Мамадаков Амаду
- Информация о материале
«Алтайский край очень богат. Знаменитыми людьми. Было время, в годы войны, когда Алтайский край всех накормил, укрыл, приютил. Во время войны много знаменитых людей из Москвы были на Алтае, актёры, их родственники. Когда узнают, что я с Алтая: «О! Там природа, люди!» Приют для всех народностей. Это очень приятно».
Амаду Васильевич Мамадаков родился 26 октября 1976 года на Алтае, в Онгудайском районе.
В 1997 году Мамадаков окончил с красным дипломом театральное училище им. М.С.Щепкина, актерский факультет (1996), педагог - Селезнев В.П.
Среди студентов училища московские режиссеры частенько устраивают кастинги - подбирают актеров для своих фильмов и сериалов.
Во время одного из них был замечен Николаем Лебедевым, собирающимся снимать «Звезду». По его замыслу, в картине должен был появиться хакас, который бы героически воевал с немцами. Но когда Лебедев увидел его, то решил заменить хакаса на алтайца. «Вообще-то, алтайцы тоже внесли весомый вклад в завоевание победы. Поэтому роль я отдаю тебе», - с этими словами режиссер пригласил на съемки фильма нашего земляка.
После «Звезды» ему предложили сыграть в картине «42 метра». Уже другой режиссер увидел в нем актера, который замечательно подходит для роли китайца, занимающегося темными делишками. До сих пор его приглашают в фильмы как исполнителя ролей китайцев, японцев и корейцев.
Но полученных знаний ему оказалось недостаточно, а потому вскоре он стал студентом режиссерского факультета Российской академии театрального искусства (курс А. Гончарова).
Параллельно работал в театре Арт-хауз - есть в Москве такой частный камерный театр. С Юрием Лагутой (в «Звезде» вместе снимались) открыли театр «Трагифарс» в центре Москвы на Дмитро-Кузнецком мосту. Лагута - в качестве художественного руководителя, он - в качестве режиссера и актера.
В труппе театра "Et cetera" с 2002 года. Как актер Мамадаков постоянно занят в московском театре «Et Setera», возглавляемом Александром Калягиным.
В 2002 году поставил спектакль «Забыть Герострата» по пьесе Г. Горина в театре Арт Хаус и сыграл в нем одну из ролей.
Многим телезрителям он запомнился как колоритный образ рядового Темдекова в кинофильме «Звезда» режиссера Николая Лебедева. Творческая папка молодого актера богата нашумевшими киноработами в России и за рубежом: это и «72 метра» Владимира Хотиненко, и «Девятая рота» Федора Бондарчука, и «Солдаты» Сергея Арланова, и многие другие киноработы.
Житель Республики Алтай получил премию Чорос-Гуркина за вклад в развитие культуры своей малой родины.
Он – единственный актер из Горного Алтая, который добился таких значительных успехов в кинематографе.
На родине - в Горно-Алтайске - он поставил спектакль по пьесе Г. Горина «Забыть Геростата». Исполнил в нем одну из ролей.
Специальное интервью для Алтайского края [20 июня 2005 г.]
Евгений Гаврилов: – Амаду, многим вы стали известны после сериала «Солдаты» в роли рядового Вакутагина. Какие эпизоды из этого сериала вам более всего запомнились?
Амаду Мамадаков: – В первые съёмочные дни в «Солдатах» запомнилась история с автоматами, где я проиграл. Мы разговаривали с режиссером, всё обсуждали и только потом снимали. Было весело, мне сразу понравился сценарий. Мы снимали эпизод с автоматами в Нахабино под Москвой. В принципе, много хороших, смешных и интересных эпизодов. Запомнился эпизод драки со скинхедами. На эпизод подобрали страшных ребят, снимали в лесу. Я должен был выйти и ответить на реплику «О! Китаец пришёл!» «Нет, я русский». И после этого начиналась драка. Драку как таковую мы больше имитировали, больше толкались. Как оказалось, ребята были хорошие, но вид у них был очень грозный.
К смешному можно отнести то, когда мы шли в городе после съёмок в военной форме: я, Гунько и Соколов. Люди просто не верят своим глазам, столбенеют. Смешно наблюдать за поведением людей. Как они реагируют, кричат, бегут куда-то, зовут знакомых - очень своеобразная реакция.
Жители военной части, в которой мы снимались, вообще поначалу о съёмках не знали. Они просто опешили от этого.
У меня нет постоянного жительства, я снимаю квартиру. Когда я переехал в новый район, где сегодня живу, однажды, когда сидел дома, раздался звонок в дверь. Открываю. Стоят два мальчика. Говорят: «Можно у вас автограф?» Я спрашиваю: «Кто вам сказал, что я здесь живу?» Оказалось, что какая-то девчонка меня случайно увидела, подсмотрела, где я живу, и сказала ребятам. Я дал им автограф и попросил больше никому не говорить. Они пообещали не говорить, поклялись. А на следующий день чуть ли не вся школа, толпами стали приходить ко мне. Звонить, нагло стучать. Я просто уже больше никому не открывал. В итоге сломали мне звонок.
– Сериал «Солдаты» вы назвали сказкой с примесью романтики. Насчёт сказки - понятно. А вот что вы относите к элементам романтики в сериале?
– Просто хочется видеть его немного романтичным. Ведь сериал смотрят ребята, которым только предстоит служить. Уверен, что не все части такие, о которых показывают в новостях в связи с бегством из них солдат, стрельбы. Думаю, есть и образцовые части. И в каждой части есть много смешного, романтики, любви - есть всё. Вот именно про эту часть и сериал, он интересен, показаны лучшие стороны, немного он приподнимает над обычной жизнью. Я уверен, что в части, даже той, в которой мы снимаем, атмосфера иная. Несмотря на то, что это учебка. Там другие офицеры, у них другие лица.
– Что вы можете сказать о развитии сериала в лучшую и худшую стороны?
– Из лучшего - это то, что сериал стали больше людей смотреть, появились дополнительные персонажи, у актёров - много работы. И одновременно худшая сторона в том, что жалко тех людей, которые привыкли к старым персонажам. А их не стало. Появляются новые и новые лица. Это меня раздражает - бесконечность появления новых персонажей. Это большей частью закулисная вещь.
Люди спрашивают: «Куда Медведев делся? Где медсестра?» Медведя просто отрубили. Люди полюбили этих героев. Могли и дописать что-то. Та романтика, которая была между ними, любовная история, куда-то исчезла. Сейчас появились новые персонажи, которые тоже хотят играть любовь. Но того первоначального ощущения, любовной истории, напряжения не стало. Я боюсь, что всё это пройдёт на уровне хохмы.
Мне кажется, что в сериале не хватает героизма. Уверен, что у солдат есть свои герои, не обязательно на войне, но и в жизни. Их же постоянно куда-то кидают: то в город во время демонстраций, праздников, на охрану каких-то объектов. Много выпадает на долю ребят, которые стоят на улице и патрулируют.
Сейчас век продюсеров. Кто платит деньги, тот и заказывает музыку. К сожалению, в кино именно так. Диктовать могут только маститые режиссёры. А сериалы - вотчина продюсеров, через них они зарабатывают деньги. И как хотят, так и вмешиваются в процесс.
– 2005 год проходит под знаком 60-летия Победы. Вами сыграна блестяще роль Темдекова в фильме по повести Казакевича «Звёзда». Как вы считаете, благодаря чему вам удался этот образ? Что помогло?
– Во-первых, когда режиссёр смотрел хронику, там постоянно пробегали азиаты. Очень много было сибиряков. В сценарии же меня не было. И он предложил мне придумать роль самому. Я сидел и думал о том, как бы запомниться? Я понимал, что к сюжетной линии никакого отношения не имею, кардинального поворота не совершаю. Просто бегаю вместе с ними: Россия большая, и все национальности воевали.
Поддержкой стали национальные обряды. Когда я принёс траву, меня спросили: для чего это? Объяснил, что хотя при советской власти и запрещалось проводить религиозные обряды, но у каждого народа это всё равно сохранялось. Солдаты клали подобные вещи в гильзы, подшивали внутрь гимнастёрки и шли с этим в бой. Я предложил это Шахназарову, и он одобрил, сказал, что можно вносить в фильм. Постарался хотя бы этим запомниться, потому что, когда снимается, а потом всё это режется, получается, что больше половины фильма нет. Очень много было разных эпизодов, которые сократили.
У меня два деда воевали. Один в морфлоте, другой пехотинец. Пехотинец пришёл без ноги. Я был ещё маленьким, когда он умер. Затем умер и другой дед, Мариман. Ранения и осколки не позволили ему жить долго, они постоянно мучили его. Все болезни он привёз с войны. Они мало рассказывали о войне. Но все их ордена я видел. У меня и брат в Афганистане воевал.
В основном о войне я узнавал из пересказов бабушек. Мариман, дед по стороне матери, был зенитчиком, отражал нападения самолётов. А после того, как его ранили, стал коком и довоевал в этой должности. По его рассказам, ему все завидовали, так как это было менее опасным.
А дед-пехотинец рассказывал о том, как они играли в карты на передовой и настолько привыкли к войне, что сидели в окопах до последнего, когда немцы были уже метрах в пятнадцати. Они выясняли, кто, в конце концов, останется дураком, и только потом брали оружие и начинали стрелять. Они знали: вот они идут, атака. Но доигрывали. Парадокс войны.
– В фильме «Звезда» ваш персонаж исполняет языческий обычай вашей народности. Какие из традиций помимо этого обряда вы запомнили со времён детства?
– Поклонение реке, духу воды, горы. Когда на Алтае переходишь перевал, вешаешь белые ленточки. Почитание хозяина горы, не бросать мусор в огонь, реку. В детстве летом, когда убирал накопившийся за зиму помёт от скота, то увозил на тачках и никогда – в сторону реки. Мы знали, что вниз по реке люди пьют воду. И вообще нельзя её загрязнять – это воспитывалось. Это всё осталось до сих пор.
– Какой из фильмов о ВОВ вы считаете для себя классическим и почему?
– «В бой идут одни «старики», «Батальоны просят огня»... У меня нет явного предпочтения. То, что снято Сергеем Бондарчуком, - критерий для меня. Как это снималось, голливудские масштабы. Недавно я снялся у сына Бондарчука. 25 августа состоится премьера фильма «Девятая рота» про войну в Афганистане. Фильм снимался на протяжении трёх месяцев в Крыму. Это художественный дебют Фёдора Бондарчука в качестве режиссёра полнометражного фильма.
– С 1993 года вы учились в Щепкинском театральном училище в алтайской национальной студии. Что это за студия? Когда она организовалась?
– Она тогда и была организована. Республика Алтай заключила договор с Москвой о поступлении в театральное училище. Приехали 20 человек, закончили девять. Мы отучились 4 года и должны были по контракту ехать к себе на Алтай. Но, к сожалению, у нас там театр в очень разваленном состоянии, практически его просто нет.
Вот я в июне еду на Алтай, и мы будем набирать ещё один курс. Я с профессорами Щепкинского училища буду выступать в качестве педагога, куратора. Будем набирать 25 человек, опять учить.
Первоначальный опыт щепкинской студии обучения профессии жесток. В Москве люди отучились в институтах и разъехались в разные города. Сложность национальных курсов в том, что ребята за четыре года должны сработаться, приехать и вместе продолжить трудиться. Всё происходит намного жёстче: период учёбы, отношения. Их подготавливают на дальнейшую совместную работу.
Когда мы отучились, у нас был президент Чаптынов. Он нам очень много помог, но в тот год, когда мы закончили училище, он скончался. Началась борьба за кресло, и наш курс оказался просто не нужным. Мы распались. Я поработал год и решил уехать, поступать в Москву.
– Из двадцати человек закончили учёбу девять. Что было причиной такого большого отсева во время учёбы?
– Жёсткое отношение друг к другу. Это же коллективная работа. На сцену – выходят все. Кто-то пьёт, кто-то начинает попадать в разные истории. Из периферии, когда люди приезжают в Москву после школы, их же вечно тянет куда-то. Тёмные стороны большого города начинают поглощать ребят. И поэтому мы старались держаться в Москве кастой. Это были те годы, когда в стране было ничего не понятно. Развал СССР, перестройка, путч. Мы попали в очень сложный период. Помню, как нашу девчонку, очень талантливую, завербовала секта АУМ Сенрикё. Я надеюсь, что новые ребята приедут в более спокойное, устойчивое время, чем в 1993 году.
– Что помогало вам преодолевать трудности?
– Воспитание. Очень много зависит от того, как воспитывают дома. Когда я в детстве ленился работать, на том же элементарном сенокосе, меня постоянно очень сильно контролировала мать. Она всегда заставляла работать. Я пытался убегать, но потом, когда начал входить в сознательную жизнь, подумал: «Зачем надо убегать? Я же сам работаю для себя. Сам потом будешь это есть, кормить. Для своей семьи всё это делается». Чем раньше это приходит, тем лучше.
И потом, когда тебя не держат под боком родители, сразу кидают, очень помогает. Меня отправили: езжай и учись! И я начал карабкаться сам. Одновременно, как щенок в воде, учишься плавать и тут же получаешь закалку. Когда я участвовал в школе в художественной самодеятельности, что-то пришло. Мои первые учителя - те актёры, местные эстрадные певцы, которые есть в каждом регионе.
– Ваши первые впечатления о Москве?
– Вообще никаких не было. Когда я проезжал по Москве впервые, мне сказали «Вот это центр». Я сказал: «Это центр?!» У меня было такое ощущение, что я посмотрел Барнаул. Я не мог поверить, что нахожусь в Москве до тех пор, пока не посмотрел на Красную площадь, Кремль.
– После окончания «Щепки», год проработав в театре, вы поступили на режиссёрский факультет ГИТИСа. Почему вы решили связать свою жизнь с постановкой?
– Когда учились в "Щепке", я вначале не понимал, почему я в этом институте, думал, что мы сразу будем играть на сцене. Потом, когда мы месяца три учили, как ставить стул с одного места на другой на сцене, бегали, прыгали, не понимал куда попал. Мне хотелось понять, как педагоги расшифровывают пьесы. Одновременно они говорили, что режиссёр может быть как следователь, который сидит, изучает действие, тот или иной факт, событие, которое случилось в пьесе. Почему к этому событию всё пришло? И ты начинаешь расследовать дело. Почему это всё произошло? Почему так? Какие обстоятельства, цели? Это всё для меня было интересно.
Я пытался понять действия людей. Об этом мне ещё в «Щепке» говорили педагоги. Потом в ГИТИСе постоянно ходил, смотрел режиссёрский факультет, какие там экзамены. У них было очень интересно. У нас была более традиционная школа, а там какие-то новшества, интересные задумки. Меня всегда притягивало. Когда год поработал и увидел, что в нашем театре не хватает режиссуры, решил продолжить обучение.
Я сразу хотел после «Щепки» туда поступить, но Фоменко принял меня в кабинете и сказал: «Ты хочешь, как бабочка, перелетать с одного института в другой? Иди, глотни театральной пыли, попотей. Если хочешь поступать прямо ко мне, то тебе придётся ждать четыре года. Если будешь готов, приедешь». Я поехал и на самом деле глотнул всё это, когда в театре практически ничего не было. Было хождение по кабинетам, чтобы нам дали хотя бы комнату в общежитии. Когда это всё прошёл, понял, что четыре года не смогу прождать. Поехал в Москву и поступил к Андрею Александровичу Гончарову при театре Маяковского.
А Фоменко закончил тот курс, на который я хотел поступить, перешёл в театр и начал руководить театром. А новый курс взял его ученик.
Но я горжусь, что я попал к Гончарову, потому что наш курс был у него последним. Он завершил его и скончался. Это был единственный русский классический режиссёр. Это был гигант.
– Какие впечатления остались у вас о Гончарове как о человеке и педагоге?
– В первую очередь, он казался для нас глыбой, львом. Когда он шёл, весь театр Маяковского слушал его. Все разбегались, подбегали, стояла какая-то невообразимая шумиха. Мы звали его Дедушкой. На самом деле он был очень внутренне добрым человеком. Просто с годами привык к тому, что всё в театре нужно держать в кулаке, был реформатором.
Мы приходили к нему на квартиру. Прямо перед кончиной, наверное, это он чувствовал, он пригласил нас к себе в санаторий под Москвой. Мы там репетировали на сцене, которую ему выделили. Затем он привёл нас к себе в номер и всех нас напоил фирменным коньяком с шампанским, который назывался коктейль «Северное сияние». Он прошёл войну. Хороший человек и безумно строгий.
Мы тогда расслабились и подумали о том, что на другой день он к нам будет относиться по-другому. Ни черта! На следующий день он как орал, так и орал!
Он был достаточно ревнивый человек. Когда на втором курсе меня взяли в театр Калягина и начал там работать, мы репетировали «Роберт Стуруа» грозненского режиссёра. Когда Калягин узнал, что я учусь у Гончарова, он сказал, что тот его очень хороший друг и чтобы я передал ему привет. А я пропустил несколько занятий, так как бегал репетировать в театр. Гончаров спросил меня: «Ну, и где-е вы были?» Я решил похвастаться: «Андрей Александрович, меня взяли в театр Калягина, и я репетирую Роберта Стуруа и он вам...»
Вижу лицо Андрея Александровича, как он говорит: «Что-о-о? Где? В театре Калягина? Как вы посмели!» И машет у меня перед носом костылём. «Вон из курса! Без моего разрешения вообще никто не смеет устраиваться в театр!»
Он меня выгнал. Я вышел со слезами. Учителя порекомендовали мне посидеть в общежитии неделю. Сидел неделю, не ходил на занятия. Думал всё, выгнали. Потом в следующий вторник он пришёл и говорит: «А где этот?» Все говорят: «Кто, Андрей Александрович?» - «Ну этот? Где этот?» - «Кто, Андрей Александрович?» - «Ну, этот, ирокез? Где?» - «Амаду?» - «Да». - «Ну, вы ж его выгнали, Андрей Александрович». - «Кто выгнал?.. Я выгнал?.. Вернуть!» И вернули... Он был очень своеобразным человеком.
– Что вы подразумеваете под наращиванием роли ваших персонажей?
– Я всё начинаю практически с нуля. Потому что сценарий пишется так: какой-то китаец, казах. Что там? Какой он человек? Ну, казах здесь, там, ну пару слов написано. Ничего не пишется, и каждый раз режиссёр говорит мне: «Давай, Амаду, придумаем». Что-то придумываешь, приносишь, показываешь. Режиссёр понимает, что у меня не такая большая роль, так как думает в основном про главных героев.
Единственная более-менее прописанная роль была в «Солдатах», Вакутагина. Там были просто смешные ситуации. Когда мы с режиссером прочли впервые, мы поняли, что это олицетворение анекдотов про чукчу.
Первоначальный вариант был совсем тупой, как из анекдота: «Телефон, телефон, чукча есть хочет». Мне это не понравилось, и я сказал режиссёру: «Давайте сделаем его не таким, как доска». Мы на съёмочной площадке меняли какие-то слова и в первые съёмки искали этот образ. Визуально я это всё воплотил. И люди стали запоминать. Он получился наивным, приехавшим «оттуда», доверчивым.
– Чего вам не хватает в Москве от деревеньки Ело? Какие преимущества гор перед мегаполисом?
– Домашней кухни, семьи, родных, природы, которая пусть будет там - лучше сохранится.
– Ваши пожелания жителям Алтайского края?
– Алтайский край очень богат. Знаменитыми людьми. Было время, в годы войны, когда Алтайский край всех накормил, укрыл, приютил. Во время войны много знаменитых людей из Москвы были на Алтае, актёры, их родственники. Когда узнают, что я с Алтая: «О! Там природа, люди!» Приют для всех народностей. Это очень приятно.
Людям зрелого возраста хочу пожелать благополучия, а молодым, чтобы не боялись ничего, а родителям, чтобы отпускали своих детей на учёбу. Некоторые боятся, денег нет. У меня тоже в семье не было денег, мы не из богатых, обыкновенная деревня. Но я поехал на свой страх и риск. Работал кондуктором троллейбуса, дворником, уборщиком в ресторане - кем угодно. Если человек хочет, он найдёт выход из любой ситуации. Не надо ничего бояться!