря тому, что он был физически крепким и сильным, сумел выбраться из под камня и выкарабкался на каменистую косу. Пострелял из ружья — ни привета, ни ответа.
У реки вас абсолютно не слышно, всё глушит рёв воды, бурный поток. Вас никто никогда не услышит, если вы находитесь за какой-то преградой, в логу или где-то за скалой. Звук не огибает препятствие.
Вот он там пошумел, пошумел и сидел до тех пор, пока другая пара, возвращающаяся из маршрута, случайно не вышла на него. Но от лагеря было несколько километров.
Мы туда прибежали. Соорудили носилки, наложили шины и стали вызывать вертолёт.
Нам сказали – рубите площадку. А там вот эти кедры! И мы в течение светового дня и до утра валили эти кедры, чтобы сделать маленькую площадку для маленького вертолёта. Валили короткими пилами и топорами. Руки были избиты в кровь. Топоры все переломаны.
Конечно, площадку мы сделали. На следующий день нашим летчикам надо было передать больного.
Откуда-то из тумана вынырнул вертолёт и вертикально сел на нашу площадку. Мы погрузили мужика и его сразу отвезли в Горно-Алтайск, где быстро прооперировали. Всё что нужно убрали, сложили, срастили. В конечном итоге, у него нога осталась целой и он потом ещё долго-долго работал.
А караван с продуктами прошёл… Там была такая ситуация: караванщик-мужчина был крепко пьющий и в дороге пьянствовал. И когда привёз продукты у нас всё стало нормально…
Был ещё один такой момент. У нас тогда продавался везде спирт и я делал маршруты на лодочке, вокруг мыса Айран. Силишь вороток, набираешь материал, промываешь шлих, этот шлих ссыпаешь и потом анализируешь — есть золото или нет.
А в Камгинском заливе стоял другой наш отряд с горняками и тоже искали золото. А проходчики пьянствовали — спирту было полно. Допьянствовали до того, что воротовщица или промывальщица шлифов напилась до того, что голая носилась по берегу и за ней носился пьяный муж, чтобы её отлупить.
А недалеко стояли геофизики. Где было собрано мужичьё со всего Союза. У нас тогда зеки работали.
Начальник геофизиков пришёл к нашему начальнику и говорит: «Знаешь, ты это дело прекрати. Потому что у меня публика разная. Они могут твою бабу изнасиловать и мужика твоего порвать. Публика отменная, отборная».
У меня в партиях работали люди, которые имели срок суммарный по 20 лет и более. Кто вышел на свободу, походил и сел. Вышел и сел. Рецидивисты. Они приходили, чтобы заработать предпенсионный стаж. Он должен был быть не менее семи лет.
Когда они выходили, то устраивались сезонными рабочими. А был такой закон: если постоянно человек приезжает на сезонные работы и записан, как сезонный рабочий, его могут числить в штате и он может тогда зарабатывать полногодичный стаж. Он за семь лет так его и нарабатывал.
А зиму, чтобы не голодать, они устраивались в кочегарки, в сторожа. Тогда с этим было не очень строго, не проверяли кто там у тебя работает — топится и нормально.
Научная работа
Я приехал с ТГУ сразу нацеленный на научную работу. Так нас готовили. В своё время писал на факультете дипломную работу по палеонтологии быстрее всех из своего выпуска, потому что обработал свою коллекцию.
У меня был хороший материал. В работе были описаны два вида, где 17 было новых подвидов.
После окончания учёбы, мой руководитель сказал: «Если у тебя наберётся какой-то новый материал, ты приезжай».
В 1970 году я был назначен старшим геологом пролетарского отряда, поискового отряда, где мы работали в пределах Сарасинской ртутной рудной зоны. Наша цель была попытаться что-то найти, установить какие-то закономерности, разнообразие: от кембрия и закачивая девоном.
Когда начал работать, понял, что там много разной тектоники, рудных месторождений и т.д. И я нацелился набрать материал и поступить в аспирантуру. Всё собрал в кучку и в 1975 году у меня уже была готова работа, как раз, когда сдавал отчёт.
Но беда была в том, что я попал во времена перемен. Изменились правила оформления диссертаций. Мне пришлось работу, в которой очень много было латыни, родовые названия древних ископаемых, организмов, перепечатывать раз пять.
В моих первых работах, после их обработки, докопался истины — мы впервые обнаружили на Алтае среднедевонские протоптеридиевые растения, предшественников папоротников, которые появились только в карбоне. До этого считалось, что в среднедевонские протоптеридиевые растения появились только в железе.
Согласно моим исследованиям, они появились на 30 млн. лет раньше.
Это большой отрезок. Каждый геологический период в среднем длится 50 млн. лет. Чуть больше и чуть меньше. И только один силур имеет 25 млн.
Потому что развитие Земли идёт неравномерно. Все периоды больших перемен связаны с космическими катастрофами, которые обусловлены столкновением Земли с крупными небесными телами.
Раз в 55 млн. лет на землю падают небесные тела диаметром более 10 км. Вызывают огромные взрывы и приносят очень много тяжёлых и радиоактивных металлов, которые загрязняют атмосферу.
Вплоть до того, что когда такое событие произошло на границе мезозоя и кайнозоя 65 млн. назад, по всей земле, везде, где бы вы сегодня ни были, сохранился и фиксируется слой тяжёлых и радиоактивных элементов мощностью от 10-26 см.
После этого слоя идёт резкое вымирание бионты на земле. Потому что за счёт взрывов, задымления, запыления наступила ядерная зима, которая длилась 100 тысячелетий.
Только в экваториальной части земли, не покрытой льдами, выжили все наземные животные и также морские. Всё-таки водная среда тепло отдаёт медленнее и морские воды часто подогреваются теплом земли из разломов.
Почему сейчас европейская часть Евразия более тёплая? Потому, что есть тёплое течение Гольфстрим, которое подпитывается из недр. Здесь проходит крупный разлом, который рассекает Атлантический океан вплоть до Северно-Ледовитого океана. Вот климат там и более тёплый.
Сейчас говорят идёт к тому, что может этот разлом может захлопнуться и тёплое течение Гольфстрим прекратит своё существование. Земля периодически пульсирует — расширяется и сжимается…
Если говорить об ископаемых, то считалось, что у нас на Алтае 2,3 млрд. тонн железной руды. Холзун — наиболее крупное месторождение, где я работал, а вокруг есть чуть-чуть и помельче. По Алтайскому железорудному району сделали подвеску на 200 метров и запасы по Холзуну нарастились сразу на 200 тысяч тонн.
На Холзуне руда водится на глубине 2,5 км, а я подвеску сделал до километра. Сегодня 2,5 млрд. тонн — запасы, которые подготовлены к разведке.
Заведующий кафедрой динамической геологии Валерий Петрович Пагначёв, который долгое время был проректором и т.д., пригласил меня в докторантуру. Первоначально мной была взята тема геологических формаций, парциального анализа и пр., которой долго уже занимался по Горному Алтаю один человек. Практически тема была истоптана его учениками.
Поэтому, спустя некоторое время, тему пришлось сменить. Материалы и публикации у меня были по стратиграфии и по палеонтологии. Последние мои заметные работы были посвящены палеонтологии, где половина латынь и обычный русский язык.
Поэтому я быстро написал работу и к 2008 году диссертация была практически готова. Оставалось только дооформить, и ехать в Томск на защиту. А тут у меня инсульт...
Русское географическое общество
В 1967 году я окончил ТГУ и приехал с Бийск в Северо-Алтайскую экспедицию, где мой отец работал главным геологом.
В то время общество уже действовало. Мой отец был одним из первых членов Географического общества. Оно было организовано в 1955 году по инициативе Михаила Фёдоровича Розена, геолога который занимался золотом в Цветметразведке. Он проживал в Бийске и добился, чтобы общество открыли на Алтае.
Был вариант в Барнауле. Там в своё время его открывали, но общество долго не существовало. Не было кадров, энтузиастов — питательной среды, которая могла бы это поддерживать.
Решили организовать в Бийске. Было получено разрешение в центральном отделе.
В 1955 году на базе Бийского краеведческого музея была организована первичная ячейка, в которую вошли преподаватели пединститута, преподаватели Бийского лесного техникума, геологи Северо-алтайской экспедиции и городские жители. Это было самое начало.
Чем принципиально отличалось Географическое общество? Ведь тогда в экспедиции существовали Горное, минералогическое общества?
Для публикации авторских материалов в то время трудно было пройти ЛИТО. Всё проходило через партийные органы и только после утверждения в крае разрешали печатать статью.
Были очень жесткие рамки по ограничению каких-то сведений. Во всём существовала секретность. Иногда излишняя. Вплоть до того, что у академика Щербака вышла толстенная монография по золоту, и там нигде нет упоминания о золоте. Хотя, речь шла о геохимии золота.
Географическое общество позволяло более-менее свободно публиковаться. И это, конечно, привлекло людей.
Публиковаться было негде. Попасть в центральный журнал и сейчас проблема. И тогда не каждому удавалось попасть в журналы. А материалы шли, люди хотели заниматься наукой. Поэтому в экспедиции общество прижилось.
В 1970 году мой отец ушёл на пенсию и в экспедицию место главного геолога занял Борис Николаевич Лузгин. Это был довольно хорошо подготовленный, знающий в геологии специалист, который занимался рудными месторождениями. Он взял всё в свои руки и возглавил РГО.
Б.Н. Лузгин был человек сложного характера, обидчивый, самолюбивый. «Ты по минералогии ничего не пиши. Этим занимаюсь я».
Так как надо было работу показать положительно, он стал привлекать молодых геологов.
В какой-то момент в 1970 году Б.Н Лузгин меня вызвал и сказал: «Давай, вступай. Нечего ерундой заниматься». Он был заинтересован в расширении общества, а я не возражал. Везде в горном и минералогическом обществах везде платились копейки. Я платил везде и был доволен.
А так, как я по природе активный, стал участвовать во всех конференциях, а также и в подготовке к ним. И вошёл в эту кухню.
Во время работы Б.Н. Лузгина общество наше разрослось, увеличилось до размеров 200-300 человек с отделениями в Горно-Алтайске, Новокузнецке и ряде других городов.
Позднее из нашего отделения образовались Горноалтайский и Новокузнецкий отделы РГО.
В Барнауле так ничего и не было. Существовали только энтузиасты…
Председателем после Бориса Николаевича на длительное время стал Геннадий Яковлевич Барышников, сегодня доктор наук в АГУ(Барнаул), тоже пенсионер, как и я.
Барышников в какой-то степени работу свернул. Конференции продолжались, но у нас перестали издаваться «Известия Алтайского отдела РГО», которые мы выпускали с самого начала образования. Я тогда числился казначеем.
Когда Геннадий Яковлевич переехал в Барнаул, связь с Бийском он практически потерял. У него были свои задачи – написать и защитить докторскую. Общество осталось бесхозным и года два вообще не работало, всё замерло…
В 1994 году я перешёл на работу в Бийский педагогический институт на должность декана естественно-географического факультета. Мне хотелось построить факультет по образу и подобию ТГУ. Перед глазами было, как всё там устроено — я же был активным студентом.
Первое, что сделал — открыл заново на факультете отделение Алтайского отдела РГО. Принял туда всех преподавателей — обязал, выдал им каждому по корочке. Привлёк старых членов.
Собственно, это сделал по подсказке Елены Анатольевны Греховой, старого члена нашего общества. Она сказала: общество валяется — забирай его. К сожалению, сейчас она из общества вышла…
Я это дело возродил, мы стали работать. В 1994 году под эгидой общества у нас прошла первая межвузовская конференция.
Первая конференция, которую мне удалось организовать, с устроил, как делалось раньше это. Просто сделал рассылку во все вузы, близлежащие столицы, где были адреса. За счёт этого удалось первую конференцию провести. Народу участвовало много.
А так, как в то время публикацию сделать было очень сложно и в центральные журналы не попадёшь, к нам охотно поехали люди из столицы, Тюмени, Новосибирска, Иркутска, Читы, Улан-Удэ, Дальнего Востока, из Киева из наших закавказских республик, не говоря уже об Алтайском крае и даже был один автор из Англии.
На конференцию собирался полный зал. 30 аудитория вмещает человек 50. Вот столько человек и участвовало. Это было интересно. Из Змеиногорска приезжали. Дали крен в экологию, в образование и т.д.
Далее были вполне представительные конференции, от региональных межвузовских до международных, с участием Монголии, Украины, Германии, Казахстана, которые собирали до 200 докладов, стали проходить ежегодно.
Не все приезжали к нам, потому что далековато. Но из близлежащих городов — Новосибирска, Тюмени, Томска, Красноярска, Тувы — приезжали и участвовали. Правда, были единичные доклады.
Наше движение приобретало популярность. Одновременно, поскольку мы готовили учителей, образовалось методическое направление.
Обязательно в конференциях и сборниках были разделы технологии действительного географического образования, где могли публиковаться все педагоги. У нас было полно кандидатов наук. Многие ушли потом на пенсию, но подросла новая смена…
Так продолжалось до конца 2013 года, когда мне из края позвонил заместитель губернатора Алтайского края Александр Анатольевич Мишустин и предложил подумать над тем, чтобы объединиться с Барнаульским отделением, которое в то время существовало при институте Водных экологических проблем. Председателем там был доктор географических наук, профессор Юрий Иванович Винокуров.
Вначале я сомневался. Но потом прикинул: уже старею, работать и сдавать отчёты становится труднее, с факультета меня потихоньку вытесняли (в конце концов, осенью 2013 сократили). И поэтому мы с Барнаульцами объединились.
У меня была идея — преобразовать наш журнал, который издавался с 50-х годов, на протяжении 50 с лишним лет, в ВАКовский (Высшей аттестационной комиссией). Я подал идею руководству, что было воспринято положительно.
Для этого что нужно? Высокий уровень публикаций, разнообразных. В основном, мы двигаемся, и сейчас будем работать вплотную, по двум направлениям: общая биология и науки о земле – география, геология, экология и т.д.
Уровень публикаций растёт, журнал становиться более менее популярен, потому что в нём регулярно публикуются доктора наук из Томска, геологи Музея земной коры из Иркутска, не говоря о Барнауле, АГУ, всего края. Плюс публикации из европейских вузов: Саратова, уральских вузов.
Журнал РИНЦевский (Российский индекс научного цитирования), если ты в нём опубликовался, это помещается в базу и засчитывается как нормальная публикация, которую люди уже могут находить, читать, делать ссылки, и т. д. Если твои публикации не в РИНЦ, то твои статьи никто не видит и не знает.
Это научное направление было и пока остаётся главным.
Одновременно мы работаем со школьниками, с учителями, по различным направлениям – по экологическому воспитанию, по образованию, методическим планам и реальным мероприятиям по охране окружающей среды.
С 2013 года в Бийском отделении был ликвидирован юридический статус. Он нам ни к чему, потому что много проблем с налоговой декларацией — носить пустые бланки и получать разные штрафы и выговоры.
Кстати, РГО существует более 170 лет В 1845 году оно впервые было организовано Николаем Первым. О котором в учебниках не всегда лестно отзываются. А это человек, который упорядочил государство. Он является автором многих законов, которые помогли построить российское государство. И за ним его последователи шли по намеченному им пути.
Наше общество оно держится на энтузиастах.
А он может в какие-то моменты пропадать, можно в чём-то разочароваться, потерять свои цели и задачи, что это бессмысленно и ничего хорошего не даёт.
Работая в РГО, мы готовим очередное поколение патриотов своей страны. Вот — основное. Необходимо каждому сделать вклад в развитие общества. И тогда общество будет всегда существовать.
Славься Русь бескрайняя в картах и дорогах,
Славься бескорыстным подвигом людей,
Что во славу Родины делали открытия,
К берегам стремились северных морей.
И вершины горные покоряли буднями,
И с теодолитами брали высоту,
Не за славой к подвигу шли путями трудными,
Просто в том призвание видели, мечту!
Мы потомки подвигов штурманов Арктических,
Четко обозначивших контуры Руси,
Делом славься общество Русское географическое,
Тайны географии Родине неси!
О геологах и не только
После вуза я ещё года три учился на практической работе, прежде чем произошло окончательное становление меня, как специалиста. На третьем году я уже мог самостоятельно вести экспедицию.
Геолог — человек с хорошими мозгами и физически развитый. Потому что геологи работают молотком и кистью.
Это должен быть всесторонне развитый человек. Надо не только ориентироваться на местности, а ты должен соображать: куда ты идёшь, что ты видишь и как это интерпретировать, основываясь на каких-то своих базовых знаниях. Тебя же учили профессии.
Нужно искать, находить и никогда не сдаваться. В каждом деле успехов добивается только тот, кто целенаправленно идёт к своей цели. Будь это научная, спортивная цель или чисто культурного плана.
© Е. Гаврилов, 14 апреля 2018 года. Ссылка на сайт обязательна!
Источник: Коржнев М.Н., Коржнев В.Н. Геологическая династия Коржневых. Семейные хроники от начала XX века до наших дней / М.Н. Коржнев, В.Н. Коржнев. - К.: Ника-Центр. -2014.-96 с.)