Улагашев Н.У. Сын-Ару
- Информация о материале
Об авторе:
Кучияк П. и Коптелов А. Николай Улагашев, певец Ойротии
Коптелов А. Улагашев Н. У. и ойротский народный эпос
* * *
Сказку записал Н. Куранаков 30 мая 1940 года. Он же сделал и подстрочный перевод. Литературная обработка А. Смердова. Н. У. Улагашев слышал эту сказку в селе Елей, Красногорского района, от талантливого сказителя Яемата лет сто двадцать тому назад. Позднее она получила широкое распространение в восточной части Горного Алтая.
— Сказку «Сын-Ару» знает вся чернь, — говорил Н. Улагашев, имея в виду тайгу в междуречье Бии и Катуни.
Сюжет этой сказки хорошо знаком другим народам. Бытуют такие сказки и среди русского населения Сибири. А. В. Гуревич считает этот сюжет одним из самых популярных у сказочников Западной Сибири. В его книге «Русские сказки Восточной Сибири» (Иркутск, 1939 г.. стр. 29) есть сказка «Брат и сестра», записанная от талантливого сказочника П. А. Петренко. В первой части эта сказка очень походит на «Сын-Ару». Только там брат у девушки один. Женившись, брат по-прежнему спрашивал сестру «во всяком деле». Жене стало «забедно». Руководимая обидой и злостью, она отравила коня и сказала на сестру своего мужа. Он не поверил. Тогда жена отравила корову и снова во всем обвинила неповинную девушку. Брат и на этот раз не поверил. Наконец, злая сноха задушила в зыбке своего ребенка и назвала золовку убийцей. Брат рассердился, завязал сестре глаза и увел ее в лес. Там он отрубил ей руки и оставил её на голодную смерть. Но девушка выжила, выбралась из лесу и впоследствии вышла замуж. К ней вернулись руки. Родились дети.
Наилучшего, наиболее талантливого рассказчика этот сюжет обрел в лице Н. У. Улагашева. «Сын Ару» – самая яркая, эмоциональная из всех сказок, близких ей по своему содержанию.
Сын-Ару. Сын рослая, статная, ару — чистая.
* * *
Было это давно-давно, когда люди, ныне в народе старейшие, еще не родились, когда березы, ныне в лесу высочайшие, еще из земли не проклюнулись.
Жил на Алтае старый Анчи со старухой. Имели они двух лошадей и корову, по паре овец и коз. Три сына было у стариков, имена сыновей неизвестны. Была у них дочь мила и красива, звали ее Сын-Ару.
Ездил старый Анчи по горам и долинам, охотился, много зверей и птиц добывал, тем свою семью кормил. Старая мать не сидела дома: ходила она в аилы к баям, мяла овчины, шубы шила богатым, мехом и вышивкой их украшала. Была старушка большой мастерицей, трудом своим старику помогала семью кормить.
Когда сыновья подросли, стал их брать старик с собой на охоту, учил их метко стрелять, следы звериные распознавать. Словом, искусству охоты их научил. Старушка дочь свою обучала из шкурок меха выделывать, из мехов красивые шубы шить, узорной вышивкой и оторочкой украшать. Дочь свою мастерицей сделала, чтобы имя красивое Сын-Ару люди злословьем не опозорили, чтоб неумехой девушку не прозвали.
Выросли дети у стариков: три сына — славных охотника и дочь Сын-Ару — мастерица, ее рукоделью люди дивились, на красоту ее любовались. Старый Анчи со старухой, на детей глядя, гордились и радовались. Отец не прочь был среди народа ловкостью и силой своих сыновей похвастать, красотой и искусством дочери похвалиться. Все завидовали старикам, хвалили их сыновей и дочь.
Но старый Анчи со старухой успели цветами лишь полюбоваться, а спелой ягоды, ими выращенной, не отведали. Старость их желанья опередила, смерть счастье их прервала. Первым в могилу старик сошел, за ним, убитая горем, жена последовала. Сыновья и маленькая Сын-Ару смерть родителей горько оплакивали, горевали: как теперь им, сиротам, жить, кто их доброму делу наставит?..
Похоронили отца и мать, вчетвером в аиле своем зажили.
Братья ездили на охоту, их добычи богатой всем четверым на еду и одежду хватало, да было чем и калан (налог, побор – Ред.) зайсану уплатить, демичи (помощник зайсана – Ред.) жадного одарить.
Сын-Ару аил стерегла, рукодельничала, в ее руке игла непрестанно сверкала. Свой пай в семью Сын-Ару приносила, братьям во всем помогала.
Дружно братья с сестрою жили. Если трудно где одному — все на помощь придут, если один заскучал — все его веселят.
Так и жили они. Стали стада их быстро плодиться, в аиле богатство множиться. У трех братьев по три шубы заведено. Став богатыми, братья стали добычу между собой делить, каждый стал для себя охотиться, сам пушнину свою продавать. Дружбу они завели с купцами; скупая пушнину у бедных охотников — с выгодой перепродавали. Разбогатели три брата.
Невест себе братья облюбовали: трех красавиц с богатым приданым, девиц ленивых и бестолковых. Богатство и красота невест братьев прельстили, на неумехах все трое женились. Устроили свадебный той. На тое гостями были все богатеи. Черное озеро вина было выпито, горы вареного мяса съедены. Во хмелю сварливые гости переругались, драчливые кулаки друг на друге испробовали. Собаки кости глодать устали, от мяса так разжирели, что на ногах не стояли, лёжа полаивали. Вот какой той был!..
С тоя все гости разъехались, все собаки разбрелись. Братья с женами молодыми в своих новых аилах зажили.
В старом отцовском аиле Сын-Ару осталась одна. После шумного тоя братья три дня отдыхали, с женами молодыми тешились. На четвертый день на охоту уехали.
Три молодые жены в своих аилах, руки сложа, сидят. Одна Сын-Ару старается, за всех троих все делает: коров подоит, телят пососит (на Алтае телят не выпаивали, а подпускали к корове во время доения – Ред.), снохам вкусный обед приготовит, в аилах все приберет, пылинки нигде не увидишь. Такая уж девушка Сын-Ару, без дела сидеть не любит. С ласковыми словами за снохами-бездельницами ухаживает.
Братья с охоты вернулись, много они лисиц пышнохвостых, выдр серебристых и соболей пушистых в суминах своих привезли. Не хвастаясь богатой добычей, не жалуясь на усталость, братья с коней сошли. Жены их молодые из аилов не показались, мужей не встретили. Одна Сын-Ару из аила выпорхнула, радостно братьев встретила, повод у каждого приняла, сумины с добычей в аилы внесла.
Пищей вкусной Сын-Ару угощает братьев, о новостях расспрашивает.
Три брата после жирной еды на мягких постелях выспались, жен молодых подзывают. Меха выдр и лисиц им отдают, шубы велят сшить, красивые шубы, шелком простроченные, большими пуговицами украшенные. А жены-неумехи отмахиваются, отфыркиваются:
— Мы из простых овчин шуб не шивали, а из мехов драгоценных совсем не сумеем. Да и не наше дело шубы строчить...
Сидят красавицы бестолковые, как пни обгорелые, перед мужьями, брезгливо меха от себя отбрасывают. Братья на жен разгневались, но сердца их от красоты женской размякли, шить шубы жен не заставляют. Меха отнесли в аил Сын-Ару-мастерице, чтоб она, между делом, сшила братьям шубы богатые. Сын-Ару, не сказав «не умею», не оговариваясь, что нет времени, за работу взялась.
Быстро меха выделала, красивые шубы шьет. Так с этих пор и повелось: приедут братья с охоты, шкуры зверей сестре отдают, она из мехов одежды разные шьет. Хвалят братья золотые руки сестры, жен молодых за безделье корят, красавиц зовут неумехами.
Стало обидно это чванливым красавицам, злость на золовку в сердцах их копится, все больше они Сын-Ару ненавидят. Когда братья в тайгу уезжают, снохи до полусмерти девушку избивают. Поплачет она тихонько, обиду и боль перетерпит, братьям на снох не жалуется. Горькая жизнь у бедняжки, — а все от того, что она мастерица!
Однажды, когда на охоту братья уехали, снохи убить Сын-Ару решили, только ума у них не хватает как извести половчее золовку. Голову ей отрубить — не успеет даже помучиться, сонную ее придушить — смерть уж очень легка. А снохам хочется предсмертными муками Сын-Ару насладиться.
Стояли возле аила Сын-Ару четыре стройных березы. После побоев жестоких Сын-Ару приходила к этим березкам поплакать.
(Береза — самое любимое дерево ойротов, считавшееся священным. В шаманском ритуале жертвоприношения употреблялась только береза. На березы развешивали шкуры убитых шаманами животных. Березовые ветки вкладывали в рот жертвенной лошади. Из березы делали тычки, к которым прикреплялись изображения богов. Дети качались в люльках, сделанных из бересты. Новорожденным в подарок привозили из лесу ветки берез. Сын-Ару верила, что береза, сопутствующая человеку во всей ею жизни, поймёт её горе. – Ред.).
Никто, кроме белых берез, слез ее горьких не видел, горя ее не знал.
Когда закатилось солнце за синие горы, когда стада разлеглись в долине, а жители всех соседних урочищ уснули, снохи — три змеи — на Сын-Ару накинулись. Избили ее до полусмерти и чуть живую к четырем березам приволокли. К вершинам берез Сын-Ару привязали ее четырьмя шелковыми косами так, что в воздухе Сын-Ару повисла. В лицо ей злые снохи плевали, досыта наиздевались и спать пошли.
Слезы льет Сын-Ару, ветер ее над землей качает, голова от боли, как сухая сосна от жары, вот-вот растрескается.
На счастье ее братья с охоты быстро вернулись. К аилам братья подъехали, спешились, никто их встретить не вышел. Пришлось самим коней расседлывать, сумины с добычей в аилы нести.
Жены весело их встречают, притворно ласково с ними заговаривают.
Братья в аил Сын-Ару заглянули, сестры не увидели, забеспокоились.
Старший брат жене говорит:
— Когда с охоты мы возвращались, всегда Сын-Ару нас встречала, коней расседлать помогала, добычу в аилы вносила, жирной пищей нас угощала. Сейчас мы словно к мертвым аилам подъехали, никто нас не встретил. Куда Сын-Ару девалась?
Жена старшего брата усмехнулась ехидно, ответила:
— Откуда мне знать?.. Весь день Сын-Ару проплакала, вас укоряла, что замуж ее выдавать не хотите... Не убежала ли мужа себе искать, к чулмусу (один из самых хитрых и злых духов По ойротской демонологии, чулмусы - одноглазые, с большим носом. Обитают они в глубоких пещерах. Чулмусы могут послать человеку болезни, навести на его след убийцу, столкнуть с обрыва и т. д. Слово стало ругательным. Чулмусами называют хитрых, лукавых, и злых людей. – Ред.) свататься не ушла ли, — откуда мне знать?..
Братья сказанному подивились, стало им грустно, милую Сын-Ару им жаль.
Старший брат из аила вышел, возле дверей уселся и тоскливо запел:
«Черную, шелком крытую шубу мне
Кто теперь сошьет, Сын-Ару?
На вороном моем иноходце-коне
Кто будет ездить теперь, Сын-Ару?..
Красную, шелком крытую шубу мне
Кто теперь сошьет, Сын-Ару?
На красно-рыжем моем коне
Кто будет ездить теперь, Сын-Ару?..
Куда удалилась ты от аила,
Зачем покинула братьев?..
Если завелся на сердце милый,
Зачем ты скрыла от братьев?...
Разве я стал бы держать тебя —
Если милый есть человек?
Разве сказал я, что, не любя,
Ты проживешь свой век?..
Какая обида теснит тебе грудь,
Ой, Сын-Ару, Сын-Ару!
Смягчи свое сердце и зло забудь,
Ой, Сын-Ару, Сын-Ару!..»
Бедная Сын-Ару, голос старшего брата услышав, в ответ запела:
«За аилом моим стоят
Четыре березки, брат.
Брось на четыре березы взгляд,
Косами привязана к ним я, брат.
Замуж идти не хотела я —
Меня оболгали снохи.
Никого не искала себе в мужья —
Меня измучили снохи.
Ой, брат, мой любимый брат,
Словам несчастной поверь,
Уже близка моя смерть,
Спаси сестру свою, брат...»
Старший брат, слова и рыдания Сын-Ару услышав, ушам не поверил, сказал:
- Видно, душа бедной сестры ее голосом слух мой терзает!
Выхватил он из ножен нож, правое ухо себе отрезал и в аиле своем скрылся. Средний брат из аила вышел, тоскливо запел:
«Молодая береза весной опять
Зазеленеет своей листвой.
Молодые уходят в луга гулять,
Но приходят ночью домой.
Разве я тебя разлучал
С нареченным твоим, сестра?
Разве я тебя поучал
Незамужнею жить, сестра?..
Что ж обиделась ты на нас,
Ой, Сын-Ару, Сын-Ару?..
Что ж не кажешь ты братьям глаз,
Ой, Сын-Ару, Сын-Ару?..»
Голос среднего брата услышав, Сын-Ару, слезами обливаясь, снова запела:
«За аилом моим стоят
Молодые березы, брат.
Ты на них обрати свой взгляд,
К ним меня привязали, брат.
Не хотела другого себе я житья —
Лгут бесстыдные снохи.
Не искала себе никого в мужья —
Лгут лукавые снохи.
Много горьких я слез пролила,
Вы не видели слез моих, братья.
Сколько я принимала зла, —
Вам не жаловалась, братья.
Ой, мой средний любимый брат,
Сил моих не хватает.
Ой, скорей спаси меня, брат,
Я, как снежинка, таю...»
Средний брат, голос сестры услышав, отплевывается: — Видно, чулмус голосом Сын-Ару меня донимает! — Средний брат правое ухо себе отрезал, в аиле своем скрылся.
Вышел младший брат — близнец Сын-Ару, грустный долго стоял, нежно запел:
«Тепло одного материнского чрева
Нас с тобою, сестрица, грело.
Сладость груди материнской одной
Ты делила, сестра, со мной.
Зачем же ты, Сын-Ару, сейчас
Юность свою унесла от нас?
Любовь свою и свиданья с милым
Зачем от меня, Сын-Ару, таила?!.
Вернись скорее, сестра, домой,
Будем есть из чашки одной,
Вернись скорей, Сын-Ару, вернись,
Новую вместе устроим жизнь.
Ой, Сын-Ару, Сын-Ару,
Где я тебя найду?
Ой, Сын-Ару, Сын-Ару,
Дома тебя я жду!
Так младший брат пропел и горько заплакал. Последние силы собрав, младшему брату в ответ Сын-Ару запела:
«Стоят за аилом четыре березы,
На них загляни, мой брат.
Привязаны к ним мои черные косы,
Взгляни на меня, мой брат.
Замуж идти мне пора не настала —
О женихе я, брат, не страдала;
Тайно от вас никого не любя,
Не опозорила я себя.
К белым березам я приходила,
Не с женихом повидаться милым,
Горе свое приносила к березам,
Горькие здесь проливала слезы.
Ой, мои косы, черны, густы,
Лучше бы им не расти!..
Ой, мой брат, неужели и ты
Не хочешь меня спасти?..»
Младший брат, голос сестры услышав, ушам своим не поверил, тоже отплевывается:
— Голосом бедной сестры злые духи меня терзают!
Младший брат нож обнажил, правое ухо себе отхватил и снова прислушивается.
Бедная Сын-Ару петь продолжала:
«Когда до волка вой долетает,
Он мчится скорей на звук,
Чтоб отыскать свою волчью стаю,
Все обнюхивает вокруг.
Голос мой слыша, два старших брата
Ушли в аилы свои обратно.
Рожденный со мной в одночасье, брат,
Ужели и ты вернешься назад?!.
Ужели и ты, проливавший слезы,
Не подойдешь к четырем березам?
Моим словам и слезам не веря,
Скроешь совесть свою за дверью?»
У младшего брата сердце заныло, он за аилы кинулся, Сын-Ару увидел. Четырьмя косами к вершинам берез привязанная, девушка над землей покачивается. Младший брат, острый нож обнажив, одним ударом косы сестры перерезал, унес ее на руках в аил. Старшие братья с женами тотчас явились. Снохи бедной девушке слова сказать не дают, наперебой кричат:
— Каково за женихами-то бегать, скажи?..
— Попала в беду, так лучше помалкивай, не вздумай на нас вину свою сваливать!..
Жена старшего брата кричит:
— Два дня подряд, негодница, плакала, все кричала, что жених у нее есть, замуж хочется выйти!..
Жена среднего брата кричит:
— Братьев своих ругала, что замуж не выдают!..
Такой шум снохи подняли, что если б кто из ружья выстрелил, никто бы выстрела не услышал. Три брата рта раскрыть не могут, да и тридцать братьев трех баб горластых не перекричали бы!..
Братья женам своим поверили, Сын-Ару жестоко избили, по своим аилам разошлись. На сырой земле Сын-Ару, слезами обливаясь, лежала.
На теплых постелях с красивыми женами сладко выспавшись, братья утром жирно покушали, в тайгу на охоту уехали.
Жены их, злые дочери богачей, извести Сын-Ару снова готовятся. Думали, думали, какой смерти золовку предать, и так порешили: живой Сын-Ару в землю зарыть.
Пока Сын-Ару коров доила, пищу готовила, снохи возле ее аила яму в девять аршин глубиной вырыли, девять бычьих шкур заквасили.
Перед приездом мужей три снохи-волчицы бедную Сын-Ару схватили, до полусмерти ее избили и в яму девятиаршинную сбросили, девятью бычьими шкурами завалили, сверху землей засыпали.
Через три дня братья с охоты вернулись, большие сумины их туго добычей набиты. Никто у аилов братьев не встретил, поводьев не принял, с добычею не поздравил. «Будто вымерли все», — так братья подумали. Заходят в свои аилы, а жены их, как мертвые, спят.
Три дня в очагах огонь не горел, в аркытах чегень перекис, пена через края льется. Три дня недоенные коровы мычат, голодные телята арканы жуют (чтобы телята не сосали коров, когда вздумается, их пасут отдельно от взрос того скота или держат на привязи – Ред.).
Братья еле жен добудились, спрашивают:
— Почему среди белого дня спите, почему коровы три дня не доены? Куда девалась опять Сын-Ару?
Жены их на постелях потягиваются, охают будто от усталости кости разминают. Каждая мужу своему рассказывает: Сын-Ару три дня и три ночи покоя им не давала, все плакала да причитала, что-де милый у нее есть что замуж охота. Выла, выла девка, на третий день куда-то сбежала. А бедные жены совсем уморились с золовкой, и первый раз за три дня им вздремнуть удалось...
Так жены трем братьям рассказывали, на Сын-Ару наговаривали...
Братья ласково жен пожурили, сами себе приготовили пищу. А вот коров доить некому — тут и Сын-Ару вспомнили. Старший брат из аила вышел, у дверей уселся, запел:
«Там, где трав зеленеет шелк,
Нежный, тонкий расцвел цветок.
Близко я к нему подошел,
Пожалел и сорвать не смог...
С детских лет ты со мной, сестра,
Подрастала, как тот цветок.
Радость жизни твоей, сестра,
Я бы отнять у тебя не смог...
Братски нежно любя, Сын-Ару,
Потерял я тебя, Сын-Ару,
Нет покоя мне, жизнь горька, —
Сердце жжет по тебе тоска.
Где ты, брату скажи, Сын-Ару,
И лицо свое покажи, Сын-Ару,
Сердце брата ты успокой, Сын-Ару,
Поскорее вернись домой, Сын-Ару!..»
Землею придавленный, голосок Сын-Ару глухо прозвучал:
«У моего аила.
Мой старший брат,
Вырыта мне могила.
Найди ее, брат!
Бычьи шкуры покровом
Меня придавили, брат,
Не будь же ко мне суровым,
Откинь их скорее, брат!
Лишили белого света
Злые снохи меня.
В душной могиле этой
Не проживу я дня...
Если услышал ты голос мой,
Старший любимый брат,
Спаси из могилы меня сырой,
Старший любимый брат!..»
Умоляющий голосок Сын-Ару услышав, старший брат ушам не поверил, отплевывался:
«Голос сестры мне уши пронзил, видно, злой дух надо мною тешится!..»
Нож обнажил старший брат, левое ухо себе отрезал и в аиле своем укрылся.
Вышел средний брат из аила и так запел:
«Зачем из озера воду пить,
Когда вода ключевая есть?
Зачем в одиночестве слезы лить,
Когда любящие братья есть?
Если ты полюбила, сестра, —
Не встал бы я на пути.
Если ты с милым ушла, сестра,
Где мне тебя найти?..
Если ты друга искать ушла,
Где он — брату скажи.
Если ты мужа себе нашла,
Кто он — брату скажи...»
Голос среднего брата услышав, со дна ямы девятиаршинной в ответ Сын-Ару запела:
«Милого я себе не ищу,
Измучили злые снохи.
Ни с кем чужим я жить ее хочу —
Меня прогоняют снохи...
Возле дверей моего аила
Вырыта мне сырая могила.
Девять шкур мне служат покровом —
Слышишь ли, братец, мое ты слово?..
Или тебе изменяет слух,
Иль к моим ты рыданьям глух?
Скорее спаси — умираю, брат,
Скорей выручай — умоляю, брат!..»
Средний брат, несколько слов Сын-Ару расслышав, ничего не понял, левое ухо свое ножом отхватил, в аил убежал.
Младший брат, от тоски угрюмый, выходит, грустно поет:
«Отец, умирая, сказал: «Когда
К вам, мои дети, придет нужда,
Друг друга не забывайте!»
Мать, умирая, сказала: «Когда
На вас, мои дети, падет беда,
Друг друга не покидайте!»
Если бы отцовы забыл слова —
Была бы душа у меня черства.
Разве в груди моей сердца нет,
Чтоб материнский забыть завет?..
А ты, Сын-Ару, забыла, видать,
Что говорили отец и мать!..
Любовь свою от братьев таила.
Грустишь вдали от родных аилов.
Ой, Сын-Ару, Сын-Ару!..
Если ты друга искать ушла,
Где ты — братьям скажи.
Если ты мужа себе нашла.
Кто он — братьям своим скажи!..»
Последние силы собрав, бедная Сын-Ару младшему брату в ответ запела:
«Голос мой слышали старшие братья —
Из-под земли.
Сколь ни старалась их умолять я —
Оба ушли...
Возле аила я, брат, зарыта,
Шкурами бычьими я закрыта —
Освободи, брат!..
Правду тебе рассказать не в силах.
Совсем придушила меня могила —
Поторопись, брат!..
Спаси скорее, пока жива,
Выслушай правды моей слова —
Все расскажу, брат!..»
Младший брат, слова Сын-Ару расслышав, головой покачал:
— Видно, мне голос сестры бедной чудится...
Вокруг аила младший брат бродит, места себе не находит. Острым ножом левое ухо себе отсекает, а слова Сын-Ару о могиле из головы не выходят. Пошел младший брат к аилу сестры, у дверей свежую землю увидел. Носком сапога землю порыл, видит — хвост бычий торчит. Брат за этот хвост ухватился, дернул — целую бычью шкуру вытянул, за нею другую, третью, все девять шкур. Так он сестру нашел, из девятиаршинной могилы ее поднял, в аил на руках унес. Старшие братья с женами тотчас в аил прибежали. Три снохи горластые так заголосили, что слов не слышно. Мужьям рта раскрыть не дают, кричат:
— Сын-Ару, такая-сякая, бегала жениха искать, да видно, женихи же над нею подшутили, под бычьи шкуры ее упрятали в яме... Так негодяйке и надо!..
Сын-Ару слова сказать не может, из глаз ее слезы льются. А снохи, не унимаясь, орут, так что и тридцати мужчинам их не переорать. У трех братьев от гама головы закружились. Снова женам они поверили, избили измученную Сын-Ару и у очага, давно потухшего, бросили, сами в аилы свои ушли.
Слезами умываясь, глаз не смыкая, ночь пролежала бедная Сын-Ару в холодном аиле. Что делать ей?.. Ходит в народе такая поговорка: объеденная кочка снова зазеленеет, а тот, кто объел ее, рано или поздно засохнет. Быть может и к Сын-Ару, обиженной, когда-нибудь счастье прийдет? Так Сын-Ару думала.
А снохи лукавые раньше мужей встали, к Сын-Ару сбежались, пинают ее лежащую, за волосы дергают, из аила гонят — со скотом управляться, пищу готовить. Милая Сын-Ару побои молча стерпела, слова снохам не вымолвила и за работу взялась. А снохи — три злых волчицы — около мужей увиваются, на Сын-Ару клевещут, братьев к ней близко не подпускают.
Братья, сладко поспав, жирно покушав, на охоту уехали.
Три чулмуски, мужей проводив, советуются между собой, как Сын-Ару извести. Самим убить — люди узнают, позор дочерям богатеев будет. И порешили: так все подстроить, чтоб кто-нибудь из братьев убил Сын-Ару... За день до приезда мужей с охоты, три снохи на Сын-Ару кинулись, в оба уха ей расплавленного свинца налили. Бедная Сын-Ару оглохла. От боли горько она рыдает. От невыносимой боли язык у нее отнялся. Этого и хотели снохи.
Приехали братья с охоты, добычу сами в аилы внесли, сами коней своих расседлали. Притворно любезные жены их жалобами встречают:
— Сладу нет с вашей сестрой. На женихах она помешалась, с ума сходит. Сама себя искалечила, ничего слышать не хочет.
Братья в аил к Сын-Ару отправились. Горько бедная Сын-Ару плачет, слова не может вымолвить. Братья от нее ничего не добились, разгневались. Между собою советуются: что с упрямицей делать?
Старший брат говорит:
— Нехорошо братьям своей сестре мужа искать, — посмешищем для людей станем. А она, видно, этого хочет. Лучше прикончить ее самим, от позора избавиться.
Так и решили — убить Сын-Ару. Младшего брата сделать это заставили. Взял он бедную Сын-Ару за руку, в лес дальний повел.
По пути брат-близнец раздумывал: «Зачем я буду родную сестру убивать? Если ей суждено умереть, пусть погибнет не от моей руки, отдам ее во власть земли и воды». Так решив, младший брат ящик из досок сделал, в него Сын-Ару положил, наглухо ящик заколотил. В стаде быка поймал и тут же его зарезал, с быка словно с белки, шкуру через голову снял. В шкуру бычью ящик он затолкал, крепко концы заделал. За бычий хвост ухватившись, ящик к реке поволок. Напрасно бедная Сын-Ару его умоляла, к братскому сердцу взывала. Брат-близнец сбросил ящик в быстрый горный поток, дикая река его подхватила, вниз по течению помчала.
Младший брат вернулся домой, братьям сказал, что сестру убил, в лесу ее тело похоронил. Дикие волны реки Тюрген-су (быстрая вода – Ред.) ящик, подкидывая, мчат, о дикие камни его ударяют. Каждая скала смертью бедной пленнице угрожает. День и ночь провела Сын-Ару в своей плавучей могиле.
В это время на быстрой реке Тюрген-су семь молодых рыбаков рыбу ловили. Один из них бычью шкуру, по волнам плывущую, заметил, товарищам крикнул:
— Глядите, бык в Тюрген-су тонет, давайте его спасем!..
Тотчас другой молодой рыбак в поток в Тюрген-су кинулся, к тонущему «быку» поплыл. Зубами крепко за бычий хвост ухватился, на берег «быка» вытянул. Увидели семь товарищей, что это не бык, а ящик, бычьей шкурой обтянутый! Быстро шкуру разрезали, с ящика крышку сняли — встала из ящика Сын-Ару, всех красотой своей удивила.
Семь молодых рыбаков опешили, удивленных глаз с девицы не сводят, сами себе не верят, у каждого дума одна: «вот бы такую красавицу в жены взять!..» Семь товарищей между собой заспорили, семь друзей соперниками стали: кому девица в жены достанется?
Один из семи говорит:
— Друг друга нам не переспорить. У самой девушки спросим: кто из нас ей больше понравился? Тот и в жены ее возьмет.
Семь рыбаков, семь молодцов красавицу окружили, спрашивают, кто больше всех ей по сердцу.
Сын-Ару, головой покачав, печально им говорит:
— Слов ваших я не слышу...
Семь молодцов-женихов опешили: какая жена из глухой девицы, хоть и красавицы!..
Один лишь рыбак, тот, что спас Сын-Ару из волн Тюрген-су, говорит:
— Что ж, видно, счастье мое такое. Я ее из реки вытащил, я ее и в жены возьму. Пусть она и глухая, зато сильна и красива, хорошей работницей будет. Где мне, бедному рыбаку, жену лучше этой найти? Как-нибудь проживем...
Молодой рыбак к Сын-Ару подошел, ласково за руку ее взял, в свой аил проводил. Мать рыбака молодой невестке обрадовалась, как дочь ее обласкала. По бедности своей они той небогатый устроили, славно повеселились.
Тут новая жизнь Сын-Ару началась.
Понемногу дар речи Сын-Ару обрела, а чужих голосов не слышала.
Так они с мужем и жили, редко между собой разговаривая, плохо друг друга понимая. А руки у Сын-Ару — золотые, за что бы она ни взялась, все у ней выходило чудесно. Свекровь пред соседями невесткой не нахвалится. Молодой рыбак жену свою все больше любит.
Однажды Сын-Ару мужу нож подает, просит ей голову поскоблить. Муж охотно берется, пряди волос Сын-Ару перебирает. Тут и увидал он — в ухе Сын-Ару что-то сверкнуло. Берет рыбак шило, из уха жены слиток свинца вынимает. Сын-Ару от боли вскрикнула и вдруг одним ухом голос мужа услышала. Муж из другого уха свинец вынул, к Сын-Ару слух вернулся, лучше прежнего стал.
Оба они сильно обрадовались, впервые досыта наговорились. Счастью молодых конца не было.
Жизнь их светлей и радостней стала. Скот их на пастбищах стал размножаться, в аиле достатку прибавилось. Работа так и горела в руках молодых супругов. Через год Сын-Ару сынка родила, в аиле еще радостней стало. Сына нежно они растят, все время сыном любуются.
А младший брат Сын-Ару в этот год, о судьбе сестры своей беспокоясь, от тоски поседел, от горя сгорбился. Он ведь живую в поток ее бросил, что с нею сталось — не знал. Если б знал, что она погибла, может быстрее бы Сын-Ару забыл.
Охотничье счастье ему изменило, с охоты он часто с пустой суминою возвращается, бывает, что дома перекусить нечего.
Вот и решил он узнать — жива ли сестра, если погибла, останки ее найти, по-хорошему похоронить. Жене и братьям ничего не сказав, на поиски Сын-Ару он отправился, вниз по течению Тюрген-су поплыл.
Тоска его сердце сильнее гложет. Как зверь одинокий, он по берегам рыскает; как безумный — по волнам носится. Ночами плачет, а дни в поисках проводит. Обессилев, на мокрый камень повалится; слезами обливаясь, поет:
«Тюрген-су, каждый берег твой
Исходил я вдоль-поперек.
Но сестру мою ни живой
И ни мертвой найти не ног.
Тюрген-су, твои воды быстры.
Все я дно твое обыскал —
Утонувшей моей сестры
Не нашел я в твоих песках.
В чреве матери нам с сестрою
И тепла, и места хватило;
На земле, сестрица, с тобою
Жить всегда мне радостно была...
Старшие братья силой угроз
Сбили с ума меня, мужика —
Сестру мою милую я принес
В жертву тебе, Тюрген-су-река.
Ой, Сын-Ару, моя Сын-Ару,
Если ты встретишь убийцу-брата —
Пусть от твоей я руки умру. —
Достойной будет расплата!..»
Так тосковал и пел младший брат Сын-Ару и снова пускался в поиски.
Вниз по реке пробираясь, на берегу рыбачьи аилы увидал. Возле скал они приютились. Бегом к аилам он побежал на пути повстречал старушку. Даже «якши ба» ей не сказал, издалека закричал:
- Три года назад в реке утонула девица — сестра моя. Не видела ли сама, от людей не слыхала ли об утопленнице? Скорей, не томи, скажи!..
Старушка тотчас ему ответила:
— Знаю, сынок, знаю. Три года назад из реки Тюрген-су рыбаки наши девицу спасли. Глухой она оказалась.
Старая женщина рукой на один аил указала, своей дорогой пошла.
Туда и кинулся брат Сын-Ару, дверь распахнул — и сестру увидел. Как подкошенный он повалился, недвижим и бездыханен лежит. Сын-Ару не скоро своего близнеца-брата узнала, а, разглядев, обрадовалась. Плакала и смеялась. Брат, наконец, очнулся; на коленях стоя перед Сын-Ару, прощенья у нее просил...
Добрая Сын-Ару про обиду забыла, вкусную пищу сварила, брата ласково угощает.
В это время вбежал в аил ее маленький сын. Сын-Ару сына подозвала и говорит:
— Налей, сынок, араки в чашку, дяде родному ее поднеси, да песенку ему спой.
— Какую песню дяде спеть? — мальчик у Сын-Ару спросил.
Мать на ухо что-то ему шепнула.
Сын Сын-Ару, держа в правой руке чашку, на правое колено опустился и звонко запел:
«Если ты не стыдишься, дядя,
Пей — аракою чашка полна!
Если ты не в обиде, дядя.
Чашку красную пей до дна!»
Видит племянник удивленный, что дядя красней чашки стал, от стыда готов сквозь землю провалиться. Слезы ручьями из глаз дяди хлынули. Рыдая, он с места вскочил и со всех ног из аила бросился. Больше его не видали.
А мальчик во след дяде глядел, с протянутой чашкой растерянный стоял.
— Скажи, моя мама, почему дядя сбежал? — у Сын-Ару мальчик спросил.
— У тебя все дяди такие стыдливые, — ему Сын-Ару ответила.
Мальчик с колена встал, чашку поставил, обиженно матери говорит:
— Видно, ты нехорошую песенку петь заставила, поневоле стыдно ему стало...
Источник.
Улагашев Н. У. Алтай-Бучай. Ойротский народный эпос. / Н. У. Улагашев - Под редакцией А. Коптелова. ОГИЗ, Новосибирск,1941. - 402 с.
Переведено в текстовой формат Е. Гавриловым, 30 сентября 2015 г.