Дружинина Е. На всю жизнь

Информация о материале

С Павлом Васильевичем Кучияком я познакомилась в 1937 г. на туристской базе Аскат, расположенной на живописном берегу бурной реки Катуни. За пользование маленькой комнаткой и туристической столовой он должен был один или два раза в неделю проводить с туристами экскурсии в горы. Эту обязанность П. В. Кучияк выполнял охотно: страстно влюбленный в Алтай, он хотел, чтобы и другие люди полюбили его горные вершины, альпийские луга, сказочно красивые озера и бурные реки. Хождение по горным тропам не составляло для него никакого труда: он был легок, подвижен, привык повсюду ходить пешком. Во время остановок для отдыха Кучияк усаживал группу на какую-нибудь живописную лужайку и начинал рассказывать народные алтайские сказки.

Рассказывая, Кучияк менял интонации, темп речи я даже свой голос. С высоких нот он внезапно переходил на низкие, а иногда начинал говорить нараспев или издавал звуки, похожие на рычание зверя. Среди сказок была и такая, в которой фигурировал шаман во время камлания. Тут гамма звуков была еще более разнообразной и таинственной, а разговорная речь чередовалась с пением и свистом. Кучияк показал нам жилища алтайцев: его все знали, и он запросто входил в любой дом, всюду встречая радостный прием.

Туристы были в восторге от экскурсий с Кучияком. Все чувствовали себя с ним просто и непринужденно. Помню, что при спуске с гор мы даже бегали наперегонки. Кучияку понравилось, что я стремительно обегаю вниз, не уступая ему в быстроте, и он дал мне прозвище Горный Козел.

В свободное от экскурсий время Кучияк работал. Но в комнатах туристской базы не было столов (туристам они не особенно были нужны), поэтому Кучияку приходилось писать, сидя на койке и положив тетрадку себе на колени. Когда я сообщила об этом заведующему турбазой, он был очень смущен и сейчас же распорядился, чтобы в комнате Кучияка был поставлен удобный стол для работы.

— Почему же Кучияк не сказал мне об этом раньше? — спросил меня заведующий турбазой.

Этот эпизод говорит о беспредельной скромности Кучияка, не привыкшего требовать для себя чего-нибудь такого, чего не было у других.

Кучияк много мне рассказывал о себе и о своей работе. Однажды он показал текст алтайских сказок, записанных им со слов старых людей. Под текстом его рукою был сделан дословный перевод на русский язык. Перевод предназначался для писательницы Анны Гарф, которая помогала Кучияку в литературной обработке его рукописей. Впрочем, Кучияка затрудняли только грамматические формы русского языка. Что касается запаса русских слов, то он был у него исключительно богат. Помню, как глубоко поэтично и образно он говорил о своей работе фольклориста, об Алтае, о жизни родного народа.

Как случилось, что, пробыв в Аскате совсем короткий срок (экскурсия длилась 10 дней), я сделалась близким другом самого популярного человека на Алтае — Кучияка? Чтобы это стало понятным, я должна немного рассказать о себе.

Поступая в МГУ, я решила избрать своей специальностью историю народов СССР. Меня не огорчало, что в этой области сделано пока еще мало: значит, нам, новым историкам, предстоит большая, интересная работа. Изучение истории по книгам я хотела непременно связать с наблюдением действительности.

На 1-м курсе у меня возник план провести летние каникулы на Алтае. Для того чтобы подготовиться к поездке и сделать ее как можно более содержательной, я прочла книги С. А. Токарева, Л. П. Потапова и др. До чего же интересно было проверить на месте сведения, почерпнутые из книг!

И можно представить себе, как я обрадовалась, когда уже на туристской базе Аскат меня познакомили с коренным алтайцем, горячо любящим свой народ и знающим на Алтае каждую тропинку. Что касается Кучияка, то его очень тронуло, что студентка серьезно интересуется алтайцами — их историей, бытом, языком, относится к ним с большой симпатией. Во время наших бесед он то и дело восклицал: «Вы и о кермежеках1 знаете?» «Да вы, оказывается, уже знакомы с нашим языком!»

1 Кермежеки — изображения духов — хранителей домашнего очага.

Кучияк был беспредельным оптимистом, — и это нас тоже сблизило. Он радовался, видя, как меняется все вокруг, как быстро растет культура алтайского народа. На себе самом он испытал могучее влияние Октябрьской революции. Сын шамана, разделявший в детстве все предрассудки своей среды, он из неграмотного мальчика превратился в крупного фольклориста и писателя. Один из основателей первого алтайского театра, он был и его первым актером. Кучияк побывал в Москве, был участником I съезда советских писателей, где познакомился с Максимом Горьким. Он с большим волнением вспоминал, как Горький, пожимая ему руку, сказал: «Пишите историю алтайского народа!» Эти слова запали Кучияку в сердце, и он с увлечением начал работать над романом из алтайской жизни, который, к сожалению, не успел закончить.

Однако Кучияк не был склонен видеть в окружающем только радужные стороны. Так, его глубоко огорчало необоснованное переименование алтайцев в «ойротов».

С большим интересом Кучияк слушал мои рассказы о студенческой жизни, о книгах, которые я читаю. Узнав, что я хочу поселиться в алтайском селе, он дал мне письмо к своим родственникам, жившим недалеко от нашей турбазы, в Бешпельтире Эликманарского аймака.

Мы покидали Аскат в один и тот же день: Кучияк шел пешком, кажется, в Ойрот-Туру, я же направлялась в Бешпельтир. Часть пути мы прошли вместе, а затем простились, обменявшись адресами.

В Бешпельтире, в деревянном домике на краю села, где широкая проезжая дорога поворачивает в горы, меня встретили две старые алтайки, которые не смогли прочесть письмо Кучияка, так как были неграмотны. Положив его куда-то на полку до приезда ожидавшихся недели через две молодых членов семьи, они сказали мне просто: «Живи. Раз Кучияк прислал, значит, живи». И доверчиво, как своему человеку, указали на сундук, который должен был служить мне постелью.

Я вскоре узнала, что одной из моих хозяек было 90 лет, другой — 60. Задолго до Октябрьской революции они крестились и получили русские имена: Татьяна Алексеевна и Клавдия Николаевна. Старшая женщина почти совсем не говорила по-русски, более молодая объяснялась довольно хорошо. Она рассказала мне все, что помнила о своих молодых годах, а потом несколько раз водила меня в гости в соседние маленькие поселки, разбросанные по горам, где в то время во множестве встречались кочевые жилища (аланчики). Знакомя меня со своими родными и друзьями, Клавдия Николаевна им поясняла, что «бала» (т. е. девочка), которая у ник живет, приехала «Москваданг» (т. е. из Москвы). После этого на столе появлялся чегень — вкусный молочный напиток, который пенился, как вино; угощали нас и другими национальными блюдами. Все ели, а потом долго сидели молча, что казалось мне странным и необычным.

С Кучияком я встречалась потом дважды в Москве, познакомила его с моим отцом, матерью и братом, которые пришли в восторг от его яркой, самобытной индивидуальности, его детской простоты и непосредственности. Мы были с ним в Доме писателя на вечере казахского народного творчества, ходили вместе по Москве. Я поняла тогда, что Кучияк — страстный интернационалист и что Москва была для него символом дружбы народов.

В письмах Кучияка ко мне ярко отразился душевный облик писателя: его горячая любовь к народному творчеству алтайцев, сознание им своего общественного долга, а также постоянная поэтическая настроенность большого художника.

В связи с приближавшимся окончанием университета, подготовкой к государственным экзаменам я редко писала письма. Был страшно перегружен работой и Кучияк. А затем началась война, порвавшая многие и многие связи. Я не нахожу у себя писем Кучияка после 1939 года. И все же Алтай на всю жизнь остался близок моему сердцу. Когда комиссия по распределению окончивших истфак МГУ предложила мне выбрать какое-нибудь место работы на периферии, я, не колеблясь, попросила послать меня на Алтай.

Начавшаяся война изменила мои планы: я добровольно вступила в ряды действующей армии в качестве военного переводчика и вместо востока отправилась на запад, так как мое знание немецкого в тот момент было всего нужнее.

Во время войны я потеряла из виду Кучияка и долго ничего о нем не знала. Наконец, вернувшись с фронта и сделавшись аспиранткой Института истории Академии наук СССР, я неожиданно встретилась с его сыном Николаем, который с группой алтайских студентов пришел в Институт истории на защиту диссертации Л. П. Потапова. От этого юноши, поразительно похожего на отца, я узнала о кончине Павла Васильевича Кучияка, который во время войны не покладая рук трудился на пользу горячо любимой Родины.

Кучияка нет с нами, но он оставил большой след в истории и культуре, народов СССР. Советскую культуру мы уже не можем представить себе без творчества таких писателей, как Павел Кучияк, Давид Кугультинов, Расул Гамзатов и Чингиз Айтматов. А наша музыка, живопись? Достойное место занимают в них Арам Хачатурян и Мартирос Сарьян. Наше вокальное искусство выдвинуло Георга Отса и Муслима Магомаева, ставших любимцами публики. Число примеров можно было бы умножить во много раз. Каждый народ вносит свой вклад в сокровищницу советской и мировой культуры.

* * *

ДРУЖИНИНА ЕЛЕНА ИОАСАФОВНА в 1934 г. окончила Московский институт новых языков (ныне — Московский педагогический институт иностранных языков им. М. Тореза), в 1941 г. — Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова. С первых дней Великой Отечественной войны находилась в рядах действующей армии. «И на фронте я оставалась историком, — пишет она в своей автобиографии. — Товарищи по работе, по моей просьбе, приносили мне вороха бумаг — дневники, письма, газеты, листовки и т. п. «трофеи», найденные у пленных немцев или брошенные ими во время бегства. В свободные от допросов часы я изучала этот материал, говоривший о настроении немецких солдат и о положении у них в тылу. Обрабатывая этот новый для меня исторический источник, я направляла свои переводы, заметки и статьи в нашу фронтовую газету «В бой за Родину». В 1944 г. старший лейтенант Е. Дружинина (тогда — Чистякова) по ходатайству академика М. В. Нечкиной становится аспиранткой института истории АН СССР.

Е. И. Дружинина — доктор исторических наук, автор монографий и более 70 научных статей, соавтор коллективных трудов Института истории АН СССР, союзных и зарубежных институтов. Е. И. — участница X, XI, XII, XIII международных конгрессов историков, член комиссии историков СССР и ГДР. Она внесла большой вклад не только в формирование научных кадров союзных и автономных республик и областей нашей страны. Свободно владея иностранными языками, Е. И. осуществляет научное руководство и аспирантами, прикомандированными из зарубежных стран. Советское правительство высоко оценило ее научную и общественную деятельность, направленную на сближение народов СССР, взаимопонимание и правильную оценку исторических процессов в Советском Союзе учеными зарубежных стран, наградив в 1975 г. орденом «Дружбы народов».

Е. И. не порывала своей связи с Горным Алтаем. В Москве, в квартире выдающихся ученых —академика Н. М. Дружинина и доктора исторических наук Е. И. Дружининой — частыми гостями бывают ученые, сказители, учителя, колхозники Горного Алтая.

Кучияк, Павел Васильевич. Воспоминания. Дневники. Письма. Алт. кн. изд-во. Горно-Алт. отд-ние, 1979. - 213 с.

Переведено в текстовой формат Е.Гавриловым, 14 сентября 2015 года.