Улагашев Н.У. Ескюс-Уул

Информация о материале

У края долины желтой, как медь
(До конца ее птице не долететь),
Где медью кипят солонцы, как костры,
Жил бай Саныскан1 на подоле горы.
Стада у него, как кустарник густой,
Богатство его, словно берег крутой.
Пастух, что у бая стада охранял,
Отца и мать давно потерял,
Владел он одним мухортым конем —
Ескюс-Уул, сирота кругом.
Взгляд его, как на небе звезда,
Ум глубок, как в реке вода,
Весь мир он пытливым умом охватил.
Он был пастухом, но охоту любил.

Хоть горек был труд и тяжел его век,
Но ставил ловушки он в руслах рек,2
По заячьим тропам, в лесу меж кустов
Он хитрый натягивал самолов.
И если зайца поймает в лесу,
Из мяса готовит наваристый суп,
Если же рыба в суген попадет —
На вкусное кушанье рыба идет.
К баю не шел за подачкой он в дом,
А жив был веселым своим умом.

— Ты — жадный! — бай говорил суров,
Но уши закрыты для байских слов.
Жизнью такой своего раба
Был недоволен сердитый бай.
«Жадный добычу находит сам,
Ущерб он наносит моим делам,
Прутьев не знала его спина,
Поэтому жизнь его так вольна!»

То Саныскан подумал и вот
Ескюс-Уула к себе зовет.
На спину обрушил ударов дождь:
— Моих табунов хорошо не пасешь!
Ты вздумал охотою промышлять!
Отныне ж не смей никогда забывать
Подарок мой щедрый. Возьми, получай! —
Вслед за плетьми приговаривал бай.

С этого времени дни сироты
Были печалью всегда налиты,
Он бы хотел по Алтаю ходить,
На зверя охотиться, рыбу ловить,
Но бая дозорные всякий раз
С него не сводили пытливых глаз.
А все ж он раскидывал сети в реках
И петли привязывал на горах.
И сети, и петли умело скрывал,
Знать о себе никому не давал.
Чтоб зверь его чуткий найти не сумел.
Издали он осторожно смотрел.
С песней печальной по лесу ходил,
Кто бы помог ему — не находил.

Ескюс-Уул однажды решил
Петли проверить в лесной глуши.
Зайцы попались в четыре, а та,
Верно, лисицей была занята,
Только добычу унес без следа
Серый волк неизвестно куда.
Ескюс-Уул, рассердясь, прибежал
К речке и сети поспешно достал....
Выдру, успевшую в сети попасть,
Волк у него ухитрился украсть!

Это увидев, Ескюс-Уул
Горькие слезы с ресниц смахнул,
В тяжкой обиде он громко рыдал,
Слово такое печально сказал:
— Вольной охоты мне бай не дает,
Тайной охоты мне волк не дает,
Где же тогда мое счастье живет,
Что ж оно скрылось, ко мне не идет?
Печаль шла за ним неотступно, как тень,
За месяцем месяц, за днями день...

Раз утром он видит, что нету коня
Там, где оставил на склоне дня.
В страхе Ескюс-Уул подбежал,
Взглядом повсюду коня он искал,
Видит — следы здесь оставил волк,
Тот, что коня у него увел.
Ескюс-Уул, хоть и добрым был,
Здесь в своем сердце он гнев ощутил:
— С, баем напрасно тягаться мне,
С волком же серым я справлюсь вполне!
Он поскорей к шалашу подбежал,
Ноги железом свои подковал,
На голову шапку пока надевал,
Железный костыль он на волка сковал.
Сам он сказал себе: «Смертны мужи,
Как драгоценностям вечная жизнь
Им не дана!.. И коню умереть —
Золото вечно лишь может блестеть,
Мне же могилою волчья ли пасть,
Или под байскою плеткой упасть
Должен я... Равно предчувствуя смерть,
Кулу за волком я гнаться теперь!»

Так подумав, Ескюс-Уул
Полы шубы за пояс заткнул,
На тяжкий костыль опираясь, пошел
По следу, который оставил волк.
Путь он к черной горе держал,
Байский табун охранять не стал.

Ни днем, ни ночью сна ему нет.
Там, где волк свой оставил след,
Ескюс-Уул безродный бредет,
Взбираясь на черной горы хребет.
К черной пещере след повернул,
Пошел туда же Ескюс-Уул.

Много ли, мало прошел он дорог —
Ескюс-Уул разобрать не мог.
Вдруг он увидел в пещеру вход —
Взгляд приковал ослепительный свод,
Шелк драгоценный повешен везде,
Шкуры звериные постланы здесь,3
Грязной рукой прикасаться нельзя,
Грязной ногой наступать нельзя!
Он смотрел на прекрасный узор,
Людей же нигде не нашел его взор.

Ескюс-Уул поражен этим был,
Выйти обратно совсем позабыл.
Висел там котел за ушки над огнем,
Жирное мясо варилось в нем.
Пищу увидев, Ескюс-Уул
Слюну набежавшую громко глотнул.
«Пока не придет сам хозяин сюда,
Я ни за что не пойду никуда!»
Так подумав, Ескюс-Уул
В бобровой постели, как дома, заснул.
Много ли, мало ли он пролежал,
Видит — желтый волчонок вбежал,
Сначала взглянул на котел над огнем,
На гостя в постели взглянул потом,
Всю пещеру он взглядом обвел,
Быстро обратно волчонок ушел.

Долго ли, нет ли пришлось подождать
Входит в пещеру волчица-мать.
Взглянула она на котел над огнем,
На гостя в постели взглянула потом,
Взглядом пещеру внутри обвела,
Быстро обратно волчица ушла.
Ескюс-Уул, не мигая, смотрел,
Что это значит — понять не умел.

Немного спустя поседевший волк
В каменный этот аил вошел.
Ескюс-Уула он увидал,
Разом встряхнулся там, где стоял.
Волчья шкура исчезла вмиг —
Седоволосый предстал старик.
Былой красоты сохранились следы, —
Курчавились пряди седой бороды,
Плечи широкие — значит силён,
Из богатырской породы он.

Ескюс-Уула с улыбкой спросил:
— Как, сирота, хорошо ли жил?
Конь твой мухортый куда запропал?
Ты на подковы железные встал
И, подпираясь своим костылем,
Куда направился ты пешком?
Вопросы услыша, Ескюс-Уул,
Как на издёвку на них взглянул.
Быстро поднявшись, он строго сказал:
— Пойманных зайцев моих ты взял,
В сети попавшую выдру взял,
Ты же коня моего украл!
Над кем издеваешься ты теперь?!
Над кем насмехаешься ты теперь?!
Найду я слова говорить с тобой,
Сил наберу, чтоб пойти на бой!

Хозяин аила о том услыхал
И так с улыбкой ему отвечал:
— Не будь печален, не будь сердит —
Конь твой на пастбище сытый стоит,
Шкуры зверей, что убиты тобой,
В ящике чистом уложены мной.
Чтобы у бая ты мук не терпел,
На стойбище это прийти я велел.
Мне же с парнем хорошим таким
Хотелось бы вечно остаться родным.
Лучшего друга я ждал для себя,
Вот почему пригласил я тебя.

Ескюс-Уул, смягчившись, спросил:
— Почему же в пещере ваш тайный аил?
Где вашу землю родную найти?
Как ваше имя произнести?
Хозяин, услыша такие слова,
Ескюс-Уулу ответ давал:
— Бедный я, как и ты, человек,
Так же на баев работал свой век.
Много имел богатырских сил.
Дочь я единственную вскормил.
Баи ту дочь пожелали отнять,
Начали сватов ко мне засылать.
Дочь я добром не хотел им отдать —
Баи войну объявили тогда.
Ради спасенья дочери той
Вызвал на помощь туман я густой,
В этом тумане я дочку увел.
К этой земле я потом пришел.

Волком я стал и, как лютый зверь,
Хищной охотой питаюсь теперь.
Я за народом всегда наблюдал,
Друга найти постоянно мечтал.
Много лет ожидал я не зря
Такого могучего богатыря,
Встречи с тобой постоянно искал —
Ты, наконец, моим гостем стал.
Вот и сбылися мечтанья о том,
Чтоб встретился с другом я в доме своем.
Если понравится дочка — скажи,
Благословлю на счастливую жизнь.
Коль не по сердцу — дорогой любой
Можешь к себе возвратиться домой.

Ескюс-Уул, услыхав рассказ,
Мысли свои успокоил тотчас.
С этой минуты веселых речей
Дальше и дальше струился ручей.
Долгий, короткий ли срок проходил —
Снова заходят в красивый аил
Желтый волчонок с волчицей и враз
Волчий наряд отряхают тотчас.
Та, что казалась волчицей седой
(Морщины у глаз залегли бороздой,
Шерсть на висках серебрилась, как дым), —
Явилась внезапно старухою им.

Та, что волчонком казалась, — она
Направо посмотрит — как будто луна,
Налево посмотрит — как солнце тот взгляд,
Щеки цветами пионов горят.4
Как звезды ночные, сверкают глаза,
Слов для красы той найти нельзя.
Грязной рукой прикасаться не смей,
Алтын-Туулай5 всех красавиц милей.

Обе, стряхнувши волшебный наряд,
Так перед гостем с поклоном стоят.
Каждый у каждого имя узнал,
Каждому каждый о всем рассказал,
К ним пододвинулся стол золотой,
Пища на нем возвышалась горой.
Тот, что имел одного лишь коня,
У отца и матери с первого дня
Пищи ни разу такой не вкусил,
Даже к губам ее не подносил.
Костью, что бай Саныскан обглодал,6
Мог лишь довольствоваться всегда...

После обильной еды и сластей,
После хороших открытых речей
Тот, кто аила хозяином был,
Ескюс-Уулу так говорил:
— Тайн у больших разговоров нет,
Стыда у великой беседы нет.
Взоры твои, словно пламя, горят.
Сердце и ум у тебя не молчат.
Вот что хочу я сказать, как совет:
Тот, кто мужчиной родился на свет,
Должен с годами жениться всегда,
Девочка замуж выходит всегда.
Думал, чтоб легче друг друга понять,
Должен об этом я вам рассказать.
Дочка моя Алтын-Туулай,
Друг мой Ескюс-Уул, узнай:
Пусть ваше пламя вместе горит,
Пусть и постель ваша вместе лежит —
Сердце отцовское так говорит...
Если согласны со словом моим —
За правые руки возьмитесь с ним,
В правую щеку целуйтесь скорей!
Ескюс-Уул услыхал эту речь,
Щеки пожаром зажглись у него,
Вмиг опустились ресницы его.

С места поднялся Ескюс-Уул,
Руку к Алтын-Туулай протянул:
— Благословил ваш родитель нас,
Руку теперь я прошу у вас!
— От матери, грудью вскормившей меня,
Твердого слова не слышала я.
Поэтому руку не смею подать,
Слово свое не могу сказать, —
Алтын-Туулай так ответ дала,
Матери слова с волненьем ждала.
— Мысли о том еще в давние дни
Были с отцом у меня одни.
Тот, кто стоит пред тобою, он
Нами самими сюда приглашен.
Ждем от тебя мы решительных слов,
Ты и не спрашивай нас, стариков! —
Седоволосая старая мать
Дочери так поспешила сказать.
Алтын-Туулай в это время в упор
На Ескюс-Уула направила взор.
Встретились жаркие взгляды двоих,
Молча они понимали их.

С этого времени пышный аил7
Праздник веселья большой посетил,
Когда же приблизился тоя конец,
Детям так говорил отец:
— Связаны жизни у вас меж собой,
Можете ехать теперь домой.
Каждый, что хочет — пусть то и возьмет,
Кочуйте туда, где народ живет. —
Зятю и дочери это сказал,
Из ящика зайцев и выдру взял,
Ескюс-Уулу их передал он.
И конь был мухортый ему возвращен.

Ескюс-Уул коня заседлал,
С приданным невесты тюки привязал.
Прощаясь, стали отца и мать
С нежностью в щеки они целовать.
Ескюс-Уул и Алтын-Туулай
Направились в дальний неведомый край.
Отец и мать выходили взглянуть,
Глазами детей провожая в путь.

Ескюс-Уул с женою своей
Много с тех пор перешли морей.
Много высоких скалистых гор
Перевалили они с тех пор.
Остановили коня своего
Они на подоле горы Ак-Тебо,8
Где недалек Саныскана кров,
Где тополь растет в шестьдесят сучков.
Тополь тот листвою богат,
Он стоит могуч и мохнат.
Если придет к нему сто табунов,
Скроются — видно не будет хвостов.
К нему прикочуют хоть сто семей —
Спрячется дым меж густых ветвей.
— Здесь надо жить,— так жене сказал
Ескюс-Уул и тюки отвязал.
Лунообразный огнива кусок
Взял он и яркий огонь зажег.
Не возразила Алтын-Туулай,
Сумку, где шкуры лежали, взяла.
Выдру достала из сумки той,
Шкуру за ноздри взяла9 рукой,
Стала ее над землею трясти...
Взгляд не успеть бы перевести,
Как белоснежный, на шесть углов,
Белокошомный аил готов.
Был их аил красив и богат,
Словно луне он и солнцу брат.
Чаш дорогих непочатый край —
Тысячу тысяч гостей угощай,
Кушаний разных немало у них,
Только вот некому кушать их.
Алтын-Туулай молодая пошла,
Красную шкуру лисицы взяла,
Шкуру за ноздри поймала рукой
И подняла высоко над собой.
Только тряхнула — из шкуры летят
Одна за другой кобылиц шестьдесят,
За кобылицами под конец
Бело-каурый упал жеребец.
Гром загремел и, блестя, как заря,
Мигом доспехи богатыря
Вместе со сбруей коня золотой
Наземь упали из шкуры той.
Заячьи шкурки четыре взяла,
Вместе держа над собой подняла —
Выпали десять коров и телят,
Не сосчитаешь овечьих стад.
Сутки одни не успели пройти,
Жизнь начала небывало цвести.
Ескюс-Уул с женою своей
Зажили счастливо с этих дней.

Радости дни незаметно прошли,
Байских три сына на гору взошли,
Луки охотничьи взявши с собой,
Все поднялись на хребет Ак-Тебо.
Тополь там в шестьдесят сучков —
В дождь защита для табунов,
В знойные дни холодок для стад.
Там белоснежный, на шесть углов,
Белокошомный аил предстал.
Трое хлестнули своих коней,
Чтобы подъехать к нему поскорей.
Вышел навстречу Ескюс-Уул,
Не унижаясь, на них взглянул,
В бок уперевшись рукою стоял,
Не брался за повод и шапки не снял.
Братья снова хлестнули коней,
Скачут в аил Саныскана скорей
И, не слезая с коней, сгоряча
Так Саныскану в тревоге кричат:
— О, наш отец, приключилась беда!
Тот, кто недавно стерег стада,
Чьи ребра виднелись меж рваных заплат,
Не скажешь словами, как стал он богат!
Невесту нашел, что подобна луне,
Аил построил он белый, как снег,
Конских не счесть у него табунов,
Много в стадах длиннорогих коров,
Словно кустарник, овечьи стада!.
Нам счастье его удалось повидать...
Бай Саныскан это слышит и вот
Такой ответ сыновьям дает:
— Зачем, сыновья мои, так спешить?
Он долго не будет в веселье жить —
Его, как худую собаку, убьем,
Жену-красавицу мы отберем!
Как это сделать, я вас научу,
Его уничтожить я сам хочу!
С этого времени бай Саныскан
Смерти Ескюс-Уулу искал.
Однажды охотиться уходил
Ескюс-Уул и жене говорил:
— Зовет меня в горы могучий Алтай,
Я долго пробуду, Алтын-Туулай.
Старший сын Саныскана узнал,
Что случай удобный уже настал.
К жене сироты в белоснежный аил
Гостем он добрым, немедля, прибыл.
Утром у двери оставил коня,
Пробыл в течение долгого дня,
Когда же спустилась полночная тьма,
Алтын-Туулай так спросила сама:
— Старший сын, я хотела бы знать,
Не собрались ли вы здесь ночевать?
Сын Саныскана ответил тотчас:
— Да, я хотел бы остаться у вас!
— Тот, у кого эти мысли живут, —
Алтын-Туулай отвечала тут, —
Пусть из аила он выйдет скорей,
Чтобы закрыть дымоход поплотней.
Сын Саныскана поспешно идет,
Чтобы закрыть побыстрей дымоход...
Вот уж зарею восток заалел —
Он дымохода закрыть не сумел.
Стыд возвратиться в аил помешал,
Он от позора домой ускакал,
Все, что в аиле случилось с ним,
Дома поведал он братьям своим.
Средний брат услыхал рассказ.
— Я поеду! — воскликнул тотчас.
Он на коня торопливо вскочил,
Вихрем помчался в далекий аил.
В небо ни разу в пути не смотрел,
Долго ли ехал — сказать не умел,
Видит — пред ним белоснежный аил,
Быстро подъехав, он двери открыл.
Алтын-Туулай приветствуя, он
Был красотою ее поражен.10
Утром он гостем в аил прискакал
И не заметил, как вечер настал.
— Средний сын, я хотела бы знать,
Не собрались ли вы здесь ночевать?-
Сын Саныскана ответил тотчас:
— Да, я хотел бы остаться у вас.
— Тот, у кого эта дума живет,
Дверь на крючок пусть немедля запрет!
Сын Саныскана старался всю ночь —
Дверь запереть оказалось невмочь.
Видя сверкание нового дня,
Он, устыдившись, вскочил на коня,
Все, что случилось в аиле с ним,
Дома поведал он братьям своим.
Младший брат, услыхав о том,
С места вскочил в нетерпенье большом.
Он, как попало, коня заседлал,
В стремя ногой впопыхах не попал,
Нетерпеливо на лошадь вскочил,
Вихрем умчался в далекий аил.
Долго в дороге он был или нет,
Видит — аил перед ним, словно снег.
Он торопливо коня привязал,
В белый аил, как безумный, вбежал.
Когда обменялись приветом они,
С Алтын-Туулай — молодой жены —
Глаз не сводил и на миг один
Бая могучего младший сын.
Утром он гостем в аил прискакал
И не заметил, как вечер настал...
— Младший сын, я хотела бы знать.
Не собрались ли вы здесь ночевать?
Сын Саныскана ответил тотчас:
— Да, я хотел бы остаться у вас!
— Если вы думою полны такой —
Чайник покрышкой накройте вон той...
Сын порученье исполнить хотел —
Чайник накрыть до утра не сумел.
Видя сверкание нового дня,
Он поскорее вскочил на коня.
О том, как красавицей был посрамлен,
Братьям подробно поведал он.
Дивила их хитрость красивой жены,
Не зная, что делать, сидели они.

Меж тем Ескюс-Уул молодой
Весел с охоты вернулся домой.
Много он черных убил соболей,
Самых дородных убил зверей.
Алтын-Туулай из шкур дорогих
Красивой одежды нашила вмиг,
Из жирного мяса в котле над огнем
Вкусную пищу сварила потом.
Жизнь пошла без печали вновь —
Меж молодыми цветет любовь,
Не потухая огонь их горит,
Не остывая постель их лежит.
Так они жили, когда, наконец,
От Саныскана приехал гонец.
Ескюс-Уулу он так говорил:
— Утром, лишь только заря загорит,
Солнца покажется пламенный край,
В гости приказывал ехать бай!
Ескюс-Уул возражать не стал,
К баю приехать согласие дал...
И на заре наступившего дня
К байскому дому направил коня.
Стойбище он Саныскана нашел,
В байский аил он как гость вошел.
Быстро поднявшись навстречу ему,
Белую бай постелил кошму,
Гостя своим уваженьем дарил,
Гостя на лучшее место садил,
Лучшею пищей его угощал,
После с веселой улыбкой сказал:
- Ты на глазах моих рос, сирота,
Вырос и вот знаменитым стал.
Бедным ты был, а теперь с каждым днем
Слава растет о богатстве твоем.
Силу коня на бегах проверять,
Силу мужчин состязаньем решать —
Меряться силой хотим мы с тобой,
В спор откровенный вступаем с тобой.
Где-нибудь спрячься три раза, тебя
Трижды пусть ищут мои сыновья,
После они утаятся, троих
Ты будешь трижды отыскивать их.
Если тебе проиграют они,
Будут твоими богатства мои.
Если же ты проиграешь, то знай —
Должен отдать нам Алтын-Туулай.
Платы с тебя не возьмем мы иной,
Будет богатство, как прежде, с тобой.
Ескюс-Уул в раздумье стоял...
На состязанье согласие дал:
— Чем восставать против сказанных слов,
Будет по вашему пусть, я готов! —
Так Саныскану Ескюс-Уул
Молвил и к дому коня повернул.
Все, что увидел и что услыхал,
Дома Алтын-Туулай рассказал:
— Первому прятаться мне начинать...
— Где же? — с тревогой спросила жена,
— Здесь, между чашками и казаном
Места не сыщется разве потом? —
Так он Алтын-Туулай говорит
И, не волнуясь, спокойно сидит.
В страхе большом молодая жена
То покраснеет, то снова бледна.
Времени много прошло или нет,
Только послышался топот коней,
Вот к коновязи отряд повернул...
Это услышав, Ескюс-Уул
В месте укромном улегся и ждет,
Ставши мгновенно травою ойнот.11
Братья в аил белоснежный вошли,
Ескюс-Уула найти не смогли.
Утро прошло, наступила ночь,
Хитрость не в силах была им помочь!
Верно, хозяин покинул свой дом...
Братья с досадой вскричали втроем:
— Мы проискали напрасно, скажи,
Где ты укрылся и нам покажись!
Вновь превращенный Ескюс-Уул
Молвил: — Я здесь, но от вас ускользнул,
Место мое не смогли указать,
Где ж у троих у вас были глаза?
Молча стоят Саныскана сыны,
Ехать им нужно, а мысли темны...
— Ты поищи нас, черед за тобой, —
Так говорят, отправляясь домой.
— Как будешь розыски их начинать? —
Снова у мужа спросила жена.
— Между сумин посмотреть я решил, —
Ескюс-Уула ответ ей был.
— Между сумин их найти не мечтай, —
Мужу сказала Алтын-Туулай.
— К байскому дому начнешь подъезжать,
Будут стада у дороги стоять,
Между овец, обступивших кругом,
Лбами бараны столкнулись втроем.12
Близко к баранам тогда подъезжай
И одного поскорее поймай.
Скажешь: «Мне нужен бараний рог,
Сделать к ножу моему черенок».
Быстро из ножен ты выхвати нож,
Байского сына в баране найдешь.
Это услышав, Ескюс-Уул
С радостным чувством коня повернул
К стойбищу бая и вот, наконец,
Видит, что стадо пасется овец.
В нем три барана столкнувшихся враз.
Ескюс-Уул, приблизясь, тотчас
Самого крупного крепко поймал,
Ножик из ножен спокойно достал:
— Эх, пригодится хороший рог
Сделать к ножу моему черенок!
Буду сейчас я рога отрезать...
Только что эти слова он сказал,
Руку с ножом не успел занести...
— Ой, мои уши скорей отпусти! —
Байского сына раздался крик,
Наземь свалился он в тот же миг.
С первой победой Ескюс-Уул
К дому обратно коня повернул.
«Видно, Алтын-Туулай, жена,
В свет необычной была рождена», —
Так он подумал. Приехав в аил,
Супруге Алтын-Туулай говорил:
— Я твой совет до конца исполнял,
Тем и победу я там одержал!

Долгий, короткий ли срок проходил
Снова примчались нежданно в аил
Трое могучего бая детей
И привязали поспешно коней.
Ескюс-Уул со своею женой
Слова не молвили меж собой.
Он превратился в наперсток скорей
И притаился на пальце у ней.
Братья в аил белоснежный вошли,
Долго искали его, не нашли.
Грудь разрывал им дыханья прибой,
Сердце болело с досады такой.
И, утомившись напрасно, потом
В голос один закричали втроем:
— Где же теперь ты укрылся, скажи,
Выйди скорее и нам покажись!
— Здесь я, — он братьям в ответ говорит,
Возле жены, улыбаясь, стоит.
Это увидевши, три молодца
Быстро направились к дому отца.
Байские кони, как птицы, летят,
Байские дети назад не глядят.
— Где ж ты их будешь искать, отвечай, —
Мужа спросила Алтын-Туулай.
— Верно, в рогах у баранов опять, —
Муж ей шутливо решился сказать.
— Шутки сейчас от себя отдаляй, —
Так перебила Алтын-Туулай, —
К баю когда ты направишься, там
Прежде зайди-ка к его кузнецам,
У них три напильника будут лежать, —
Выбери средний для правки ножа.
Выслушав слово Алтын-Туулай,
Ескюс-Уул коня оседлал.
В дом Саныскана дорога лежит,
Вихрем он к байскому дому летит.
Много ли, мало ли ехал — не знал,
К стойбищу байскому он прискакал.
Кузницу видит Ескюс-Уул,
Тотчас коня он туда повернул,
Средний из трех он напильник схватил,
Только хотел по ножу провести —
— Ой, человека погубишь, смотри, —
Среднего брата послышался крик,
Сын Саныскана, от страха замлев,
Тут же лежал перед ним на земле.
Гордый своею победой второй,
Ескюс-Уул возвращался домой,
Песню веселую он распевал,
В песне Алтын-Туулай восхвалял.
— Мудрый совет был тобою мне дан,
Вновь побежден мною бай Саныскан! —
Так он, войдя в белоснежный аил,
Радостно юной жене говорил.
— Где же ты спрячешься вновь, отвечай, —
Мужа спросила Алтын-Туулай.
— Здесь, между чашками и казаном
Место мне, верно, найдется потом...
Только успел тот ответ прозвучать,
Байских коней слышен топот опять.
Трое могучих его сыновей
Спешились близко, у самых дверей.
Ескюс-Уул, притаиться спеша,
В сумку запрыгнул и лег не дыша,
Стал, словно брошенной чьей-то рукой,
Шапкой из лапок лисы золотой.
Трое в аил белоснежный вошли,
Искали, устали и вновь не нашли,
Время ушло и надежда притом,
В голос один закричали втроем:
— Где ты укрылся, Ескюс-Уул!
Нас ты сегодня опять обманул...
— Если меня не нашли вы сейчас,
Верно, глаза близоруки у вас, —
Вставши из сумки, хозяин сказал,
С хитрой улыбкой пред ними предстал.
Стыд этот вынести не было сил —
Братья покинули разом аил.
Мимо стремян попадая ногой,
Прятаться снова помчались домой.
После отъезда трех братьев опять
Мужа жена попросила сказать:
— Где же ты будешь искать их сейчас,
В третий, последний решающий раз?
Я их меж чашками буду искать,
И на пригоне, и в хлеве искать, —
Так ей Ескюс-Уул отвечал
И торопливо коня оседлал.
— Стой, муженек, ты поспешно не мчись,
Где их найти, я хочу научить, —
Мужу жена говорила в ответ,
Снова давая полезный совет, —
К байскому дому дороги ведут,
Три таволожники близко растут.
Ты таволожинки в руку возьмешь:
«Вот черенок, мол, для плетки хорош!»
Чтоб срезать одну из них — вытащи нож,
Байского сына в ней тотчас найдешь
С третьей победой вернешься домой...
Радостно муж попрощался с женой,
К баю поехал и сделал сполна
Все, что ему говорила жена.
Из таволожинок меньшую взял,
Ножик он острый из ножен достал,
— Вот таволожник хороший растет,
К плетке моей черенок подойдет!
— Ой, ты, дурной человек, погоди,
Ноги мои не руби, не губи, —
Младший сын Саныскана вскричал,
Тут же от страха на землю упал.
С третьей победой Ескюс-Уул
К дому обратно коня повернул,
В песне Алтын-Туулай восхвалял,
Ехал и словно на дудке играл.
— Алтын-Туулай, ты, как солнца свет,
Третий мне твой пригодился совет,
Снова победа осталась за мной,
Вместе врагов победили с тобой.
Жизнь мы спокойную нынче начнем,
С этого дня без беды заживем.

Три состязанья когда проиграл,
Бай Саныскан и покой потерял.
Спокойно ему не сидится днем,
Ночью не может забыться сном.
Все богатства и все стада
Даром бай не желает отдать.
— Нет, оборванца поганым рукам
Я добровольно богатства не дам!
Надо обманом собаку взять,
Надо его к Эрлик-бию послать,
Он от него не вернется назад,
Нашим богатством не будет богат.
Так Саныскан сыновьям сказал,
К Ескюс-Уулу гонца послал.
- Быстро поедешь, — гонцу говорил.
Вести посланец тотчас сообщил.
Ескюс-Уул возражать не стал,
К баю в аил в тот же миг прискакал.
Это увидев, жестокий старик,
Словно маслом помазал язык,
Хитрой усмешкой сверкнул его взор,
Ласково начал он свой разговор:
— Только поделим богатство с тобой,
Нужно устроить прославленный той,
Мы араку будем крепкую пить...
Я об одном тебя буду просить:
Если не трудно исполнить, — скажу,
Если же трудно, — тогда погожу.
— Я затруднений еще не встречал, —
Ескюс-Уул ему смело сказал.
— Как-то отец Эрлик-бию дарил
Два кувшина золотых13 и забыл.
Ты все богатство мое заберешь
И кувшины для себя привезешь.
Если поедешь и сможешь отнять —
В них араку будем крепкую гнать,
Прибыль к богатству еще получай, —
Хитрый его уговаривал бай,
Словно лисица с пути он свернул...
Это услышав, Ескюс-Уул
Ехать согласие твердое дал,
Выйдя от бая домой ускакал.
Все, что увидел и что услыхал,
Дома Алтын-Туулай рассказал.
— Что же, — сказала Алтын-Туулай, —
Нечего делать, мой друг, поезжай!
На вожака своего табуна,
Священногривого скакуна
Бело-каурого сядь поскорей,
Араку в шестьдесят ташауров налей,
Комыс на шесть язычков выбирай, —
Так говорила Алтын-Туулай,
В путь снаряжая... Но час наступил
Тот, что разлукой на родине был...
Юные муж и жена обнялись,
Крепко за правые руки взялись,
Поцеловавшись, простились они
И разлучились на долгие дни.
Отъехав от дома, Ескюс-Уул
Бело-каурого плеткой стегнул
Не с той стороны, что обычно стегал,14
Повод не с той стороны подобрал.
К царству подземному путь отыскал,
К темному входу, как вихрь, поскакал.
Там, где стоял, — есть следы от подков,
Уехал куда — не оставил следов.

Там, где копытом оступится конь,
Вспыхнув, колышется красный огонь.
Там, где ступает по твердой земле, —
Черного озера слышится плеск.
Где через горы дорога лежит — 
Гнутся они под ударом копыт.
Ехал он ночью и сна не видал,
Днем он без отдыха путь продолжал.
Так доскакав до подземных дверей,
Шапку соболью надел до ушей,
Крепко подпруги Ескюс-Уул
На бело-кауром коне затянул —
Тридцать годов чтоб могли пролететь,
Но не могли бы они ослабеть!
С небом, луною и солнцем простясь,
С горным, лесистым Алтаем простясь,
На дно земли опустился он,15
Черной дорогою был приведен.
День или ночь — не поймешь ничего,
Мир полутемный вокруг него,
Пусто вдали и вблизи ни души,
Только долина без края лежит...
Долго он ехал и вдруг увидал —
Ветер листочек с березы сорвал,
Легкий слетел золотистый кружок,
К луке седла, опустившись, прилег.
Ехавший тихо Ескюс-Уул
С большим удивленьем на это взглянул.
— Милый мой, друг мой! — он вдруг
услыхал,
Голос Алтын-Туулай прозвучал.
Вот она вся, как и там, на земле,
Здесь перед мужем сидит на седле.
Крепко она целовала его,
Нежной рукой обнимала его,
Голосом милым сказала, любя:
— Я к Эрлик-бию — хочу за тебя!
Ты здесь спокойно меня поджидай
И на слова мои не возражай.
Это Ескюс-Уул услыхал,
Даже и слова в ответ не сказал,
Смотрит — Алтын-Туулай, жена,
Бело-каурого скакуна
Вмиг обратила пометом сухим,
Мусором мужа оставила с ним.
Все ташауры с запасом вина16
Быстро в один превратила она,
Комыс с шестью язычками взяла,
Шелковым поясом обвила
И к Эрлик-бию направилась в путь,
Шубы подол не забыв подоткнуть.
Много ли, нет ли прошла, наконец,
Медный предстал Эрлик-бия дворец.17
Близко она подошла и стоит,
Желтая справа собака лежит,
Шесть у нее и ушей, и глаз.
Вторая — с другой стороны улеглась.
С семью ушами собака лежит,
Семью глазами собака глядит,
Черная, хмуро косится, ворча,
Острые зубы из пасти торчат.
Алтын-Туулай поспешила достать
Взятый курут18 и собакам раздать.
В зубы схватили собаки курут,
Обе хвостом завиляли тут,
С лаской смотря на Алтын-Туулай,
Даже и тихий не подняли лай.
Вот подойдя ко дворцу поскорей,
Она ухватилась за скобку дверей.
Дверь на крючке!.. Что есть силы теперь
Тянет... Не дрогнет упрямая дверь!
Алтын-Туулай достает тотчас
Дудку — на ней шесть десятков глаз.
В руки ее, золотую, берет —
В шестьдесят голосов у ней дудка поет.
Вот в девяносто берет язычков
Комыс — в нем столько ж звенит голосов!
Слушая звон голосов золотых,
Две Эрлик-бия собаки больших
Вверх посмотрели, завыли враз,
Слезы ручьем побежали из глаз.
Конь Эрлик-бия на выстойке был,
Уха четыре он насторожил.
Бархатно-черный он радостно ржал,
Нетерпеливо по кругу плясал.
Вдруг открывается черная дверь.
Видит Алтын-Туулай теперь:
В доме сидит Эрлик-бия жена,19
Черным лицом повернулась она,
Грудь за плечо заложила назад,
Косы до самой земли висят,
Нижней губою касаясь груди,
Взглядом она мутноглазым следит.
— Та, что красиво играла сейчас,
Кто ты и как очутилась у нас?
Нечеловеческий голоса звук
Алтын-Туулай услыхала вдруг.
— Солнечно-лунный Алтай пожелал,
Чтобы посланцем сюда я пришла.
Дверь не смогла я открыть во дворец,
Дружеских не находила сердец,
Дудку тогда золотую взяла,
Грустную песню играть начала —
Сердце печалью полно через край, —
Так отвечала Алтын-Туулай.
— Женщина, та, что землей рождена, —
Ей Эрлик-бия сказала жена, —
Можешь войти во дворец ты сейчас...
И, как виденье, исчезла из глаз.
Входит Алтын-Туулай, наконец,
В медный, большой Эрлик-бия дворец.
Место она у огня заняла,
Медную трубку, набивши, взяла
И, Эрлик-бию отдав самому,
Слово такое сказала ему:
— Солнечно-лунный Алтай пожелал,
Чтобы его я посланцем была,
Бай Саныскан, чей в долине аил,
Выполнить дело одно поручил —
Как-то в далекие времена
Дали в подарок вам два кувшина,
Он приказал: «Отбери кувшины —
Мне самому они будут нужны!».
Брови сошлись Эрлик-бия грозней.
Так он спросил у собак-сторожей:
— Как человеку вы дали пройти,
Как к моей двери посмели пустить?
— Нас накормила обильно она,
Пища была необычно вкусна,
Пищи такой от тебя на обед
Мы не видали до старости лет.
Пусть же берет все, что хочет она,
Байскую прихоть исполнить вольна.
Мы ей худого не можем желать,
Нам ли дорогу ее преграждать?
Речи такие собаки вели,
Спину согнувши, спокойно легли.
Кровь прилила Эрлик-бию к глазам,
Голосом грозным он снова сказал:
— Уши не могут ответ услыхать,
Должен вопрос я опять повторять?
Алтын-Туулай, слыша возглас такой,
Мигом взяла ташаур с аракой,20
Звездоподобную чашку взяла
И до краев аракой налила.
Правую косу ласкает она,21
В правой руке ее чашка полна.
Песней ответ Эрлик-бию дает,
Полною грудью, как птица, поет:22

— «Пусть деревянная чашка сейчас
Чашей из золота будет для вас.
Аракой до краев эта чашка полна,
Пусть вам покажется сладкой она.
Беден на чашке узор в серебре,
Пусть же сверкнет, как звезда на заре.
Пусть арака, что с собой привезла,
Будет для вашего сердца мила.
Вашу красу мне невмочь описать:
Мягки, как шелк, бороды волоса,
Щеки волной покрывают они,
С хвоей кедровой могу их сравнить.
В ваши глаза посмотрю ли в упор —
Лишь добротою сияет их взор.
В сердце ли ваше мой взгляд упадет —
Будто бы солнце на небе встает.
Семьдесят ханских могучих сердец
Держишь в руках ты, великий отец.
Весь на земле живущий народ
Милостью, данной тобою, живет.
Надели медали вы из серебра23 —
Ждать ли от вашего сердца добра?
Тот, кто владыкой царит над землей
Будет ли милостив нынче со мной?
Имеющий семьдесят разных чинов,
Будет ли дать мне пощаду готов?
Будет ли мне, что землей рождена,
Милость великая ваша дана?
Черную мысль я в груди не несла.
Я, как гонец, от людей прибыла,
И не хотела вражды принести —
Жизнь лишь свою я желала спасти.
Если хотите, без ропота вам
Кровь свою тут же по капле отдам,
Если гонца не хотите прощать —
Жизнь я не стану свою защищать».

Услышавши этот чудесный напев,
Вмиг Эрлик-бий забывает свой гнев,
Тело слабеет от песни такой,
Взоры туманятся слез пеленой.
Сердце, что каменным было всю жизнь,
Вдруг под рукой, оживая, дрожит.
Чашу из золота он осушил:
— Вкусной такой араки я не пил.
И никогда еще в жизни моей
Песни не слышал, подобной твоей.
В час, когда пью я народа кровь,
Ярость в груди моей копится вновь,
Песня же эта, как луч для снегов —
Я, словно масло, растаять готов.
Все, что ты хочешь, с собой забирай,24
К дому иди на родимый Алтай,
Только моих кувшинов золотых
Не возвращай Саныскану ты.
Так он Алтын-Туулай сказал,
Вместе с женой араку выпивал,
Дальше повел разговор он такой:
— Бай Саныскан, как вернешься домой,
Спросит: «Когда кувшины отдавал,
Грозный Эрлик ничего не сказал?».
Ты на вопрос Саныскана тогда
Эти слова от меня передай:
«С шерстью, что дыбом встает над хребтом,
С торчащим из пасти зубастой клыком,
С желтой щекой возле длинных ушей,
С красной подпалиной возле бровей
Бархатно-черной собакою он
Пусть к моей двери прийдет на поклон»..
То же, что баю, Алтын-Туулай,
Сыновьям и жене его ты передай.
Речь Эрлик-бий свою кончив, встает,
Два кувшина золотых подает.

Алтын-Туулай, молода и светла,
К мужу с богатой добычей пошла,
Его разбудила, коня подняла,
Мужа потом горячо обняла.
Крепко навьючивши два кувшина,
На бело-каурого сел он коня.
Алтын-Туулай, молодая жена,
Мухою стала, крылами звеня,
Голосом звонким она залилась,
К солнечно-лунной земле поднялась.
Песнею был Эрлик-бий побежден,
Хитростью женской обманут он.
Следом за нею и муж молодой
На бело-кауром помчался домой.
Вот и Алтай каменистый, лесной —
Оба с победой вернулись домой,
Из подземелья они поднялись.
Радостно конь драгоценный с земли
Щиплет траву. Молодая жена,
Выпив целебной воды, сполна
Все, что Эрлик ей сказал тогда,
Мужу спешила сейчас передать.
Оба отсюда на две стороны
Разной дорогой поехать должны.
Долго ли, нет ли Ескюс-Уул
Ехал и к байскому дому свернул.
Два кувшина золотых отвязал...
Бая на лоб вылезают глаза,
Шапка на землю упала, лежит,
Коса его кверху, подпрыгнув, торчит-
Из горла его не идет вопрос.
Так, наконец, Саныскан произнес:
— Что, под землею живущий Эрлик
Велел передать мне, могуч и велик?
Ескюс-Уул отвечает тогда:
— Вот что велел он тебе передать:
«С шерстью, что дыбом встает над хребтом,
С торчащим из пасти зубастой клыком,
С желтой щекой возле длинных ушей,
С красной подпалиной возле бровей
Бархатно-черной собакою он
К двери моей пусть придет на поклон».
Бай эти речи услышал когда,
Голосом громким воскликнул: «Беда!»
Разом встряхнулся он, с места не встав —
Бархатно-черной собакою стал.
Черную землю обнюхал, потом
Он к подземелью пустился бегом.
Байских три сына и жены тотчас
Тоже собаками сделались враз.
В царство подземное путь их лежал,
Стойбище каждый навек покидал.

Жаден был бай и, как страшный зверь.
Должен он жить в подземелье теперь.
Баем униженный бедный пастух
Новую жизнь начал строить тут.
Много препятствий больших одолел,
Хитростей много распутать сумел,
Жадного бая сумел победить.
Мыслью единою стали жить
С этого дня и до наших дней,
Ездивший век на мухортом коне,
Пастух с женою Алтын-Туулай —
Больше не трогал их жадный бай.
Скот на подоле толпился у них,25
Некому было обидеть их!

Примечания

Поэма записана П. В. Кучияком в 1940 году. С его подстрочника переведена Е. Стюарт.

Сюжет «Ескюс-Уул» очень популярен среди ойротов. Известен он и у других тюркских народов Сибири. У урянхайцев в Саянах он был записан Н. Ф. Катановым в 1889 году и опубликован в IX томе «Образцов народной литературы тюркских племен» (стр. 128).

У ойротов впервые записан Г. Н. Потаниным. Напечатан в его IV томе «Очерков Сев.-Зап. Монголии» (стр. 588). Там на месте волчьей пещеры мы находим золотой городок Алтын-хана, расположенный под рекой. В награду за спасение жизни Алтын-хан дает Ескюс-Уулу (по Г. Потанину парень носит имя «Ускезе-Ол») рябчика. Когда Ескюс-Уул возвращается в родную долину, рябчик становится девушкой, которая выходит за сироту замуж. Это — дочь Алтын-хана. Далее рассказывается о состязании в отыскивании спрятавшихся. Но вместо бая Саныскана и его трех сыновей мы видим там одного Карахана. Когда победа оказывается на стороне Ескюс-Уула, Карахан вызывает его на единоборство. По совету жены, Ескюс-Уул обращается за помощью к своему тестю, и тот дает ему стальной клин, в котором спрятана река. Этот клин Бокюс-Уул втыкает возле юрты Карахана, и по долине разливается вода. Река уносит Карахана со всем его имуществом к тестю Ескюс-Уула — Алтын-хану, водяному духу.

Запись Г. Потанина весьма кратка — все произведение уместилось на трех страничках.

Второй вариант — в стихах — был опубликован П. В. Кучияком в 1937 году («Алтайские сказки», стр. 139, поэма «Юскузек). П. В. Кучияк слышал поэму в детстве и юности от своей бабушки, известной на Алтае сказительницы Баргаа, и в 1935 году по памяти дал письменный текст.

«Юскузек» гораздо ближе к «Ескюс-Уулу» Н. Улагашева, чем вариант Г. Н. Потанина. Но и между двумя первыми текстами есть большое различие. По варианту сказительницы Баргаа, Юскузек не батрак, а бедняк. Родители, умирая, оставили ему корову, козу и кривоногого коня. На стойбище его приходят семь волков и угоняют корову, козу и коня. Юскузек идет по следам волков. Волки возвращают ему украденное у него и в придачу дают желтошерстого щенка. Щенок превращается в девушку, которая потом становится женой Юскузека. Выясняется, что она в свое время стала щенком, а братья ее — волками для того, чтобы спастись от врагов. Жену Юскузека увидел Караты-кан и был поражен ее красотой. Он решает отнять жену у бедняка и с этой целью затевает соревнование по отыскиванию спрятавшегося противника. Далее поэма усложняется рядом вводных эпизодов: Юскузек убивает трехголового змея и заводит дружбу с птицей Кан-Кередэ, которая во многом ему помогает. Под конец Юскузек находит своих родителей, которых Караты-кан давно увел в рабство. Поэма заканчивается победоносной битвой Юскузека с ханом и торжеством освобожденного народа.

Ни в варианте Г. Потанина, ни в варианте Баргаа нет путешествия жены Ескюс-Уула в подземное царство. Нет также интереснейшего эпизода с закрыванием дымохода, чайника и двери, эпизода, в котором Н. У. Улагашев так остро высмеивает полную неприспособленность байских сыновей к труду. В этом — особое значение варианта Н. У. Улагашева.

В репертуаре Н. У. Улагашева — три варианта «Ескюс-Уула», но остальные два еще не записаны.

Ескюс-Уул — Парень-сирота. Юскузек (в варианте Баргаа) — Сиротинушка.

1 Саныскан — Сорока. В тексте Саныскан всюду назван баем. Вероятно, он не только бай, но и бий — начальник, потому что он отдает приказания.

2 Ставил ловушки он в руслах рек. В оригинале: суген — запор из кольев.

3 Шкуры звериные постланы здесь. В оригинале — шкуры бобров и шкуры мааны, матери зверей.

4 Щеки цветами пионов горят. Имеются в виду лесные пионы («марьино коренье»). По-алтайски — чейне.

5 Алтын-Туулай. Алтын — золотая, туулай, по словарю Вербицкого — длиннохвостый заяц. Есть слово туула — затмить. Думается, что имя девушки произошло от этого слова: она всех затмила своей красотой.

6 Костью, что бай Саныскан обглодал. Этого мотива нет в варианте Г. Потанина. Там Ескюс-Уул — бедняк, Карахан не эксплуататор, а просто — плохой человек. В варианте Н. У. Улагашева мы видим и эксплуатацию, и классовую борьбу. Вероятно, вариант Г. Потанина прежде, чем он был записан исследователем, прошел «байскую цензуру». Но можно предположить и так, что все новое, что мы видим в вариантах Баргаа и Н. Улагашева, внесено позднее записи Г. Потанина, то есть в конце XIX и в начале XX веков, в годы наиболее острой и ожесточенной классовой борьбы.

7 Пышный аил. В оригинале — каменный аил.

8 Ак-Тебо. Ак — белый, тебо — макушка.

9 Шкуру за ноздри взяла. Сравни со скатертью-самобранкой.

Интересно, что у Н. У. Улагашева, который в юности был охотником, на месте скатерти самобранки появляется шкура выдры.

Жена Юскузека тоже накрывает богатый стол, но с помощью чего она это делает — остается неизвестным.

10 Красотою ее поражен. Братья по целому дню смотрят на красавицу и, пораженные красотою, забывают сказать ей что-либо. Так же передает красоту молодой женщины сказительница Баргаа.

Раб заходит в аил и, жену1 увидав,

Позабыл, для чего он приехал.

1 Жену Юскузека.

В сказке «Шелковая Кисточка» («Сказки Алтая», Новосибирск, 1937 г., стр. 18) бедняк Балыкчи так засматривается на портрет своей жены — красавицы Шелковой Кисточки, что забывает ловить рыбу и работать по хозяйству.

11 Трава ойнот. Употребляется вместо портянок. В варианте Г. Потанина первый раз жена прячет Ескюс-Уула в медный сосуд с маслом, второй раз превращает мужа в кольцо, которое надевает себе на палец, третий раз — в иглу.

В варианте Баргаа жена Юскузека первый раз превращает мужа в кольцо, второй раз — в наперсток и третий раз — в прихватку для казана.

12 Лбами бараны... В варианте Г. Потанина первый раз Карахан превратился в подушку, второй раз — в верблюда, третий раз — в коня.

В варианте Баргаа Караты-кан первый раз превратился в напильник, второй раз — в лук и третий раз — в березу. При этом напильник надо было выбрать из трех напильников и березу из трех берез. Число три свидетельствует о том, что когда-то и здесь на месте одного Караты-кана было три человека, но имена их сказительницей позабыты. Все это дает основание считать вариант Н. Улагашева наиболее совершенным. Многого стоит здесь первое превращение байских сыновей. Они — бараны! Конечно, только баранами и могут быть люди, неспособные закрыть дымоход, положить крышку на чайник и опустить крючок двери.

13 Два кувшина золотых. Речь идет о кувшинах, в которые по деревянным трубам течет арака из котла.

В известной поэме «Алтын-Тууди», еще не переведенной на русский язык, девушка-богатырша тоже отправляется к Эрлику за кувшинами. Путешествие ее связано с очень многими препятствиями.

14 Не с той стороны, что обычно стегал. Стегнул по левому боку.

15 На дно земли опустился. В подземное царство, в ад.

16 Запас вина. В оригинале — араки.

17 Медный дворец. Во всех других поэмах дворец (или аил) Эрлика — железный.

18 Курут — сыр. Приготовляется из творога, оставшегося после выгонки араки. Сушится, вернее коптится, над костром.

19 Эрлик-бия жена. Впервые в ойротском эпосе дан портрет жены злого бога.

20 Мигом взяла ташаур с аракой. На Алтае до настоящего времени существует обычай, по которому ойрот, отправляясь в гости,

берет с собой ташаур араки в подарок хозяевам. В городе араку заменяют бутылкой водки. (Видимо, это — один из родовых пережитков. Еще недалеко то время, когда все кочевники были обязаны поставлять араку своим зайсанам — родовым старшинам. Кроме этого, собирая народ на празднество, зайсаны приказывали, чтобы все ехали со своей аракой.

21 Правую косу ласкает она. В оригинале — «гладит».

22 Полною грудью, как птица, поет. Здесь песня употреблена как заклинание. А. М. Горький на съезде писателей говорил, что древние люди, слагая заговоры и заклинания, стремились «облегчить свой труд, усилить его продуктивность, вооружиться против четвероногих и двуногих врагов»... Древние люди «заклинаниями» пытались действовать даже на богов. Это вполне естественно, ибо все боги древности жили на земле, являлись человекоподобными и вели себя так же, как люди: доброжелательно в отношении к покорным, враждебно — к непослушным, были — как люди — завистливы, мстительны, честолюбивы» (стенографический отчет, стр. 6). Поэма «Ескюс-Уул» является ярким подтверждением этих слов А. М. Горького.

23 Надели медали вы из серебра. В оригинале — «Шестьдесят серебряных медалей». В этой поэме имени Эрлика всюду сопутствует слово «бий» (начальник). Медали на груди злого бога еще более сближают его с образом начальника, чиновника.

24 С собой забирай. Обычно, богатыри, отправляясь к Эрлику за необходимыми предметами, забирают их после тяжелого боя. Никому, кроме Алтын-Туулай и девушки Алтын-Тууди, Эрлик не отдает своих вещей по доброй воле. Но и Алтын-Тууди победа не дается так легко, как Алтын-Туулай. Отдав кувшины, Эрлик бросается за ней в погоню и всячески пытается уничтожить ее.

Алтын-Тууди, поэма о которой бытовала в долине Куюма, и Алтын-Туулай — одно и то же лицо. Но первая половина поэмы «Алтын-Тууди» совершенно иная. Там образ девушки-богатырши дан в героическом плане.

25 Скот на подоле толпился у них. Молодым людям, вступающим в брак, обычно высказывают пожелание:

Аил ваш пусть детьми наполнится,

Подолы шуб ваших пусть обтопчет скот.

Источник

Улагашев Н. У. Алтай-Бучай. Ойротский народный эпос. / Н. У. Улагашев - Под редакцией А. Коптелова. ОГИЗ, Новосибирск,1941. - 402 с.

Перевёл в текстовой формат Е. Гаврилов, 4 мая 2016 года.

• Улагашев Н.У.

• Назад
• Вперед