Раппопорт Гр. Певец Алтая

Молодой Николай был сильный и храбрый. Жила семья Улагашевых крайне бедно. И семи лет мальчик начал помогать отцу в работе: колол для баев дрова, косил сено для чужого скота, заготовлял кедровые орехи.

Девяти лет Николай впервые пошел с отцом охотиться на белок. Стрелял мальчик метко и ему пророчили славу большего охотника. Однажды на охоте у костра Николай Улагашев встретил знаменитого тогда на Алтае сказителя Кыскаша, проживавшего в Чойском аймаке.

Хорошо пел старый Кыскаш! С вечера, когда ничто, кроме потрескивающего на огне сухого хвороста не нарушало покоя тайги, до глубокой ночи охотники, окружив костер, внимали гортанной ритмической речи о богатыре Алтай-Куучин. Голос у Кыскаша был мягкий, бархатный, гортанная песня его лилась легко, свободно и была она так прекрасна, что, казалось, и мохнатые кедры прислушивались к ней, бесшумно покачивая вершинами и месяц поднимался выше; словно для того, чтобы получше рассмотреть певца. Николай жадно слушал сказку, стараясь запомнить каждое слово.

Потом, когда вернулись с охоты, к Улагашевым по старому алтайскому обычаю явились гости, чтобы отведать мяса, привезенного хозяином. Среди гостей был и Кыскаш. Попросили Кыскаша рассказать сказку, но старик отказался — ему что-то нездоровилось. Николай робко продвинулся вперед и спросил, можно ли ему заменить сказителя. Гости, особенно Кыскаш, полюбопытствовали — какую сказку расскажет десятилетний мальчуган. А Николай, усевшись у костра и закрыв глаза, как это обычно делал Кыскаш, почти слово в слово повторил отрывок из сказки о богатыре Алтай-Куучин, что слышал на днях из уст знаменитого сказителя.

Кыскаш был доволен...

Прошло с тех пор семьдесят лет, а Николай Улагашевич Улагашев хорошо помнит день своего первого публичного выступления. Он не забыл и отдельные части Алтай-Куучин — сказки, исполнение которой, как говорят старики, занимало до семи ночей.

Много прекрасных алтайских сказок знает Улагашев. В героическом эпосе своего народа он нашел единственную отраду после того, как лишился зрения, когла весь мир потонул для шестнадцатилетнего юноши в вечной тьме. Вскоре слава слепого кайчи (сказителя алтайского эпоса) облетела соседние аилы и к нему в урочище потянулись старики и молодежь — всем интересно было послушать сказки, исполняемые Улагашевым под аккомпанемент двухструнного топшура.

Устные передачи были единственным путем распространения художественного слова в дореволюционной Ойротии. Из уст в уста передавались сказки и легенды, они становились достоянием всего алтайского народа.

Еще старый Кыскаш при первой встрече похвалил Улагашева за его светлую память. Лишившись зрения, кайчи еще больше развил свою врожденную память, сохранив до наших дней лучшие произведения яркого, цветистого алтайского фольклора. Улагашев не только воспроизводит слышанный раньше вдохновенный, полный поэтической красоты и народной мудрости, алтайский эпос, но и дополняет и перерабатывает его. Сказки Улагашева поражают исключительной яркостью языка и богатством поэтических образов.

По вечерам, окруженный многочисленными слушателями, кайчи пел у костра. Отгорев, тускнели звезды. И небо светлело на востоке. И затихали в дремоте кони охотников, стабунившись и понурив головы. А он все пел и пел низким голосом, виртуозно аккомпанируя на топшуре. Он пел о богатырях, сильных и мудрых, побеждающих зло и насилие, о простых людях из народа, которые чудесным образом добывают все, о чем только может мечтать человек;

... «Ты! вшивый, червивый Расту, сейчас убью тебя, — крикнул хан.

Расту поднял вверх правую руку. Его луноподобное лицо заалело:

— «Тап-тажлан!» — сказал он волшебное слово. И дети хана: кувырк! Покатились в разные стороны.

—Ну теперь убейте меня! Вы хотели.

Хан дрожал, как мышь, зажатая в ладонь. Ханша стояла, как большая лягушка».

В другой сказке герой ее — бедняк Чельмеш одурачивает Боодой-хана и двух своих братьев-богатеев, сжигая их на костре. «Пламя от костра до самого неба поднялось, от жары алтайские горы накалились. Злые враги Чельмеша превратились в черный дым. Но и дым со временем рассеялся. А Чельмеш и поныне живет на Алтае и ничто его жизни больше не омрачает».

Герои сказок — бедняки, выходцы из низов народа — обычно побеждают «сильных мира сего»; ханов, зайсанов, баев. В этом сказывалась ненависть народа к угнетателям и его глубокая вера в светлое будущее. Своими сказками Улагашев будил в народе протест против своих поработителей, звал на борьбу с ними.

Улагашев — не только сказитель. Он — певец и музыкант, композитор и поэт-импровизатор. Кстати, надо сказать, что его стихи и песни-импровизации мало известны не только русским, но и алтайским читателям. Если в последнее время многое сделано по записи ойротского эпоса, то песне-импровизации Улагашева не уделяется должного внимания. Между тем песня-импровизация с давних времен имеет у алтайцев широкое распространение.

В них Улагашев часто сравнивает мрачное прошлое с прекрасным настоящим своей солнечной Ойротии.

Несмотря на свой преклонный возраст, певец Алтая откликается на большинство событий в жизни не только своей области, но и всей нашей социалистической родины. Он слагает песни о Сталине, восхваляя мудрость вождя, давшего счастье народам Алтая, он поет о Дружбе народов, о Красной Армии;

...В мире нет и не будет силы такой,

Чтобы знамена свои мы отдали.

С нами победы всегда, с нами успех,

Потому что в сердцах наших — Сталин.

Восьмидесятилетний юбилей Николая Улагашевича Улагашева в марте 1941 года, совпадает с шестидесятилетием его сказительской деятельности, высоко оцененной Советским правительством, которое наградило певца Алтая орденом «Знак почета». Улагашеву — скоро 80 лет, но он полон творческих сил. Голос хотя уже не тот, дрожит старческая рука Улагашева, но топшур его не знает отдыха.

Недавно со слов Улагашева закончена запись интереснейшей сказки «Кёзюйке и Баян».

«Это,—как сообщает «Литературная газета»,—алтайский вариант широко известной в Казахстане сказки о «Koзы-Корпечé» и «Баян-Слу». Самая ранняя краткая русская запись этой сказки, возникшей в ХIII веке, относится к началу прошлого столетия. Эта запись, сделанная, видимо, среди казахов, найдена в архиве А. С.

Пушкина. В 1870 году сказка была опубликована академиком Радловым на казахском языке.

О распространении этой сказки в Ойротии до сих пор исследователям фольклора ничего не было известно. Записанный в горах Алтая вариант существенно отличается от казахского. Иная обстановка, иные детали. Изменились и имена, кроме имени Баян.

Как правило, алтайские героические сказки оканчиваются торжеством богатырей и народа по случаю победы над ханами, баями и злыми богами. По этой традиции и печальная повесть о верной и преданной любви Кёзюйке и Баян в трактовке Улагашева приобрела благополучную концовку. Они, Ромео и Джульетта Алтайских гор, садятся на коней, скачут в далекую долину и там начинают спокойную и счастливую жизнь. Впрочем, есть и иной вариант концовки, более древний и более близкий к казахскому тексту. По этому варианту девушке Баян удается оживить своего нареченного, убитого сыном бая, за которого она просватана. Но когда она видит, что силы их не равны и им угрожает смерть, она превращает своего возлюбленного в скалу и сама скалою встает рядом с ним».

Много прекрасных сказок знает седой Улагашев! Нежно звенят струны под пальцами слепого топшуриста. Он, поет, воссоздавая жемчужины алтайского фольклора. В сказочном преображении Ойротии, в любви народа певец черпает новые силы для творчества.

(Алтайская правда, 7 сентября, 1940 г.)

Перевёл в текстовой формат Е. Гаврилов, 1 октября 2015 г.