Шунеков Ш. Келер Куш
- Информация о материале
Сказитель — Шонкор Шунеков, Куюмская долина, Эликманарского аймака. Запись и подстрочный перевод П. В. Кучияка. Литературная обработка А. Смердова.
1
На шелково-голубом Алтае, Где зимы, как лето, теплые, Где лес зеленеет вечно, У подножья шестидесяти гор, На берегу семидесяти озер, Во дворце шестидесятиугольном С женою Ары-Кундюк Жил Ак-Кан1, На белом коне ездящий. Шестьдесят ханов алтайских Он покорил, Семьдесят богатырей прославленных Своими слугами сделал. Народ вокруг его стойбища Тесно живет, Скот на его пастбищах Не вмещается. Дворец Ак-Кана шестидесятиугольный В день не объедешь. От бронзовых коновязей Шестьдесят стремянных не отходят, У порога Семьдесят слуг толпятся. Возле дворца Дерево медно-желтое высится, На его семидесяти семи сучьях Тучи, как птичьи гнезда, На вершине его Вещая кукушка сидит Величиной с лошадиную голову, Шестьюдесятью голосами День и ночь кукушка кукует.
1 Ак-Кан, Белый хан
2
Однажды Ак-Кан По шестидесяти ступеням С трона на землю спустился, Правой рукой Лунно-светлую саблю схватил, Левой рукой Железную дверь распахнул. Пронзительно свистнул — Скалы вокруг потрескались, Ядовито-горько закричал — Вода в озерах вскипела: «Эй, вы, шестьдесят ханов, На Алтае живущие! Быстрее стрелы пущенной, Быстрее слова произнесенного К дворцу моему собирайтесь!» Глаза у Ак-Кана, Как пропасти, потемнели, Брови, как тучи, стали. Как гора, Посреди стойбища Ак-Кан грозный стоит. От крика его В горах еще эхо не смолкло — Шестьдесят ханов алтайских У дворца появились, Коней к бронзовым коновязям Привязывают, От страха руки трясутся. Шапки богатые скинули, На колени повалились. Семьдесят богатырей подбежали, Ханов с земли подняли, К Ак-Кану подвели. Шестьдесят ханов алтайских, В один голос заговорили: «Мирно живущий Ак-Кан, Не волки ли злые напали На ваш скот белый?! Не полчища ли врагов иноземных На ваше стойбище идут?» «Волчьи стаи жадные На мой белый скот не напали, К стойбищу моему с кровавой войной Враги сунуться не посмеют, — Гордо Ак-Кан им ответил, Громче прежнего закричал: — Вон на дереве медно-желтом Кукушка сидит. Всего-то с конскую голову, А мне покоя не дает. И днем и ночью Песню скучную напевает2. Уши мои чуткие Слушать ее отказываются, Голос ее противный, Как яд, в тело мое впитался. Сна я лишился, Пища невкусной стала!.. Эй, шестьдесят ханов алтайских, Семьдесят богатырей прославленных! В народе найдите Тридцать девушек-песенниц, Красивых и звонкогорлых, Тридцать юношей-топшуристов Самых искусных, К моему дворцу пригоните, Пусть ночью и днем играют, Чтоб я кукушку не слышал, Чтобы под пенье заснул. Эй, шестьдесят ханов, Семьдесят богатырей покорных! В народе силачей найдите Самых сильных среди могучих, Самых бедных среди неимущих, У дверей моих На охрану поставьте!»
2 Кукушка... песню скучную напевает. Поскольку кукушка в алтайских сказках — вестница весны и непременная деталь в изображении земной идиллии, эпизод с кукушкой заключает в себе отрицательную характеристику хана.
Так Ак-Кан приказал. Саблей лунно-синею Тучу надвое разрубил, Кровью глаза налились. Голос его еще не умолк — Ханы с земли вскочили, На седла, как птицы, взлетели, Коней на дыбы подняли, В разные стороны кинулись, Пыль до неба взвилась,
3
Через тридцать дней Ханы вернулись. Тридцать девушек-песенниц Самых красивых, самых звонкоголосых На ханское стойбище привели, Тридцать ночей по Алтаю ездили, Самых искусных Тридцать юношей-топшуристов нашли, К дворцу Ак-Кана пригнали, Шесть раз По Алтаю проехали, Самых бедных среди бедняков, Самых сильных среди силачей Двух братьев нашли. Старший брат — Нааспай, На коне булано-яблочном ездящий, Алтын-Эргек — младший брат» На соловом коне ездящий, К дворцу Ак-Кана явились. Песенницы Ак-Кану Сразу понравились, Юноши-топшуристы По нраву пришлись. Нааспая, старшего брата, Чьи годы уже преклонные, Чьи кости крепкие ослабели, Ак-Кан от дворца гонит. Алтын-Эргеку велел Коня расседлать, У дверей с копьем встать. Алтын-Эргек силач, На соловом коне ездящий, Так сказал: «У меня с братом Для смерти одна души, В жизни печаль и радость Меж нами не разделяются, — От брата моего Нааспая Не отстану, Лучше сейчас от стрелы умереть, Лучше от сабли острой погибнуть, Чем около белого дворца Рабом быть!» Горько Алтын-Эргек заплакал, С коня не сходил, От брата не отделялся. Шестьдесят ханов алтайских, На Алтын-Эргека накинулись, С коня силача стащили, Железные кандалы надели, В руки ему копье сунули, К порогу дворца приковали. Коня его бело-солового Цепью тройной стреножили, Подальше от хозяина увели. Грозный Ак-Кан развеселился, Пир для ханов устроил. На коврах расшитых Гости расселись, Арака хмельная Рекой лилась, На столах золоченых Горы мяса жареного дымились. Тридцать юношей-топшуристов По струнам топшуров ударили, На икили3 играть начали, Тридцать девушек-песенниц Песни запели, Ак-Кан и гости его заслушались, Про угощенье забыли, Лучей восходящего солнца не видели, Ночной темноты не замечали, Шесть дней и ночей слушали. Кости гостей разомлели, Сердца, как сало, растаяли, Еще слушать хочется. Лишь на девятый день Струны и голоса смолкли. Шестьдесят ханов очнулись, Все угощенье съели, Араку крепкую выпили, На свои стойбища ускакали, Ак-Кан опьяневший На правый бок повалился, На весь Алтай захрапел, Крепко заснул.
3 Икили. Скрипка
4
Алтын-Эргек, в цепи закованный, У порога ханского сидит, День и ночь не умолкая, Песни унылые поет, О вольной жизни тоскует, Коня своего солового Из дальней долины призывает, Любимого старшего брата Нааспая-богатыря Откликнуться просит. Громкой своей песней Алтын-Эргек богатырь Ак-Кана грозного разбудил. С девятигранной плеткой В левой руке, С лунно-стальной саблей В правой руке Ак-Кан с постели поднялся, На Алтын-Эргека накинулся, Спину силача До позвоночника плеткой исхлестал, Бока богатырские До ребер саблей изрезал, Глаза Алтын-Эргеку заплевал, Ядовито ругался: «Кукушку теперь не слышу — Другой злодей отыскался, С постели меня поднял, Языком поганым Покоя мне не дает!» Алтын-Эргек богатырь Грозного Ак-Кана упрашивает: «Цепи, Ак-Кан всесильный, Вели с меня, бедного, снять, К брату моему Нааспаю Снова позволь вернуться, Коня моего солового, Несправедливо взятого, Возврати, На вольный Алтай из неволи Меня, невинно закованного, Отпусти!» Так под ударами плети Алтын-Эргек говорил. Ак-Кан ещё больше сердится, Над Алтын-Эргеком Еще злей издевается. Дни и месяцы тянутся, На помощь Алтын-Эргеку Брат могучий не идет, На голос Алтын-Эргека Никто в горах не откликается, Ноги и руки ему Цепи переедают, Лицо румяно-красивое Ржавчиною покрылось. Конь Алтын-Эргека соловый В мертвой долине чахнет, Шерсть золотая вылезла, Железные путы До костей кожу и мясо стерли, Зверки земляные по норкам Гриву его растаскивают, Кровью и гноем из многих ран Кроты и крысы питаются.
5
Когда шестьдесят ханов Алтын-Эргека в тяжелую цепь заковали На муку вечную обрекли, — Брат его, старик Нааспай, На коне булано-яблочном ездящий. Печально домой вернулся, Аил свой покинуть решил. Со старой своей женою По имени Алтын-Тууди, Из стада лучших быков выбрав, В путь далекий пустился, Через шесть бурных потоков Нааспай с женой переправился, Шесть вершин белоснежных Со стадом перевалил. В безлюдной тайге, У черной горы, На берегу молочно-белого моря Шестиугольный аил построил, Солнечным и лунным узором Стены его украсил, Бронзовую стосаженную Коновязь поставил. В небо коновязь упирается, На семь сажен в землю уходит. В аиле своем новом С Алтын-Тууди старушкой Спокойно Нааспай зажил, Пищу охотою добывал. Однажды старик Нааспай Узду ременную взял, Из аила вышел, О бронзовую коновязь Справа и слева ударил. Буланый красавец конь Вихрем примчался. «В какие земли ехать» Друг Нааспай, решил? Долог ли путь наш будет?» Так булано-яблочный конь, Черной гривой потряхивая, У Нааспая спрашивает. «Годы мои на убыль пошли, Кости крепкие ослабели, Смерть с каждым днем все ближе На Алтае прекрасном Хочу поохотиться, Из рек светлоструйных напиться, Под небом звездным В жилище охотничьем Хочу переночевать», — Так Нааспай ответил. Потник, как долина широкий, На спину коня положил. Седло, как солнце блестящее, Сверх потника кладет. Алтын-Тууди старушка Увидев это, спросила: «Старый» любимый муж, Зачем коня заседлал? В какие земли ехать решил? Лук и стрелы Для чего взял?..» «Казан4, на углях кипящий, Пусть до меня не стынет, Я на охоту еду, Постель нашу мягкую выхлопай, Обо мне, супруга, не забывай...» Так Нааспай отвечал, Лук за плечи повесил, Стрелы каленые в колчан положил. Алтын-Тууди старушка Горестно говорила: «Как бы беды с тобой не случилось. По горам осторожно езди, С коня падая, ноги не сломай, От голоду не умри. В одном очаге наш огонь горит, В одном аиле жизнь прожили — Твоя гибель Моей смертью будет!..» «Супруга моя дорогая, — Так Нааспай ответил: — О жизни моей стариковской Напрасно не беспокойся! Брата моего могучего, Красавца Алтын-Эргека Лучше пожалей. Если в пути задержусь — Девять лет меня дожидайся, Если удача будет — Через семь лет увидимся!» Так Нааспай ответил Алтын-Тууди супруге, Вскочил на коня буланого, В горы поехал.
4 Казан. Котел
6
Вокруг черной горы Семь раз Нааспай объехал. Парнокопытные звери Нигде следов не оставили, Луннокрылые птицы Ни разу не пролетели, Молочно-белое море Семь раз, Нааспай объехал, Удочку медную семикрючковую На дно морское забрасывал — Ни одна рыба не клюнула. Семь лет Нааспай проездил, Горем сердце наполнилось. Девять лет богатырь скитался, Конь ни разу не просыхал. Последнюю пищу из тороков Давно Нааспай доел, «Видно погибнуть придется! — Так богатырь сказал. — Горы островершинные Зверка не хотят дать, Леса молчаливые Всех птиц от меня скрыли, Морю молочно-белому Рыбки маленькой жалко!» Дальше Нааспай едет, На ночлеги не останавливается, Привалов дневных не делает, Туда, где луна и солнце От глаз скрываются, Коня своего направляет. Шестьдесят хребтов перевалил, Шестьдесят морей перебрел, В тайгу, в темнолесье въехал. Смотрит и удивляется: Сколько в этом лесу деревьев, Столько и зверей золотошерстных; Сколько на ветках листьев, Столько птиц лупнокрылых; Сколько малых на дне песчинок, Столько рыбы в озерах! Самых черных, шелковистых, Богатырь соболей стреляет, Самых красивых птиц выбирает, Самых крупных тайменей ловит. Досыта наедается, Шкурки зверей сушит, На бархатных, сочных травах Конь буланый погуливает. Думает так Нааспай: «Видно, и звери, и птицы Со всего Алтая обширного Сюда перекочевали, Рыба из белого моря Сюда переселилась». Вдруг богатырь заметил: Оттуда, где солнце с луной заходят, Темная ночь надвинулась, Густая белая туча С неба к земле спустилась, Ей от земли навстречу Бледная пыль взвилась. Замерли лес и горы, Крик ядовито-горький Из-под земли раздался: «Кто это смел появиться В моих горах и долинах? Кто смел потревожить Птиц и зверей в лесах?! Видно, лица не имеет Чтобы меня постыдиться Видно, пятки не чуют боли Если на землю мою ступают! Бесстыдную эту голову Срублю и к ногам приставлю Моги поганые вырву, К шее приложу!» Огонь из земли поднялся Дым застилает небо, Крик ядовито-горький Не стихая гремит. Коля своего буланого Скорей Нааспай- оседлал От туши марала убитого,' Только кусок отрезал Соболей убитых В сумку лишь пару сунул Прочь поскорее поехал. Назад на скалу оглянулся — Черную тень великана Невдалеке увидел- Это внук Эрлик-Бия подземного Страшный Теспей-Кан На рыже-чубаром коне За ним гонится, Черно-стальную саблю О высокие скалы точит, Глаза кровавые, как огни На далекое расстояние светят Коня своего буланого Старик Нааспай тороггит, На восход солнца мчится, К молочно-белому морю, К горе островершинной Бег его направляет. День и ночь не стихая По Алтаю погоня гремит. Где кони богатырей промчатся — Земля как на жерновах смолота; Где в камень копыто ударит — Яма глубокая остается. Шестьдесят гор перемахнули, Шестьдесят морей переплыли, На рыже-чубаром коне скачущий Теспей-Кан приблизился, Черно-стальной саблей Почти достает Нааспая. Нааспай-богатырь насилу До черной горы домчался, Издалека увидел Аил свой белокошемный. Вкруг черной горы, как ветер, Конь Нааспая мчится. Чубарый конь Теспей-Кана Как туча его настигает. Уже Нааспай слабеет, Повод в руках еле держит, Ум у старика помутился, Кричит Нааспай с горьким ядом: «На выручку мне прийти Вскормленного нет сына!.. На крик мой печальный откликнуться Нет друзей на Алтае! Одним отцом порожденный, Одною матерью выношенный Брат мой Алтын-Эргек Возле порога Ак-Кана В железных цепях погибает... Прощай, моя дорогая Алтын-Тууди супруга, Смерть ко мне приближается, Жизнь все дальше уходит». Крик Нааспая прощальный По всему Алтаю разносится, День и ночь не стихает. Алтын-Тууди супруга Голос Нааспая слышит, Сердце ее разрывается, Кости старые ноют, Косы свои седые Алтын-Тууди вырывает, По аилу мечется, Спокойно сидеть не может. Помочь мужу решила, Коня своего заседлала. «Поеду к Ак-Кану с поклоном, С земли перед ним не встану, Может, Алтын-Эргека На помощь брату отпустит», — Так Алтын-Тууди решила, В путь со слезами поехала.
7
День и ночь Алтын-Тууди ехала, На девятый день Стойбище Ак-Кана увидела. Мимо бесчисленных табунов и стад, Среди живущего в тесноте народа Алтын-Тууди ехала, К дворцу Ак-Кана приблизилась. Белый его дворец В день кругом не объедешь, Между землею я небом Белой скалой он стоит, Солнце на его вершине горит, Бронзовые коновязи В белые тучи вонзаются. Алтын-Тууди с коня сошла, Милого деверя, Бедного Алтын-Эргека, В цепи закованного, Возле ханских дверей увидела, Слова его жалобные услышала: «Как мать родную, Тебя, Алтын-Тууди, С радостью вижу, Перед смертью с тобой прощусь, Где твой муж, Нааспай могучий, Брат мой единокровный? Выручать меня Почему не приехал?» Горными ручьями Слезы побежали, Лицо золотое Чернее земли стало, Как рябина, румяное — Белее коры березовой. Руки и ноги богатыря Железной цепью изъедены, Сквозь кровь и гной Кости белеют. Алтын-Тууди заплакала, Ладонями в бедра себя ударила, Тихо промолвила: «Милый мой деверь, Алтын-Эргек богатырь, На старшего брата не обижайся: Попал Нааспай, В беду похуже твоей, Жизнь его Тоньше волоса! Теспей-Кан, На рыжем коне ездящий, За мужем моим гонится, Нааспая хочет убить За то, что он невзначай Во владения хана заехал, В его угодьях охотился». Разговор их услышав, Ак-Кан из белого дворца вышел, На Алтын-Тууди Грозно крикнул: «Откуда эта старуха? Зачем с рабом моим говорит? Если ко мне с просьбой пришла, Пусть во дворец войдет!» Грозный Ак-Кан В белый дворец вернулся. Алтын-Тууди робко У первых дверей остановилась, В жаркий очаг Можжевельник пахучий бросила, На колени перед ханом встала, Заплакала. «Эй ты, старуха! Скорей о деле рассказывай! Если зря потревожила, — С глаз моих уходи!» Ак-Кан грянул сердито, Гул по дворцу раскатился, Серебряная посуда Жалобно зазвенела. Алтын-Тууди сказала: «Кланяюсь вам до земли, Хан всемилостивый. Голова моя в ваших руках... Жизнью всего народа Вы, наш хан, управляете, Я, Алтын-Тууди старуха, С жалобой к вам явилась: Верного моего мужа, Нааспая-старика моего, Теспей-Кан рассерженный Несправедливо убить хочет. Крик Нааспая-супруга Ядом сердце мое наполнил, Слушая стоны его, Еду и сон я забыла. Шестьдесят ханов алтайских Вы покорили, Семьдесят богатырей прославленных Своими слугами сделали, Неужели, хан, не заступитесь За бедного старика? Неужели, хан всемогущий, Старому Нааспаю От молодого Теспей-Кана Суждено смерть принять? Ак-Кан великий, всесильный, За старика заступитесь! Рабой вашей вечно буду, Обувь детям вашим шить буду, Коров ваших доить буду, Постель вашу застелю, Подушку под голову подложу!» Ак-Кан договорить ей не дал, Над старушкою засмеялся: «Если старик смерти ждал, Если кости его ослабели, Зачем на чужую землю заехал? Видно, сам смерть искал! Пусть не жалуется теперь, О жизни радостной на земле Пусть не мечтает!» Ак-Кан грозный — Как туча стал, Глаза — как озера кровавые, Брови — как берега лесистые, На челюстях растущая борода За плечи перекинута, Из подбородка растущая борода До колен спускается. Алтын-Тууди испуганная Снова заговорила: «Умерших оживляющий, Погасших зажечь умеющий, Униженных подымающий, Злодеев карающий Великий Ак-Кан, Повелитель наш! Если сами помочь не хотите, Алтын-Эргека освободите, Чтоб старшему своему брату На помощь поехал!» Так Алтын-Тууди Ак-Кана грозного умоляет, С коленей не подымается, Косы седые рвет. «Гоните эту старуху червивую! Вон что она задумала, Какую игру затеяла: Сегодня раба у меня просит, А завтра Мою голову получить захочет?!» Как железо, Ак-Кан загремел, Как гром, грянул, С постели шелковой Девяносторядной встал, С трона позолоченного По девяти ступеням спустился. Плетью девятигранной На Алтын-Тууди замахнулся. Быстрее девушки Алтын-Тууди из дворца выбежала, На коня вскочила, Прочь от дворца поехала. Горю ее в сердце тесно, Слезы из глаз льются* Луку седла омывают, По гриве коня Ручьями разбегаются. «Дождешься, Ак-Кан кровавый: Конь под седло золотое Найдется, Лучшие твои скакуны Его не догонят; Под моей шубой Богатырь молодой вырастет, В силе тебе, Ак-Кан, Не уступит. Время придет — Гибель твою увижу!..» Так Алтын-Тууди говорила, По белым от ранних цветов долинам. По синим от ярких цветов склонам, Назад не оглядываясь, уехала, Глубокие реки перебрела, Высокие горы перевалила, На девятый день На стойбище возвратилась, Снова голос супруга услышала. Силач Нааспай обессилел, Едва долетает голос, Конь Нааспая буланый Чуть слышно ржет, — Видно, из сил выбился. Алтын-Тууди, услышав Слабый крик Нааспая, Еле в аил вошла, Колени ее подогнулись, Без памяти на кошму упала,
8
Шесть дней и ночей Алтын-Тууди пролежала, Ни луны, ни солнца не видела. Когда седьмой, день наступил, Алтын-Тууди в муках Мальчика родила. Из семи овчин пеленку сделала — На семь сторон сын ее раскидал. Из девяти овчин одеяло сшила — В девяти местах ребенок его прорвал. Два дня от рождения минуло — «Мама!» — ребенок промолвил. Шесть дней миновало — «Отец!» — ребенок сказал. На седьмой день На ноги встал, На девятый день Лук и стрелы взял, К черной горе На охоту отправился. По северным склонам пошел — Шестьдесят зайцев Шутя убил, По солнечной стороне пройдя, Одной стрелой Пятьдесят зайцев убил, Добычу Алтын-Тууди принес. Алтын-Тууди обрадованная На сына не наглядится, По аилу расхаживает. Сама с собой разговаривает: «Аил, где мужчина появился, Никогда не пустует, Огонь в очаге не тухнет. Есть с кем словом обмолвиться, Если умру, есть кому похоронить!» У Алтын-Тууди Радость в груди не вмещается. Рядом с солнцем Второе солнце для нее засияло, Рядом с луной Другая луна взошла. Однажды маленький сын Пошел на черную гору, На самую вершину ее поднялся, У подножья черной горы Жалобный крик услышал: «Сына, мною вскормленного, Нет у меня!.. Брат мой, в цепи закованный, На выручку не придет!.. Конь мой буланый скоро На гриву свою повалится, Я, силач Нааспай, Голову на рукав положу. Есть ли в горах человек, Чтоб голос горький услышать? Есть ли друг на земле, Который на помощь бы мне явился?..» Мальчику этот голос, Как иголка, сердце пронзил, Как мороз, по телу скользнул, На ресницах слезы сверкнули. Мальчик в аил прибежал, К матери обратился: «У подножья черной горы Голос жалобный слышал, Не скажешь ли, кто кричит?» «Сын мой золотой, — Алтын-Тууди отвечает, — Шестьдесят народов на Алтае живут, Семьдесят народов По всей земле обитают — Всех людей не узнаешь. Мне ли, старухе глухой, знать, Чей голос у черной горы раздается?» Алтын-Тууди старуха Правду сказать не решается: Неокрепший маленький сын Теспей-Кану свирепому На глаза попадется — Вместе с отцом погибнет. На черную гору снова Маленький сын убежал, Нааспая жалобный голос Издалека доносится, За сердце мальчика щиплет: Что-то родное Мальчик в нем чувствует. «Видно, моя мать старая Правду сказать не хочет. Снова пойду, спрошу. Хитростью правду выведаю?» Так мальчик решил, К аилу спустился, Дверь распахнул, Звонко матери крикнул: «Ой, мать родная! По небу высокому Стая гусей летит. Нажарь скорее ячменных зерен, В гусей ячменем стрелять буду!..»5 Алтын-Тууди, мать заботливая, Чугунный казан накалила, Ячменных зерен нажарила, Берестяным черпаком зачерпнула, Ему протягивает. «Ой, мать родная! Зачем в черпаке подаешь? Хочешь, чтоб я, как черпак, Длинным и тонким был?» Алтын-Тууди без слова В чашку ячмень пересыпала, Сыну маленькому подает. «Ой, мать родная! Зачем в чашку зерна насыпала? Хочешь, чтоб сын твой Круглым, как чашка, стал?» Алтын-Тууди старушка Горячий ячмень без слова В ладонь свою пересыпала, Сыну ласково подает, А мальчик Маленькими своими руками Ладони матери сжал, Крепко держит. Зерно раскаленное Руки матери жжет, Алтын-Тууди сына упрашивает: «Руки мои не жми, Золотой сын! Если в чем провинилась. Старую мать прости. Все, что тебе понравилось, Подарю Все, что узнать хочешь, Расскажу...» «У подножья черно-стальной горы Кто о помощи просит? Чей голос жалобный раздается?» Маленький сын спрашивает. Ладони матери сильнее жмет, «Ой, сын золотой мой, Все расскажу: Жалобно там кричит Отец твой, Нааспай-богатырь, На буланом коне ездящий. Теспей-Кан знаменитый, На рыжем коне ездящий. Отца твоего убить хочет. Семь лет они вокруг горы кружатся, Семь лет Теспей-Кан не может Отца твоего догнать...» Так Алтын-Тууди говорила, Слезами заливалась. Маленький сын ласковым стал, Руки матери выпустил, Глаза мальчика смелого. Как утренние звезды, зажглись, Брови, как радуга круглые, Чернее тайги стали. Сам он весь, Как скала твердый, стал, К черной горе кинулся. Алтын-Тууди заплакала, Косы серебряные распустила: «Лучше бы сгорели мои ладони! Зачем ребенку все рассказала?! Нааспай-богатырь, Метко стрелять умеющий, Саблей острой владеющий, С Теспей-Каном не справился. Что же сделает с ним Младенец еще не окрепший, Маленьким луком вооруженный?! Лезвие сабли Теспея Кровью его светлой окрасится, На копье сердце его Теспей-Кан подымет!.. Лучше бы ты не родился, Света бы не увидел, Сын непослушный!..» Алтын-Тууди горевала, На следы сына глядела, Слезами ее Следы сына наполнились.
5 В гусей ячменем стрелять буду. Конечно, никто в гусей ячменем не стреляет. Данная фраза лишь уловка, при помощи которой мальчик надеется выпытать тайну у матери.
9
Маленький богатырь К черной горе пришел, Вокруг поглядел. У подножья черной горы Тропа, как овраг, Копытами конскими выбита, Всадник вместе с конем В ее глубине могут скрыться, Черная пыль над тропой Не рассеиваясь стоит, Солнце закрыла, Зеленый лес по бокам тропы Черной пылью одет. Снова издалека Жалобный крик послышался: «Алтай мой родной, Прощай! Супруга моя верная, Алтын-Тууди, Прощай! Конь мой буланый Скоро на гриву повалится, Я, Нааспай-богатырь, На свой рукав голову положу!,.» Маленький сын-богатырь Стоит, отца дожидается. Вот конь буланый Из-за горы появился, Худой, как шкура, На палку надетая, Жалобно ржет. С белой, как лебедь, головой, С лицом, как земля, темным На коне Нааспай сидит, Поводья из рук выпустил. Мимо сына с криком промчался. На рыже-чубаром коне Теспей-Кан появился, Стальной саблей взмахнул, До Нааспая не дотянулся, Коню буланому Круп надвое разрубил, С черной злобою закричал: «Старому Нааспаю Прожить до завтра не дам, Вместе с конем буланым Врага ненавистного В черную пыль втопчу!» Мальчик, злодея увидев, Навстречу выбежал, Коня рыже-чубарого За повод схватил, В сторону потянул. Рыже-чубарый конь Сразмаху на бок упал, Ноги всаднику придавил. Теспей-Кан придавленный Руганью захлебнулся: «Кто поперек дороги встал, Коня моего повалил?!» Из-под коня вылез, На ноги поднялся, Как скала черная, вырос, Саблей стальной замахнулся, На малыша кинулся, С ног его сбил. Мальчик обеими руками За ногу Теспей-Кана держится, Как муравей, вцепился. Теспей-Кан правой рукой Младенца до неба поднял, О черную гору ударил. Малыш от удара На десять саженей вырос, Богатырем стал, Теспен-Кана вокруг поясницы Железной рукой обхватил — Борьба богатырская началась. У молодого богатыря Спина, как горный хребет, Не гнется, Ноги могучего мальчика, Как столбы железные, Не подламываются, С каждым часом сила удваивается.. С каждым днем богатырь растет. Шесть лет богатыри боролись. На седьмом году Руки Теспей-Кана ослабли, Ноги, как прутья, гнутся. Богатырь семилетний Выпрямился, Теспей-Кана страшного До белых вершин Алтая На руках поднял, В облаке белом выкупал, О вершину черной горы ударил, Теспей-Кан прославленный, Как лиственничный сук, Надвое разломился, А крови и с ложку не вытекло, От тела его Ни кусочка не оторвалось; Половина туловища с ногами На земле стоит, Другая половина с головой Рядом, как гора, высится, Во весь рот смеется, Над молодым богатырем глумится, Горловую песню затягивает: «И-эх, ребенок глупый, Хоть силы у тебя много, Но душу мою не найдешь, Жизнь мою не уничтожишь!..» «Несмеющегося ты осмеял — Душу твою все равно найду! Незлого ты рассердил — Голову твою все равно уничтожу!» Так молодой богатырь крикнул, У Теспей-Кана из рук Черно-ядовитую саблю вырвал, О черную скалу наточил, До белого неба поднял, Как молния, ею ударил, Черная голова Теспей-Кана, Как шапка, на воздух взлетела, Острая сабля сразмаху Половину черной горы снесла. Второй раз молодой богатырь Черную саблю поднял, Шею коня рыже-чубарого, Как нитку, перерубил. Теспей-Кан кровожадный, Конь его рыже-чубарый От ядовитой сабли погибли, Кровь, как озеро, разлилась, Тела, как две черные горы, высятся. Молодой богатырь По глубокой тропе Навстречу отцу двинулся. Нааспай-богатырь на коне буланом С головой, как крыло лебединое, белой, С жалобным стоном Из-за горы еле тащится. Молодой богатырь тихонько Повод коня берет, Буланого коня останавливает. Со слезами к нему Нааспай оборачивается: «Теспей-Кан могучий! Рабом твоим быть согласен, Табунам многочисленным Пастухом буду, Как баран головной, Отары овец По солонцам водить буду, Кисет твой Всегда табаком наполню, В очаг твой Березовых дров подкину, — Красную кровь мою не проливай, Остаток жизни прожить позволь!» Глаза Нааспая старого Черной пылью засыпаны, Ум в голове седой помутился, Сына своего старик, Как Теспей-Кана, упрашивает, На колени перед ним становится. Богатырь молодой Отца с земли поднимает, Ласково говорит: «Теспей-Кан кровожадный, Конь его рыже-чубарый В черной пыли лежат, Бояться их нечего! Отец, Нааспай могучий, Неужели сына своего не узнаёте? Тридцать лет Алтын-Тууди, Мать моя, жена ваша, В утробе меня вынашивала, В ваше отсутствие родила!» Нааспай, ум потерявший, Богатырю не верит, Глазами, от пыли ослепшими, Сына не узнает, Как у Теспей-Кана Пощады просит. Молодой богатырь Отца уговаривает, На коня буланого садит, Коня в поводу ведет. На берег белого моря, К подножью черной горы, К аилу шестиугольному Отца богатырь приводит, Навстречу им из аила Алтын-Тууди вышла, С мужем своим Нааспаем, С сыном своим могучим За правую руку здоровается, В правую щеку целуется, От радости плачет: «Огонь, в очаге тлевший, Снова ярко воспламенился; Смерть свою близко видевшие, Снова мы к жизни вернулись». Долго старик Нааспай Глазам своим потускневшим не верил. Но вот лицо его Посветлело, Все, что случилось, Он уразумел. Сразу помолодел старик, Все его морщины расправились, Ноги крепкие в землю уперлись, Сердце в груди не вмещается, Ум, как птица, взлетает. Коня буланого он расседлывает, К белому морю ведет, Раны от сабли черной Белой водой поливает. У подножья черной горы Можжевельника куст сорвал, Буланого коня одымил, Конь буланый красавец Сразу поздоровел, Раны кожей покрылись, Новая шерсть выросла, Сам Нааспай тоже Белой водой обмылся, Дымом можжевельника Тело свое одымил. К пище, что Алтын-Тууди приготовила, Едва прикоснулся, На бок медленно повалился, Крепко уснул.
10
Сын молодой Нааспая В аиле не посидит, По горам ходит, В долинах жизнь наблюдает. Коня, чтобы заседлать, Нигде не видит, Одежды, чтобы тело прикрыть, Нигде не находит. Сердце обидой наполнилось. К отцу и матери возвратился, Сквозь слезы жгучие Старикам сказал; «Вскормивший меня отец, Грудью меня вспоившая мать! Обезьяна всегда шерстью покрыта, Каждый человек имя имеет. Почему же у меня имени нет? Если я мужчиной рожден — Где мой конь? Где одежда, Чтобы нагое тело прикрыть? Для того ли я, несчастный, родился, Чтобы вечно нагим оставаться, Вечно пешком ходить?» Долго отец и мать молчали, Будто слов его не понимают, Будто сына не любят. Алтын-Тууди, наконец, ответила: «В маленьком нашем табуне Кобылица сивая ходит, Девять лет ожеребиться не может. Из всех кобылиц наших Только она для тебя, богатыря, Крылатого скакуна родить может. Если она не ожеребится. До смерти ходить пешком будешь. Где богатырскую одежду найти — Не знаю, Помочь тебе не сумею». Молодой богатырь Слов матери не дослушал» Шестидесятисаженный аркан схватил, Вместо опояски перепоясался, На пастбище радостно побежал. Все табуны осмотрел — Сивой кобылицы не увидел, Только следы ее отыскал: Девять дней назад кобылица К черной горе ушла. Молодой богатырь по следам На черную гору поднялся, Высокое дерево с золотой листвой На вершине горы увидел; У подножья его На плите каменной Сивая кобылица лежит, Жеребенка рожает. Коврово-чубарый жеребенок Наполовину появился, Передними копытцами о камень бьет, Мелкий щебень из-под копыт брызжет. Сын Нааспая обрадованный Шестидесятисаженный аркан приготовил, Поближе подкрался! Скоро на белый камень Весь жеребенок вышел, Через мать дважды прыгнул. Правый сосок матери пососал, На солнце радостно поглядел. Сын Нааспая сразмаху Аркан шестидесятисаженный На шею его накинул, Что дальше было — совсем не помнит. Через два года очнулся — Глазам своим не поверил: Жеребенок коврово-чубарый В могучего коня вырос, Взмыленный по горам скачет, - Сам он, Сын Нааспая юный, Взрослым мужчиной стал, Плечи вровень с горой возвышаются. Коврово-чубарый конь Так к богатырю обращается; «Меня два года назад Зачем, богатырь, заарканил? Силы мои неокрепшие Зачем выматываешь? Убить ли меня хочешь, Жизнь ли радостную обещаешь?» Молодой богатырь, имени не имеющий, Так отвечает: «Убивать тебя Я не собираюсь; Узнать у тебя хочу: Крыльями мне будешь ли, Другом вечным станешь ли?» Коврово-чубарый конь Этим словам обрадовался, Сразу же согласился, «Где же седло с потником взять? Одежду, чтоб тело мое прикрыть, Саблю, чтоб от врагов защищаться?» Сын Нааспая спрашивает. Коврово-чубарый конь К ближней скале подбежал, Боком о камень ударился, В горе щель появилась — Палец можно просунуть. Молодой богатырь разбежался, Правой ногой ударил, — Словно дверь, скала Наполовину раскрылась. Левой ногой О скалу богатырь ударил — Скала совсем отошла, Пещера перед ним открылась. Золотом, серебром украшена Сбруя лежит, Стрела медная девятигранная, Лук железный с шелковой тетивой, Ничьею рукой не троганные, На полу лежат. Одежды шелковые и бархатные, Ни на чье тело не надеванные, Сапоги сафьяновые черные, Ни на чьих ногах не бывавшие, Хозяина ждут. Сын Нааспая обрадовался, Из пещеры богатства вытаскивает, Коврово-чубарый конь Хозяину говорит: «Пока ты одежды наденешь. Доспехи свои приладишь — К матери сбегаю, Левый сосок высосу — В десять раз силы прибавится!» Коврово-чубарый конь Быстро умчался, На земле следов не оставил. Сын Нааспая — силач молодой В богатые одежды оделся, Богатырем настоящим стал, На передней луке седла Грамоту мудрую увидел, Только хотел прочитать — Коврово-чубарый конь возвратился: Ушами до неба достает, Глаза, как огонь горят, Из ноздрей бледное пламя пышет. Потник, как долина широкий, На спину коня богатырь кладет, Седло, золотое как месяц, На потник осторожно накладывает, Девять подпруг затянул, Жемчужной уздой, Как солнце сверкающей, Коврово-чубарого коня обуздал. На передней луке седла написанную Мудрую грамоту читает: «Единственный сын Нааспая, Алтын-Тууди сын любимый, Затем ты родился, Чтоб вечно не умирать, Кровь твоя Из ран не прольется, Имя твое Келер-Куш богатырь, На коврово-чубаром коне ездящий». Отныне имя имеющий Молодой богатырь обрадовался, Брови дугой изогнулись, Глаза засверкали, Лицо зарумянилось, Богатырский разум Как сталь твердым стал. Келер-Куш богатырь Железный лук на плечо надел, Девятигранную стрелу В колчан положил, Девятигранную плеть В правую руку взял, Десятисаженную саблю На левый бок нацепил, В бронзовое стремя ногу вдел, Жемчугами украшенный повод взял, Как птица, в седло взлетел, К стойбищу отца поскакал. Коврово-чубарый конь, Траву зеленую не примяв, Красивой иноходью летит. Келер-Куш богатырь Свирель из-за пазухи вынул, К алым губам приложил, Пальцами перебирая, заиграл, Звери за ним побежали, Птицы не отставая летят, Деревья во след гнутся — Келер-Куша богатыря? На коврово-чубаром коне ездящего, Весь Алтай слушает. К родному аилу подъехал — Отец и мать старые От удивленья ума лишились, Трубки в зубах трясутся, В руках чашки прыгают. «Какой богатырь приехал, С добром ли, с худом ли К нам явился?» Старики друг другу тихонько шепчут, Сына не узнают. Келер-Куш богатырь Весело рассмеялся, В морщинистые губы Отца и мать поцеловал — Только тогда сына узнали. «Отец мой Нааспай-богатырь, Мать моя Алтын-Тууди, Может, кто-нибудь вас обидел? Коня расседлывать не буду, К пище губами не притронусь, Поеду обидчика отыскивать, Как сумею, за вас отомщу!» Так Келер-Куш богатырь сказал. С коня коврово-чубарого не сходя, Родителей обо всем расспрашивал. Нааспай-старик Сыну своему единственному Так сказал: «Шестьдесят ханов покоривший, На Алтае прославленный, На белом коне ездящий Ак-Кан Брата моего единственного Алтын-Эргека богатыря, На соловом коне ездящего, У порога дворца белого Как собаку на цепи держит, Железными щипцами Тело его рвет. Ак-Кан кровожадный Крови не имеет, Чтоб от стыда краснеть, Души не имеет, Чтоб умереть — Как с таким справиться?!» Келер-Куш богатырь Отца не дослушал, На стойбище Ак-Кана Быстрее ветра помчался. Белая пыль От земли до неба взвилась, Тучи белые На землю опустились. Днем без отдыха, Ночью без сна Келер-Куш богатырь Не останавливаясь едет. Вот к стойбищу Ак-Кана приблизился, Коврово-чубарый конь На полном скаку встал, Богатырю сказал: «Ак-Кан прославленный, На белом коне ездящий, От сабли твоей не умрет, Застрелить его — Стрел у нас мало, Бороться с ним — Силы не хватит: Шестьдесят ханов за него встанут, Семьдесят богатырей заступятся. Хитростью надо взять» Ловкостью надо победить!» Келер-Куш богатырь Коню так ответил: «Мудрый ум — твоя сила, Меткие стрелы — мое средство Свой совет дай мне. Силы не пожалею, Цели добьюсь!» Коврово-чубарый конь Так сказал: «В серую муху ты превратись, Во дворец Ак-Кана проникни. Как только Ак-Кан уснет, Из правой его ноздри Змея двухглавая выползет, На лбу у него уляжется. Чуть пониже голов змеиных Надо стрелу направить. Если стрела твоя метко бьет — За нами победа будет. Если мимо она пролетит — От руки Ак-Кана погибнем». Коврово-чубарый конь На землю лег, покатался — В белую звезду превратился, На дно неба звезда поднялась. Келер-Куш богатырь В траву лег, покатался — В серую муху превратился, Прозрачными крыльями зажужжал, Ко дворцу Ак-Кана полетел.
11
В полдень, после еды сытной, Ак-Кан из белого дворца вышел, Долиноподобной ладонью Широкую грудь погладил. На остров, где спальный дворец стоит, Ак-Кана слуги ведут, Полы шелковой шубы его Над зеленой травой колышутся. Келер-Куш в виде серой мухи На подол его шубы сел, Во дворец вместе с ним проник. Ак-Кан на шелковую постель лег, Сразу же захрапел. Из правой ноздри Ак-Кана Двухглавая черная змея выползла, На лбу Ак-Кана свернулась, Две головы с золотыми глазами Во все стороны покачиваются. Келер-Куш богатырь Железный лук натянул, Стрелу живую пустил, У черной змеи две головы В разные стороны отлетели, Ак-Кан со страшным криком поднялся, Железный пол под ним провалился, Мертвым Ак-Кан упал; Молочно-белый конь его Около бронзовой коновязи Сразу подох, Келер-Куш из дворца вышел. С неба звезда упала, В коврово-чубарого коня превратилась, Радостно конь заржал. Келер-Куш на коня сел, К большому дворцу подъехал, Алтын-Эргека увидел, Племянником его назвался. Алтын-Эргек, в цели закованный, Увидев богатыря, сказал: «Сын моего брата, Нааспая могучего, Племянник мой дорогой, По лицу тебя узнаю! До конца жизни с тобой не расстанусь! Если умрем — Тела наши В одном месте будут лежать, Если жить будем — Радость и горе Пополам делить будем!» Не успел Алтын-Эргек Вперед поглядеть, Назад оглянуться, Келер-Куш богатырь Железные цепи его разорвал, В глубь земли бросил. Коврово-чубарый конь Из белого моря воды принес, С черной горы Куст можжевельника притащил, Белой водой Раны Алтын-Эргека обмыли. Дымом можжевельника Тело его одымили — Как прежде молодым и могучим Алтын-Эргек стал. Бело-солового коня От тройных пут освободили, Раны его залечили; В два раза сильнее, В десять раз красивее прежнего Бело-соловый конь стал. На коней богатыри садятся, Стальные сабли вынули, О черные скалы навострили, Сопротивлявшихся слуг Ак-Кана; Как траву, скашивать начали. Кто умирать не хотел, В плен Келер-Кушу сдался. Стойбище Ак-Кана прославленного Три дня жгли, В пепел превратили. Супругу Ак-Кана, Ары-Кундюк желтолицую, На шесть частей разрубили, Через шесть гор забросили, Чтоб потомства Ак-Кана Не было, Чтоб ханский род Навсегда кончился. Весть о смерти Ак-Кана По всему Алтаю разнеслась. Народы, живущие на Алтае, Обрадовались, Келер-Куша богатыря, На коврово-чубаром коне ездящего, Везде прославляют. Тридцать девушек-песенниц, Келер-Кушем освобожденные, По своим аилам разошлись; Тридцать юношей-топшуристов По своим стойбищам разъехались, Имя Келер-Куша В песнях прославили. Келер-Куш богатырь Свободный народ Алтая За собой повел; Там, где дрова и вода близко, Аилы для всех построил; Стада, Ак-Кану принадлежавшие, Между всеми разделил; Там, где травы сочные, Солонцы богатые, Пастбища указал; Прощаясь с людьми, Так говорил: «Вы, как деревья в тайге, многочисленные, Между собою Дружно живите, Вы, все честные, работающие люди, Хорошими хозяевами богатств будьте!» С народом Келер-Куш распростился, Вместе с дядей Алтын-Эргеком К отцу и матери Домой поехал. От топота их коней Горы поколебались, Моря из берегов вышли, Под землей гром загудел.
12
Племянник с дядей быстро К стойбищу Нааспая подъехали. Нааспай-отец богатырь, Алтын-Тууди старая С радостью их встретили, Самую вкусную пищу На берестяных листах разложили, Молоко самое жирное В деревянных чашках подносят. «Рукава шубы моей, Которые под голову кладу, Совсем износились! Полы шубы моей, Которые под бока стелю, Совсем истрепались. Чтоб постоянно подушка была, Чтоб всегда постель была, Хочу подругу себе найти!» Так Келер-Куш богатырь, Ездящий на коврово-чубаром коне, Родителям своим сказал, Ответа их ждет. «Золотой наш сын, Единственный сын, Всегда правду говоришь. Раз мужчиной родился, Должен супругу иметь, Достойную себе невесту В народе найти!» Так отец и мать ответили, Еще больше обрадовались. Келер-Куш богатырь, Подумав, сказал: «Алтын-Эргек, дядя мой, Ездящий на бело-соловом коне! Хоть и немного скота у нас, От волков стадо оберегай, Старых моих отца и мать От врагов охраняй. Если в пути задержусь, Через девять лет вернусь, Если удача мне будет, Через семь лет к вам приеду, Молодую жену привезу. Удачи мне пожелайте», Келер-Куш богатырь Долиноподобную ладонь Родителям и дяде подал, Из аила вышел, На коврово-чубарого коня сел, На восток коня повернул, Как ремень сыромятный, В седле вытянулся, Как жила, тугой стал, С места птицей взлетел.
13
Коврово-чубарый конь Без отдыха мчится, Богатырь Келер-Куш Без сна день и ночь едет, Моря застывающие переезжает, Горы снежные переваливает. На вершину белой горы въехал, Из сумки мудрую грамоту достал, Поближе к солнцу поднял. Вот что в грамоте сказано: «Ездящий на коврово-чубаром коне Келер-Куш богатырь! Не легко свою невесту найдешь: Дальше того места, Где земля и небо слились, С братьями — семью богатырями, Которые семи горам молятся, Воду из семи морей пьют, С отцом своим Эркин-Тош-Каном, На сине-сером коне ездящим, Темене-Коо6 красавица, Невеста твоя, живет, Келер-Куш богатырь Для нее создан, Темене-Коо девица Для него рождена, Три года назад Свадьба должна быть, Три года Темене-Коо не спит, Три года не ест, Келер-Куша ждет. Отец ее Эркин-Тош-Кан Силой замуж ее выдает; Племянник Эрлик-Бия, Кобон-Эркеш богатырь, На темно-сером коне ездящий, Темене-Коо высватал. Три года до свадьбы осталось. Если Келер-Куш не подоспеет, Темене-Коо потеряет, Кобон-Эркешу женой она будет».
6 Темене-Коо. Красивая, как игла.
С горьким ядом Келер-Куш закричал, Пронзительно свистнул, Чубарого коня, плети не знавшего, Изо всей силы ударил, Золотые поводья дернул, Как вихрь, помчался, Ничего не видя, как ветер, летел. Когда солнце плечо обжигало, Догадывался, что лето наступило; Когда снег за ворот сыпался, Знал, что зима пришла. Два года без отдыха ехал, Туда, где земля и небо слились, Прискакал. Красавец коврово-чубарый конь Гриву по земле расстелил, Келер-Куш богатырь На колени опустился, У земли и неба Дорогу просить стал. Земля и небо разошлись, Келер-Куш богатырь Две железные горы принес, Между землей и небом, Как стойки, поставил, Сам, как муха, В щель между землей и небом На коне пролетел, Такие же, как на своем стойбище, Землю и небо увидел, Такие же, как на Алтае, горы, Такие же, как на Алтае, леса. Вслед за Келер-Кушем богатырем Луннокрылые птицы полетели, По его следам Парнокопытные звери прошли, Богатыря прославляют. Коврово-чубарый счастливец конь Гривой потряхивает, От радости ржет, Келер-Куш богатырь На свирели играет, Песни поет. На черную гору Келер-Куш поднялся, Кругом поглядел, На расстоянии месячной езды Синюю гору увидел. В небе вершина ее скрылась, У подножья горы, Как тайга, народ многочисленный, Многочисленные кони стоят, Дыхание людей, Как туман, подымается, Лица людей — Как желтая заря. Келер-Куш богатырь Только тут понял: Не синяя гора там, А дворец многоугольный Эркин-Тош-Кана, Отца Темене-Коо. Народ многочисленный На свадьбу собрался, Темене-Коо красавицу За Кобон-Эркеша выдают. Через три дня Темене-Коо красавицу Кобон-Эркеш богатырь Под землю уведет. Сердце Келер-Куша Горячей кровью наполнилось. «Как нам Темене-Коо спасти, Какой выход придумать?» Келер-Куш богатырь Другу чубарому говорит. «Я в звезду Чолмон превращусь, В серого сокола ты превратись, На остров среди семи морей полети. Во дворец, у которого семь стен, Семь дверей, Через дымоход проберись. С Темене-Коо увидишься, С нею вместе Мудрый выход найдешь!» Так коврово-чубарый конь отвечал, По земле покатался, В звезду Чолмон превратился, На дно неба взлетел. Келер-Куш богатырь Серым соколом обернулся, Величиной с лошадиную голову стал; Лунными крыльями просвистев, Выше туч поднялся, Ко дворцу Эркин-Тош-Кана, Как стрела, полетел. Когда вечер настал, К синему дворцу сокол приблизился, Возле дымохода сел. Мать Темене-Коо, Супруга Эркин-Тош-Кана, У порога сидит, плачет: «Для дочери моей единственной На лунном и солнечном Алтае Неужели жениха не нашлось? Подземные хищники Дочь мою единственную Силой мечей берут, Под землю на муку уводят!..» А вокруг дворца Эркин-Тош-Кана Богатый пир начался. В чашах, озерам подобных, Арака хмельная; На столах, как долины широких, Горы мяса дымятся. Народ, богатой едой согретый, Как пчельник, разговаривая, гудит, У кого язык легкий, В спорах те состязаются, У кого силы много, В борьбе состязаются. Наш серый сокол Все оглядел, послушал, На остров, семью моря окруженный. Полетел. На острове дворец семистенный, Как белая скала, стоит, В нем Темене-Коо живет. Серый сокол у дымохода сел, Дымоход кошмою закрыт, Пути во дворец не видно. Когда солнце зашло, Келер-Куш выход нашел: На землю слетел, В сухой лошадиный помет превратился, На бугорке полежал, Вниз покатился. К золотому дереву привязанный, Бело-соловый конь Темене-Коо Катившийся помет увидел, Испугался, Золотой повод порвал, В черный лес кинулся, Темене-Коо красавица Из дворца выбежала, На коня закричала: «Необъезженный, почему не стоишь? Видно, ум потерял, Видно, кровь не спокойна, Своего сухого помета пугаешься... Беду ли мне накликаешь, Счастье ль мое почуял?» Так Темене-Коо говорила, Бусы из шестидесяти алмазов На ладонях пересыпала. Бело-солового коня К золотому дереву привязала, В белый дворец пошла. Келер-Куш богатырь В зеленую травинку превратился, К подолу шелковой шубы Темене-Коо Незаметно пристав, Через шесть дверей проник, О седьмую дверь ударился — Золотой мухой обернулся, По белому дворцу полетел, Золотыми крылышками зазвенел. Темене-Коо красавица Золотую муху увидела, Удивляясь, сказала: «Через семь дверей дворца моего Ни мухи, ни бабочки не пролетают. Откуда эта взялась? Не радость ли мне принесла? Не злой ли дух прилетел?» Лунообразную мудрую грамоту Из золотого сундука Темене-Коо достала, Шесть лунных страниц перевернула, Семь солнечных страниц Перелистывает. Вот что в грамоте сказано: «Единственный сын Нааспая Келер-Куш богатырь, Ездящий на коврово-чубаром коне, От роду женихом Темене-Коо Предназначен, В один день В утробах матерей Келер-Куш и Темене-Коо зачаты, У одного очага Должны они жить, Одна постель для них постлана. Жених Темене-Коо, Келер-Куш богатырь, Золотой мухой к невесте явится, Красавица Темене-Коо К золотой мухе летающей Руки протянула, Слезы по щекам румяным Из черных глаз покатились. Нежным голосом Темене-Коо просит: «Солнце мое — Келер-Куш, Глазам моим покажись» Руку мне протяни!» Золотая муха тотчас О бронзовый пол ударилась — От полу до потолка Красавец могучий Келер-Куш молодой Во весь рост поднялся, Правой рукой поздоровался, Левой рукой Темене-Коо обнял. «Золотой мой Келер-Куш, Почему ты поздно явился? Подземный Эрлик-Бий Родителей моих запугал, За проклятого Кобон-Эркеша, Племянника Эрлик-Бия, Меня они просватали. Через два дня Из-под земли к моему очагу Тридцати головы и желтый змей выйдет, Меня живую проглотит, В подземное царство утащит. Неужели, мой Келер-Куш, Подземным духам меня отдашь, От злого Эрлик-Бия Меня не спасешь?* Девица Темене-Коо Так Келер-Кушу сказала, Горько заплакала, «Солнышко мое Темене-Коо! Ничего не бойся, Выход какой-нибудь найдем, С Эрлик-Бием кровожадным Справимся!» Келер-Куш невесте так говорит! Темене-Коо успокаивает, Золотые ее волосы гладит, О деле думает, Темене-Коо отвечает: «Пока чай на очаге вскипает, На солнечно-лунном Алтае С тобой поживу, Пока за моим золотым столом сидишь, На тебя нагляжусь!» Келер-Куша она угощает, Глаз с богатыря не сводит. За столом его усадив, Сквозь ресницы влажные На лицо его смотрит. Келер-Куш богатырь Всякой пищи попробовал, За работу принялся. Черно-стальной саблей Яму шестидесятисаженную Посреди дворца выкопал, Красавицу Темене-Коо В бобровое одеяло закутал, В яму спустил, Разговаривать не велел. Около порога дворца сел, Черно-стальную саблю В правой руке сжал, Тридцатиголового змея ждет. Когда ночь пришла, Под землей гром загудел» Белый дворец задрожал. У западной стороны очага Тридцатиголовый змей появился, До потолка поднялся, Темене-Коо ищет. Келер-Куш богатырь, Крышу дворца рассекая, Черно-стальной саблей взмахнул. Тридцать голов змея В тридцати местах упали, Как свинец тяжелое туловище Под землю провалилось. Келер-Куш богатырь Тридцать голов под землю сбросал, Из шестидесятисаженной ямы Темене-Коо вышла, — Как будто рядом с солнцем Другое солнце зажглось, Как будто рядом с луной Вторая луна засияла. В богатые одежды Темене-Коо оделась, Жемчуг и золото собрала, Из семистенного дворца вышла, Бело-солового коня заседлала, Келер-Куш богатырь Свистнул, — Со дна неба звезда Чолмон К ногам его скатилась, Коврово-чубарым конем стала. Келер-Куш и Темене-Коо К стойбищу Нааспая Быстрее вихря полетели. Где стояли — следы остались, Где проехали — следов нет. * * * Эрлик-Бий — сват почетный — Со своим племянником Кобон-Эркешем Во дворце Эркин-Тош-Кана ночевал. Чуть рассвело — Оба с постели поднялись, С Эркин-Тош-Каном простились, На коней сели, К подземному стойбищу Эрлик-Бия Направились. «Темене-Коо красавицу Тридцатиголовый змей На наше стойбище притащил», — Каждый из них так думает, К подземному стойбищу Оба торопятся.
14
Ездящий на коврово-чубаром коне Келер-Куш богатырь, Ездящая на бело-соловом коне Темене-Коо красавица К стойбищу Нааспая подъехали, С отцом и матерью, С дядей Алтын-Эргеком Радостно встретились, Келер-Куш богатырь С дядей Алтын-Эргеком О шестидесяти двух углах Бронзовый дворец построили, Бронзовую коновязь вбили, С шестьюдесятью ножками Золотую кровать сделали, Солнечным и лунным узором украшенный Шелковый занавес натянули, Над очагом Трехножный железный Таган поставили, Келер-Куш богатырь К великому тою готовится, Народ созывает: К далеко живущим народам Конные гонцы поскакали, На ближние стойбища Пешие разошлись. В чашах, как море, глубоких, Арака приготовлена. Горы мяса наварены. Не успели люди собраться, Коврово-чубарый конь, бронзовой коновязи привязанный, Тревожно заржал, Передним копытом о землю ударил. Келер-Куш богатырь К коню подбежал, Так спросил: «Крыло мое быстрое, Коврово-чубарый друг, Что почуял? Не смерть ли к нам приближается? Или счастье новое видишь?» «Смерти нашей не чую, Счастливой жизни не вижу! Сватавший Темене-Коо девицу Кобон-Эркеш богатырь, Ездящий на сине-сером коне, Впереди войска Эрлик-Бия В поход двинулся, К стойбищу твоего тестя Эркин-Тош-Кана Подходит, Если Эркин-Тош-Кана победит, На нас войной двинется!» Так коврово-чубарый конь Келер-Кушу ответил. Келер-Куш богатырь Железные доспехи надевает, Лук и стрелы берет. «Народ пусть не собирается, Той веселый не начинает, На своих стойбищах Пусть остается!» С таким приказанием Келер-Куш гонцов посылает, Сам на друга-коня садится, Темене-Коо молодая Келер-Куша целует, Слова напутственные говорит, Келер-Куш со всеми простился, Быстрее вихря поехал, — Ветер в горах подул, Туманы вниз опустились, Пыль вверх поднялась, Темене-Коо красавица Долго вслед жениху смотрела, Слезы на ресницах сверкали. Увидев это, Алтын-Эргек Дома оставаться не хочет, Бело-солового коня седлает, Доспехи железные надевает, Лук и стрелы берет, По следам племянника, Келер-Куша богатыря, Как стрела выпущенная, Как ветер сильный, На бело-соловом коне мчится.
15
Келер-Куш богатырь без сна, Коврово-чубарый конь без выстойки День и ночь летели. Через глубокие моря, Хвостом воды не задевая, Конь перемахивал, Через горы высокие, Копытом вершин не задев, Перескакивал. К стойбищу Эркин-Тош-Кана Келер-Куш подъезжает, К тестю так обращается: «Эрлик-Бию ли покоришься, — Под землею живущему? Зятю ли Келер-Кушу, На лунном Алтае живущему, Поможешь? Сразу правду скажи, Темных дум На сердце не утаивай!» «Эрлик-Бий, под землей живущий, Людей живыми пожирает, Детей сиротами оставляет. Зачем Эрлик-Бию покоряться стану? Милый мой зять, На солнечно-лунном Алтае живущий, От тебя спасения жду, Только тебе, дорогой, Помогать буду!» Так Эркин-Тош-Кан Келер-Кушу ответил, Коня заседлал, Железные доспехи надел. С зятем своим Келер-Кушем Навстречу Кобон-Эркешу помчался. Алтын-Эргек богатырь, На соловом коне ездящий, По дороге им встретился. Втроем поскакали. К пропасти темной Быстро они приехали, Оттуда, подобно туче, Кобон-Эркеш вылез, Войско свое выводит. Пики, Подобно черному лесу, По ветру качаются, Лезвия сабель, Как лед на солнце, сверкают, Дыхание лошадей, Как туман, из земли поднимается, Лица богатырей, Как пламя, издалека видны, Келер-Куш богатырь С тестем Эркин-Тош-Каном, С дядей Алтын-Эргеком В бой кинулись, От пыли солнце померкло, Луна затмилась. Коврово-чубарого коня Келер-Куш на дыбы поднял, Вперед кинулся — Пятьдесят тысяч изрубил, Назад обернулся — Шестьдесят тысяч смял. Эркин-Тош-Кан, Ездящий на сине-сером коне, Алтын-Эргек дядя, На бело-соловом коне ездящий, От Келер-Куша не отстают. Сколько врагов ни рубят, — На земле ни одного трупа нет. Ни капли крови не видно, Войско Кобон-Эркеша Все прибывает, Сам Кобон-Эркеш богатырь В стороне стоит, Над Келер-Кушем смеется. Не сердившийся Келер-Куш Тут обозлился, Из правого, колчана Стрелу девятигранную выдернул, Лук железный На всю руку натянул, В Кобон-Эркеша нацелился, — Ниже левого соска Стрела ему грудь пробила, Сквозь рану Солнечные лучи проникли, Лунный свет прорвался. Девятигранная кровавая стрела, Не останавливаясь, дальше летит7, Черное войско валит, Как огонь, жжет, Как алмаз, режет. Кровь рекой потекла, Выше пояса людей затопила, Коням до седел поднялась.
7 Стрела, не останавливаясь, дальше летит. Мотив живой стрелы, которая, вылетев, сама находит и поражает врагов, повторяется в ряде алтайских сказов.
Алтын-Эргек богатырь Саблей направо рубит, Пикой налево колет, Летящей стрелы не замечает. Всего на волос от головы Девятигранная стрела прогудела. Все войско Кобон-Эркеша На землю стрела повалила. Келер-Куш богатырь На коне коврово-чубаром Еле ее догнал, Налету схватил, В колчан свой воткнул. «Эй, Келер-Куш поганый, Войско мое истребляющий, Коней моих убивающий» Ненавистный, Теперь я с тобой поборюсь, Я с тобой постреляюсь!» Такие слова, Как гром, из-под земли раздались, Эрлик-Бий Из пропасти показался, Разными голосами закричал, Ядовито-звонко засвистел, Келер-Куш богатырь, Как сокол. На Эрлик-Бия кинулся, За бороду, черному лесу подобную, Правой рукой схватил, Левой рукой с ближней горы Куст шиповника вырвал, Эрлик-Бия по щекам черным Шиповником хлещет: «Не сердившегося ты рассердил, — Черное мясо твое измочалю! Не трогавшего ты затронул, — Бурую кровь из тебя выпущу!» Эрлик-Бий Шестьюдесятью голосами визжит, До неба крик его подымается, Под землей громом гудит, Молодые деревья гнутся, Моря из берегов вышли, Вековые горы качаются, Эрлик-Бий вырывается, Вырваться не может. «Непобедимый Келер-Куш богатырь! Имя твое никогда не оскорблю, Дорогу твою никогда не перейду! На солнечно-лунном Алтае Коврово-чубарый конь твой Самый проворный, На солнечно-лунном Алтае Лучший ты богатырь, Келер-Куш! Во всем тебе покоряюсь. Кровь мою не проливай, Шиповником меня не секи!..» Так Эрлик-Бий подземный У Келер-Куша богатыря Пощады просит, «Если хоть раз, Эрлик-Бий, На землю вздумаешь выйти, — Пощады моей не жди! Если второй раз попадешься, — Назад не уйдешь: В бронзовый казан брошу, На солнечном огне сварю, Бороду всю вырву, Все потомство твое уничтожу!» Так Келер-Куш богатырь Эрлик-Бию сказал, Стрелу девятигранную Лизать заставил8, Клятвенное обещание с него взял, До неба за бороду поднял, В черную пропасть бросил, Эркин-Тош-Кан, На сине-сером коне ездящий, Келер-Куша правой рукой обнял, Такими словами его благодарил; «От гибели приближавшейся Спас ты меня, Келер-Куш, Жизнь мою угасавшую Снова разжег, милый зять! В трех поколениях Пусть сила твоя не иссякнет, Шесть поколений Пусть имя твое не забудут, Шестьдесят ханов алтайских Пусть перед тобой содрогаются!»
8 Стрелу лизать заставил. Форма клятвенного обещания, присяги. Сравни: «Конец меча нюхать, лезвие сабли лизать». Такую присягу принимали подсудимые и свидетели при разборе особо важных дел. Другая форма присяги называлась «шерт-ич», что значит «пить присягу»: присягающий должен был пить воду из черепа покойника
Эркин-Тош-Кан С зятем Келер-Кушем прощается. На свадьбу обещает приехать, На свое стойбище уезжает. Келер-Куш богатырь На коврово-чубаром коне, Алтын-Эргек дядя На бело-соловом коне К своему стойбищу едут, К черной островершинной горе, К молочно-белому морю скачут. Коврово-чубарый конь Правым ухом неба касается, Грива и хвост на земле стелются. Келер-Куш богатырь Дудку бронзовую из сумки вынул, Пальцами перебирая, заиграл, — Все птицы солнечного Алтая За ним полетели; Звонким голосом песню запел, — Все звери за ним побежали, Деревья во след гнутся, Горы уши к небу подняли. Весь лунно-солнечный Алтай Келер-Куша богатыря Заслушался.
16
Темене-Коо красавица Келер-Куша жениха ждет. На черную гору поднялась, На расстояния месячной езды все видит, Издалека Келер-Куша услышала, Навстречу к нему кинулась, Как птица до него долетела. «Огонь моих глаз, Кровь моего сердца, Келер-Куш мой золотой! Думала я, что ты не вернешься, К смерти готовилась!» Так Темене-Коо, Келер-Куша целуя, Сказала, Как цветы маральника, Лицо ее расцвело, Глаза, как звезда Чолмон, Под радугами бровей зажглись. Нааспай-старик, С головой, как крыло лебедя, белой, Навстречу сыну торопится; Алтын-Тууди мать, С головой, как серебряный шелк, белой Из аила с чашкой чегеня выбегает, Алтын-Эргек дядя На молодых любуется. Как будто рядом с луной Вторая луна зажглась, Как будто рядом с солнцем Второе солнце зажглось, — Так Келер-Куш богатырь И Темене-Коо красавица Друг к другу подходят. Наш богатырь Келер-Куш По солнечному Алтаю Конных гонцов посылает, На ближние стойбища Пеших гонцов отправляет. На той великий Народ приглашает, На свадьбу свою Весь народ созывает. Какую свадьбу Келер-Куш справил9, Сами догадывайтесь! Как жизнь Келер-Куша богатыря Дальше текла, Надолго рассказывать хватит. Если я не так рассказал, — По-своему расскажите. Если я не все рассказал, Вы, меня слушавшие, Еще добавьте.
9 Какую свадьбу Келер-Куш справил и т. д. Традиционная концовка, которой сказитель обычно заканчивает повествование. Иногда она включает ещё пожелание слушателям здоровья и благополучия.
Источник
Темир-Санаа. Келер-Куш. Кулакчин. Кара-Маас: ойротские народные сказки. Записаны П. Кучияком. Литературная обработка Е. Березницкого, И, Мухачева, А. Смердова. Редакция и вступительная статья В. Вихлянцева. - Новосибирск : Новосиб. обл. изд-во, 1940. - 286 с. : ил.
Перевёл в текстовой формат Е.Гаврилов, 9 октября 2016 года.