Чевалков Николай Иванович
- Информация о материале
Художник Н. И. Чевалков
Вопрос становления и развития профессионального изобразительного искусства у народов СССР, особенно тех, у которых до революции не было в этой области культуры национальных традиций, относится к числу наиболее интересных, но пока еще недостаточно хорошо освещенных в искусствоведческой литературе. Между тем значение этой проблемы для правильного понимания особенностей советского искусства и его объективной исторической оценки чрезвычайно велико.
В каждом отдельном районе нашей необъятной Родины, у каждого народа этот процесс протекал неодинаково. Наряду с общими закономерностями, характерными для становления всего советского изобразительного искусства в целом, в каждом отдельном случае он имел индивидуальные, ярко выраженные локальные особенности, порожденные степенью развития производительных сил и культуры того или иного народа, а также личными качествами тех людей, на долю которых выпала почетная, но исключительно трудная роль зачинателей национального искусства.
Эти художники были свидетелями и участниками коренного исторического перелома в жизни своих народов, многие из которых были застигнуты Октябрем еще на стадии патриархально-феодальных отношений и должны были в короткий срок сделать гигантский скачок, чтобы сразу же, минуя капиталистическую стадию, встать на путь следующей, более высокой ступени общественного развития — на путь социализма.
На их глазах совершалась ломка вековых традиций, устоев и представлений в экономике, жизненном укладе, психологии людей и рождение новых социалистических норм личной и общественной жизни, происходило становление нового свободного человека.
Все это стало главной темой их творчества, той питательной средой, которая формировала их мировоззрение, идейные и эстетические принципы нарождающегося искусства. Можно утверждать, что появление таких художников, ставших основоположниками национальных искусств, было прямым следствием тех изменений, которые принесли с собой социалистические преобразования.
Николай Иванович Чевалков принадлежит к числу тех национальных художников, о которых с полным правом можно сказать, что их талант был разбужен громовым раскатом Великой Октябрьской социалистической революции, а первые шаги в творчестве совпали с тем трудным, но прекрасным и волнующим временем, когда после свершения революции и победного окончания гражданской войны не только закладывались основы нового общества, но и зарождалось в поисках и противоречиях многонациональное советское искусство — самое передовое искусство в мире.
Интересна и необычна судьба этого талантливого самородка. Вышедший из глубин народных и лишь в зрелом возрасте получивший возможность по-настоящему профессионально заняться творчеством он, тем не менее, за короткое время сумел добиться такого мастерства, которое по праву составило ему репутацию одного из самых интересных и самобытных художников Сибири 30-х годов.
Трудно проходило детство Н. И. Чевалкова, становление и развитие его творческой индивидуальности. Он родился в с. Улале 24 декабря 1892 года и был девятым, самым младшим ребенком в семье бедняка-крестьянина Ивана Никитича Чевалкова из рода Мундус, некогда пришедшего в эти места из Кузнецкого Ала-Тау.
Сначала Николай учился в церковно-приходской школе в с. Улале. Вот как об этом периоде своей жизни и начавшемся проявляться даровании рассказывает сам художник: «Стремление к искусству проснулось во мне рано. Родители мои (малограмотный отец и неграмотная мать), считая художников бездельниками, решили отдать меня в миссионерское катехизаторское училище, которое находилось в г. Бийске. Проучившись год, после летних каникул я наотрез отказался поехать туда снова и охотно променял молитвы, литургию и священное писание на соху, за которой я ходил больше десяти лет, не переставая мечтать о любимом деле».
Однако желание посвятить себя искусству не проходило, и в 1914 году по совету знакомых Чевалков обратился к епископу Макарию, руководителю Алтайской духовной миссии, с прошением о направлении его в Московскую школу живописи.
Полагая, что в училище алтаец забудет бога, епископ сначала разгневался: «Брось богохульные мысли! Научи вас, вы и бога забудете,— ворчал он, но потом неожиданно дал согласие. — На что тебе эти бессмысленные картинки? — вдруг ласково заговорил Макарий. — Ты поедешь со мной в одной карете, посмотришь Москву, обойдешь лучшие храмы, и тогда я тебя устрою в иконописную мастерскую при Сергиево-Троицкой лавре... Ты проучишься около двух лет, а я тем временем выстрою в Чемале огромную иконописную мастерскую, где потом ты развернешь миллионные дела».2 Но молодой художник не продал своей свободы. В день, когда Макарий проезжал Улалу, Чевалков ушел в поле, боясь, что его увезут насильно. Рассерженный епископ от злости не стал обедать у местного попа и проехал в г. Бийск.
Казалось, так и останется в безвестности талант алтайского юноши, никогда не сбудутся его светлые мечты об искусстве.
Но пришел 1917 год. Грянула Великая Октябрьская революция, ставшая поворотным пунктом не только мировой истории, истории государств и народов, по и в судьбах отдельных людей.
После разгрома Колчака и окончательного установления Советской власти в Горном Алтае началось строительство новой жизни. И тогда, по словам художника, «широко раскрылись для нас двери к знанию, науке и искусству».3
1 Н. И. Чевалков. Мой путь к искусству. «Красная Ойротия». Ойрот-Тура, от 1 мая 1936 г.
2 Там же.
3 Там же.
Чевалков поступил в Барнаульскую художественную школу, где уже с первых выставок обратил на себя внимание самобытностью видения природы, своеобразием ее творческой интерпретации.
Окончив школу с отличием, он получает направление в Московский художественный вуз. Болезнь не позволила ему продолжить свое образование. Он возвращается в родное село и с головой погружается в творческую и общественную работу. Одиннадцать лет преподавал он рисование в школе и педагогическом училище, работал над художественным оформлением города к революционным праздникам, принимал активное участие в издательском деле, в оформлении газет и журналов.
Однако и в эти годы, до отказа загруженный общественной и преподавательской работой, он ни на один день не оставлял творчества, постоянно совершенствовал профессиональное мастерство. Будучи серьезным, вдумчивым художником, Николай Иванович в своем искусстве не стремился к одному только точному воспроизведению действительности. Еще с училищной скамьи искал он свой собственный изобразительный почерк, стремился найти образы, пластические средства, которые были бы, во-первых, понятны народу, и, во-вторых, были бы современными, т. е. отвечали духу времени.
На первый взгляд может показаться странным, что уже первые шаги Чевалкова в творчестве начались с поисков новых форм в живописи.
Но такое уж было время. Чрезвычайно противоречивой, насыщенной разнообразными идеями и устремлениями была художественная жизнь Сибири 20-х годов. В эти годы Сибирь уже мало чем напоминала ту дореволюционную окраину царской России, которая была делека от художественных центров страны, от живого биения пульса искусства.
Если раньше в крупных городах Сибири можно было по пальцам пересчитать художников-энтузиастов, то теперь даже во многих уездных центрах можно было встретить представителей самых различных течений и группировок. Сразу же после установления Советской власти по многих сибирских городах возникли различные группы и объединения.
В их организации приняли участие художники, получившие признание еще в дореволюционное время, такие как Д. И. Каратанов из Красноярска, Н. В. Лодейщиков и И. И. Померанцев из Иркутска, Н. Ф. Смолин и В. И. Лукин из Омска, А. О. Никулин из Барнаула, а так же молодые кадры, появившиеся на художественной арене Сибири уже в советское время — К. Ф. Вальдман, П. В. Вощакин, И. И. Тютиков, С. Н. Ликин, Б. И. Лебединский, А. Г. Заковряшин, А. К. Лекаренко и другие.
Чутко прислушиваясь к событиям, происходящим на главном фронте художественной жизни в Москве и Ленинграде, и следуя им, сибирские живописцы и графики в то же время упорно искали новые изобразительные возможности для выражения специфических особенностей сибирской темы. И, понятно, вопросы формы в этих исканиях были наиболее актуальными.
Большинство художников — и начинающих, и уже старых, опытных мастеров — вели упорные поиски новых изобразительных средств, при помощи которых они стремились отобразить преобразования, свидетелями и. активными участниками которых они были. Естественно, не у всех художников эти поиски приводили к желаемым результатам. Много было ошибок, неудач, противоречий, крайностей и разочарований даже у лучших из них, искренне стремившихся найти для искусства новые выразительные возможности. Были и такие, кто подменял эти в общем-то понятные и благородные устремления погоней за оригинальностью, попыткой превратить живопись в средство индивидуального самовыражения или полигон для формалистических экспериментов.
Здоровая реалистическая основа таланта Н. И. Чевалкова проявилась в том, что он не задержался, подобно многим своим коллегам па искусству, на чисто формалистических исканиях, а с самого начала пошел по пути освоения декоративных традиций своего народа, по пути поисков и творческой реализации особенностей его духовного мировосприятия. Вот почему в его ранних картинах преобладает настроение тишины и покоя, а излюбленными цветами в живописи являются чистые синие, желтые, фиолетовые и красные тона, то есть основные цвета солнечного спектра. Цвет чистого неба и озерной глади, краски весенней листвы и спелых ягод, осеннего леса и подернутых дымкой горных далей. Это любимые цвета алтайцев, часто употреблявшиеся ими в декоративном и прикладном искусстве. Пожалуй, наиболее ярко эти качества живописи Чевалкова нашли свое выражение в его картине «На берегу Телецкого озера», созданной им в середине 20-х годов.
При знакомстве с произведением невольно напрашивается сравнение с музыкальным этюдом, ибо настолько необычно и своеобразно ее эстетическое воздействие. На берегу Телецкого озера расположились четыре человека: две женщины и двое мужчин в ярких оранжевых рубахах. Одна из женщин стоит лицом к озеру, другая в остроконечной национальной шапке сидит на корточках спиной к нему. У мужчин в руках трубки, причем один из них, молодой, на первом плане, набивает трубку табаком из красиво украшенного орнаментом кисета. Ничто, кажется, не связывает группу между собой, ничто не объединяет. Все они спокойны, задумчивы, погружены в свои мысли. Они как бы прислушиваются к своей, только им слышимой и понятной музыке. Эти люди также задумчивы и безмолвны, как голубая гладь озера за ними, как сиреневые горы на противоположном берегу, как белые, ритмично повторяющиеся волны облаков.
В картине нет привычного сюжета. И не надо искать его. Эта картина настроения. В ней художник обращался не к логике зрителя, а к его сердцу, искал дорогу не к мышлению, а чувству. И этот путь он видел не во внешней литературности сюжета, не в пересказе увиденного, где содержание картины раскрывалось бы с самого начала и не требовало от зрителя эмоционального напряжения, а зашифровал его в колорите произведения, в пластике расположения живописных пятен, гармонически расположенном, уравновешенном ритме холодных и теплых тонов, т. е. в специфических особенностях самой живописи, как вида искусства.
Художник хочет втянуть зрителя в мир тех чувств и настроений, которые пленили его самого, хочет приобщить всех к тайнам гармонии красок и звуков. И это удается ему. Настроение покоя, гармоничного единства природы и человека, очарование удивительного душевного равновесия веет от этой красивой, исключительно самобытной картины.
Это воздействие кроется не только в верно найденном живописном ключе произведения, условности, символичности композиции, но, пожалуй, больше всего в правдивой передаче отдельных особенностей характера изображенных людей — алтайцев, в частности их склонности к мечте и созерцательности.
Интересно, что два года спустя, после того как картина была закончена, Чевалков вновь побывал на Телецком озере и получил возможность проверить свое впечатление, выраженное им после первой встречи.
«На Алтае пробыли полтора месяца, — писал он в августе 1927 года своим друзьям-художникам в Новосибирск. — ...Я люблю водную стихию, а Телецкое озеро редко спокойным бывает. Качало нас не на шутку... Я вторично пережил от озера и его окрестностей потрясающее впечатление: глубокая синева гор и воды, белые декоративные облака, покойно, монументально застывшие в голубых небесах, ленивые и плутоватые теленгиты, мрачные утесы, стройные, таинственные кедры, сочные травы с яркими цветами.
Бывало пойдешь но берегу озера, а синева так тебе и режет глаза, так и манит к лени и сладостной мечте.
Бросаешься на траву, беспечно, сквозь дремоту смотришь в голубую даль неба.
Где-то на берегу или в лодке по озеру алтаец песни поет.
Лениво кружится орел.
— Хо-ро-о-шо!!»4
Национальный колорит произведений Чевалкова, декоративность, их свеобразная философичность не остаются незамеченными. Известность художника начинает расти. В 1925 году Николай Иванович устраивает в областном центре первую выставку своих работ, которую, кстати сказать, можно считать вообще первой художественной выставкой в области.
Необычность его картин понравилась не всем. Их яркий, или как тогда писали, «дикий, особый восточный колорит» вызывал недоумение неискушенных в тонкостях изобразительного искусства улалинских зрителей. Однако это, казалось бы, неудачное выступление перед зрителем не смутило художника, и он посылает свои работы в краевой центр, где в октябре того же года выставляется в помещении редакции газеты «Советская Сибирь».
Зрители и критика тепло приняли его работы. В прессе отмечалось своеобразие творческой индивидуальности художника, его стремление по-новому решить тему Алтая. На страницах газеты «Советская Сибирь» можно было встретить такие отзывы: «Картины Чевалкова весьма своеобразны. В сравнении с творчеством Гуркина они в отношении Алтая являются новым словом»... Или «в работах этого художника поражает зрителя изумительная яркость красок, музыкальность и своеобразный оптимизм в восприятии красот Алтая.5
4 К. И. Чевалков. По кривой линии. Журнал «Настоящее». Новосибирск. 1927 г. стр. 25.
5 А. Кручина. Выставка картин. «Советская Сибирь». Новосибирск, от 25 октября 1925 г.
Успех выставки в г. Новосибирске укрепил в Н. И. Чевалкове веру в себя, в правильности избранного пути. Год от году растет его популярность. Дом художника в с. Улале становится центром художественной жизни Горного Алтая. У него останавливались и работали художники, приезжавшие на Алтай из Новосибирска, Барнаула и других городов страны.
В 1926 году в г. Новосибирске образовалось общество художников «Новая Сибирь». Одним из членов-учредителей этого общества был Н. И. Чевалков. Еще через год здесь же, в г. Новосибирске, состоялась общесибирская художественная выставка, в которой приняли участие почти все ведущие художники Сибири. Одновременно с ее открытием начал работу 1-й съезд сибирских художников.
Эти два интереснейших события получили большой резонанс в культурной жизни Сибири. Впервые художники обширного района страны, собравшись вместе, могли поговорить о дальнейших путях развития своего искусства, обсудить вопросы направления, которое бы лучше отвечало интересам советского народа, праздновавшего в том году десятилетний юбилей Октябрьской социалистической революции.
Вопросы единого направления, новых форм в искусстве в то время не были праздными. Скорейшее разрешение их, выработка единого творческого метода, стиля, направления была животрепещущей необходимостью, которая должна была упорядочить неразбериху, царившую в искусстве тех лет. В частности, съезд должен был принять важное решение — присоединиться ли к АХРР (Ассоциация художников революционной России), объединившей в своих рядах художников, стоявших на реалистической платформе и признавших идейность и партийность искусства, или остаться на позициях идейного и организационного разброда.
Горячо обсуждались участниками съезда проблемы создания художественного музея в Сибири, профессионального образования и другие. Кратко остановимся на некоторых наиболее выразительных выступлениях, обрисовывающих общее состояние искусства Сибири и пути его дальнейшего развития, а также на выступлениях, связанных с творчеством Н. И. Чевалкова, который представлял на съезде искусство Горного Алтая.
Вот фрагмент из доклада художника М. М. Черемных: «Если Сибирь на 90% не исследована, то она не зарисована на 99,99%. В живописи больше звучит Алтай... Путь художника в Сибири такой же, как путь ученого и писателя. Это путь исследователя...»6
Художник П. Вощакин, выступивший с большим докладом, говорил: «... у Сибири, в силу ее климатических и географических данных, есть только ей присущие, ценные для художника черты. Этого мы не должны забывать, это, наоборот, нужно выявлять, отображать. Этот материал, художественно использованный, сделает его оригинальным, самобытным, богатым художественными образами... Мы должны идти через сибирское содержание в современной форме»...7
Пожалуй, выступление П. Вощакина является наиболее характерным для съезда. Мастера сибирского изобразительного искусства стремились прежде всего отобразить художественную самобытность своего края. В этом плане произведения, привезенные алтайским живописцем, оказались в фокусе внимания художественной общественности и зрителей. Продолжая линию П. Вощакина, красноярский художник В. П. Петраков сказал: «Художникам надо работать в более близкой среде. Нужно вытягивать художников нацменьшинств, выявлять их силы. Чевалкова мы должны беречь, не выдергивать его сюда, а создать ему там возможность работать свободней и больше...»
Любопытное замечание о творчестве алтайского живописца сделал новосибирский художник А. Иванов: «Чевалков интересен тем, что не только застрял на сибирской тематике, а знаком с западным искусством. Высокая техника, плюс любовь к Сибири. Он по происхождению алтаец, т. е. по природе созерцатель. Это отразилось в его работах...»8
Интерес представляет выступление писателя В. Я. Зазубрина от имени журнала «Сибирские огни». Обращаясь к художникам по поводу выставки, он сказал: «Вы же выставлялись в Сибири в масштабе края только впервые за время Советской власти. Первая встреча с художниками вышла удачной: 2000 зрителей за 2 дня — это колоссально! Это говорит о том, что у художника есть зритель и что художник признан».9
6 Копылов. На перевале. «Сибирские огни» 1927 г. № 3. Материалы 1-го съезда Сибирских художников.
7 Там же.
8 Там же.
9 Там же.
Выступил на съезде и Чевалков. Его рассказ наглядно иллюстрирует ту обстановку, те трудности, которые приходилось преодолевать зарождавшемуся искусству.
«Художнику в Ойротии очень одиноко. Нас двое — Гуркин и я. Гуркин сейчас почти не работает, я ... с трудом. Мы живем далеко друг от друга. В Улале я устроил маленькую выставку, вход бесплатный, публика не шла, почти насильно загоняли, и нынче на выставке не больше было... Я работаю в школе. Большинство детей— алтайцы, есть и русские... У Гуркина идея — на 25 человек детей студию открыть. Я поддерживаю. Мне нравится идея Надольского — керамическая мастерская. Очень нужная вещь... Через два года мы поразим своей продукцией, если открыть мастерскую». Участие в работе съезда и в выставке дали многое алтайскому художнику. Он познакомился со многими собратьями по искусству, а с некоторыми из них завел тесную дружбу, так необходимую ему. Особенно большое значение для творческого роста Н. И. Чевалкова, расширения его изобразительного диапазона, имело сближение его с группой художников, объединившихся вокруг журнала «Настоящее».
Среди разнообразных периодических изданий, существовавших в Сибири в 20-е годы, чуть ли ни ежедневно возникавших, как грибы после дождя, и лопавшихся, как мыльные пузыри, иногда сразу же после своего первого появления на свет, — журнал «Настоящее» отличался тем, что сумел собрать вокруг себя группу интересных, по-настоящему талантливых сибирских художников, преимущественно графиков, таких как, Т. Ликман, А. Заковряшин, С. Ликин, В. Анисимов, А. Емельянова и другие, которым журнал был обязан высоким качеством своего художественного оформления.
Об общей идеологической концепции журнала в вопросах литературы и изобразительного искусства, а именно этим проблемам он и посвящался, можно судить по заявлению, сделанному художниками «Настоящего» в одном из первых номеров. «Сознательное подчинение специфических задач искусства целям и задачам рабочего класса мы противопоставляем сюсюканию о вечной красоте, общечеловечности и нетенденциозности искусства. Все формы искания должны быть направлены к тому, чтобы с наибольшим эффектом обслуживать массовые орудия т. д.»10...
10 От художников «Настоящего». «Настоящее», Новосибирск, 1927 п № 6—7.
В своей творческой практике художники «Настоящего» следовали, в основном, второй части своего заявления. И в этом они добились заметных успехов.
Судя по оформлению издания и произведениям, опубликованным на его страницах, можно сказать, что искания графиков журнала были достаточно серьезными, а природная талантливость и развитый художественный вкус позволяли им создавать вещи высокого художественного звучания.
Художники «Настоящего» составляли в то время одно из самых интересных явлений сибирского изобразительного искусства. Недаром без учета творчества таких художников, входивших в объединение, как В. Анисимов, А. Заковряшин и других, трудно представить историю становления развития сибирской графики, в частности линогравюры.
С художественным коллективом журнала был связан и Н. И. Чевалков. На его страницах он опубликовал несколько своих графических работ, писем. Возможно даже, что этот контакт, с коллективом «Настоящего» положил начало освоению Чевалковым техники линогравюры, которая позднее, наряду с живописью, стала ведущей линией в его творчестве.
Современники художника: ученики, родственники, коллеги по искусству, наконец, просто знакомые люди, знавшие Н. И. Чевалкова, в один голос утверждают, что он исключительно много работал, много писал, он вел дневники, писал статьи в газеты и журналы, сочинял глубокие по чувству и искренности письма, откровенные до самообнажения. В них он как бы препарировал себя, свой труд, свое призвание. Но это не было интеллигентским самобичеванием, пессимистическим нытьем, жалобой на непонимание окружающих и жизненные затруднения. Ни в коем случае. Его немногие сохранившиеся документы, в особенности письма, далеки от позы и говорят нам о страстном стремлении художника найти истину, правду искусства, найти себя и свое место в нем. Эти документы рисуют нам Н. И. Чевалкова человеком тонкого духовного настроения. Эмоциональный, остро реагирующий на все, он в то же время отличался упорным и непоколебимым характером в достижении своих целей.
Интересно привести описание внешности художника, записанное несколько лет назад новосибирским искусствоведом Павлом Муратовым (кстати сказать, первым исследователем, открывшим Чевалкова после многолетнего забвения) со слов старейшей сибирский художницы Н. Н. Нагорской.
В беседе с Муратовым она сообщала: «Внешность Николая Ивановича была не художественная: большая голова, нескладное туловище, слабые руки. Впечатление производил болезненное. Но говорил он красиво и всегда точно. Слушаешь его и удивляешься: где живет этот человек, в Москве или в глухом алтайском поселке? Откуда у него эти красивые мысли, так хорошо высказанные?.. Очень умно и содержательно говорил, — добавила старая художница, — из него получился бы свой алтайский Рерих, если бы его талант мог развиться...»11
Мог бы получиться! Этим многое сказано. Значит, были у Н. И. Чевалкова качества, которые при надлежащем развитии могли со временем, не скажем сравнять его, но хотя бы приблизить к Рериху, этому гиганту интеллектуальной живописи, чье творчество представляет собой одно из самых интересных и значительных явлений мирового искусства XX века.
Этим сравнением Н. Н. Нагорская подчеркивала одухотворенность произведений Чевалкова, народность их, не простое стремление художника правдиво показать внешний мир, но и выразить его внутреннюю духовную сущность, выразить средствами живописи большие философские мысли.
Эти особенности творчества Чевалкова замечала не только Н. Н. Нагорская. Вот что писал о его работах Г. Эфендиев в журнале «Искусство»: «Чевалков — молодой художник, не получивший специального образования... Идеализации природы он противопоставляет красочное, несколько обобщенное, но реалистическое понимание ее, используя яркость цвета алтайского народного орнамента. В его работах много специфических национальных черт. Красочность его картин является отражением окружающей природы...»12
11 П. Муратов. Художник Чевалков, «Сибирские огни», 1962 г. № 1, стр. 155—157.
12 Г. Эфендиев. О художественной культуре Ойротии. «Искусство». 1936, № 4.
В самом деле, рассматривая сейчас немногие сохранившиеся произведения Н. И. Чевалкова, несмотря на их профессиональное, техническое несовершенство, поражаешься серьезности творческих задач, которые каждый раз ставил перед собой художник. Любой этюд, каждая работа были для него связаны с глубоким размышлением о жизни.
В 30-е годы художник, следуя общей тенденции развития советского искусства, начинает пересматривать свои творческие принципы. Снова начинаются мучительные поиски новых форм выражения. В эти годы он много работал над портретами, без устали писал этюды, наблюдал. Сочинял множество различных композиций, все более и более удаляясь от символических загадок и отвлеченных идей, свойственных ранним работам, к отображению более реальных и конкретных проблем времени. Художник стремится подчинить свое искусство задачам строительства социализма в Горном Алтае, сделать его острым идейным оружием, которое помогало бы бороться с пережитками прошлого, звало вперед, было боевым и актуальным. Возможно, именно эти задачи заставили Н. И. Чевалкова обратиться к графике, в частности к линогравюре, как технике более удобной и оперативной, дающей возможность тотчас же Откликаться на любые злободневные проблемы современности. Очень много времени он посвящает работе в периодической печати, участвует в оформлении первых книг и учебников на алтайском языке.
С его именем связаны также организация и лучшие достижения Ойрот-Туринской художественной школы, сыгравшей заметную роль в культурной жизни области предвоенного десятилетия. Без преувеличения можно сказать, что в течение всех 30-х годов, вплоть до Великой Отечественной войны, школа была художественным центром области, именно она формировала и определяла развитие всего изобразительного искусства Горного Алтая. И не удивительно, ведь рисунок и живопись в этом учебном заведении преподавали Г. И. Гуркин и Н. И. Чевалков. Большие надежды подавали ученики школы — скульптор из Кош-Агача Ярымка Мечешев, графики — резчик по линолеуму Г. Бекин, исключительно способный орнаменталист и иллюстратор алтайского эпоса А. Каланаков, живописцы А. Бодунов, А. Таныш, Н. Шагаёй и другие.
К сожалению, до нас почти не дошли документы о школе, произведения ее учеников, если не считать нескольких деревянных скульптур Я. Мечешева, сохранившихся в музеях Горно-Алтайска и Барнаула, ряда книг, оформленных А. Каланаковым и нескольких живописных этюдов из собрания Горно-Алтайского краеведческого музея.
Пожалуй, некоторое представление об учениках школы, разумеется, самое общее и только о графиках, может дать коллективный альбом линогравюр, созданный учениками и преподавателями школы к празднованию 10-летия Горно-Алтайской автономной области в 1932 году. Конечно, техническое выполнение альбома не отличается высоким качеством — линогравюры оттиснуты на оберточной бумаге ручным способом. Не всегда высок и профессиональный уровень произведений, вошедших в него. Это и понятно: кроме Н. И. Чевалкова, ни один из авторов не имел еще опыта работы с этой графической техникой.
Важно другое. В альбоме нашел свое выражение определенный момент истории алтайского народа, пробуждение его к новой жизни, к знаниям, к культуре. В этом смысле альбом знаменателен. Он выполнен людьми первого поколения освобожденного народа.
Инициатором, идейным и художественным руководителем альбома был Николай Иванович Чевалков. Именно он предложил своим ученикам сделать к юбилею области свой художественный подарок.
Бывшие ученики школы, сейчас старейшие художники Горного Алтая: А. А. Таныш, Л. Г. Сухов, племянник Николая Ивановича П. С. Чевалков, — также принимали непосредственное участие в составлении альбома. Они отмечали, что предложение педагога сделать к юбилею области особый подарок было встречено учениками с огромным воодушевлением.
За работу принялись сразу. Не было подходящей бумаги, линолеума для оттисков. Но после долгих поисков решили и эту проблему — нашли оберточную бумагу, более или менее подходящий линолеум.
Днем делали эскизы. Ночами печатали оттиски, с нетерпением ожидая появления свежих, пахнувших краской листов со своими произведениями.
Несмотря на технические и профессиональные огрехи, альбом несет в своем содержании печать эпохи. Это своеобразный художественный рассказ о времени. Из общего числа работ обращают на себя внимание динамичные, обобщенные до гротеска образы талантливого графика Г. Бекина, пейзажные и жанровые листы А. Таныша и А. Каланакова. Несколько листов альбома — титульный лист, начала разделов и портрет В. И. Ленина выполнил Чевалков.
Очень часто в 30-е годы рисунки Чевалкова можно было встретить в периодической печати. В противовес ранним увлечениям эти работы— путевые рисунки, наброски, линогравюры, живописные произведения — целиком натурные, посвящены самым простым житейским мотивам. Особенно он увлекается романтикой строительства новой жизни на Алтае.
«В загсе», «Ликвидация неграмотности», «Алтаец-охотник», «Секретарь сельсовета», «Колхозник ойрот», «На съезд» — вот основные произведения, созданные художником в 30-х годах. Для него как бы расширяются границы реализма, он начинает понимать всю безграничность и жизненность этого метода, все многообразие его проявления. Он понимает, что в то же время реализм предъявляет большие требования к его художественному мастерству. Как и раньше, он много работает над собой, много ездит по области.
Так, в 1930 году Н. И. Чевалков вместе с Л. Г. Суховым, впоследствии одним из учеников художественной школы, по командировке облоно совершает месячную поездку по районам области. Во время поездки внимание художника привлекают изменения, происходящие в жизни алтайского народа. Внимательное и постоянное изучение жизни трудящихся области вдохновляет его на большие замыслы.
В 1936 году, готовясь к 20-летию Советской власти, Н. И. Чевалков задумал написать цикл исторических работ о прошлом и настоящем Горного Алтая, в частности, картины «Социалистическая Ойротия» и «Счастливая зажиточная жизнь ойрота-колхозника».
Одна из картин цикла «Зайсанский суд» (она находится в постоянной экспозиции Горно-Алтайского краеведческого музея), написанная в то время, выполнена красиво и очень живописно, но в ней не совсем ясно выражена идея суда. Очевидно, картина мыслилась как составная часть определенной серии о дореволюционном прошлом Алтая, но может быть, в ней выразились и рецидивы старой болезни — преувеличение чисто живописной, красочной стороны произведения.
К сожалению, выполнить свой замысел полностью Н. И. Чевалкову не удалось. Отправившись в творческую командировку в с. Кош-Агач, художник заболел, перенес операцию, а через несколько месяцев умер. Это случилось 10 марта 1937 года.
Следует отметить, что автор не ставил своей задачей дать исчерпывающее исследование творчества и педагогической деятельности Николая Ивановича Чевалкова, одного из зачинателей алтайского советского изобразительного искусства. Однако даже на основе краткого анализа его творчества можно утверждать, что роль и значение его художественной деятельности не ограничивается только рамками алтайского искусства. В истории культуры советской Сибири его имя стоит в ряду тех, кто был свидетелем и непосредственным участником становления ее изобразительного искусства.
Кроме того, многие живописные искания Н. И. Чевалкова, в частности, его стремление использовать живописные традиции декоративного искусства алтайского народа, достижения художника в области графики, особенно линогравюры, небезынтересны и в наши дни и многое могут дать современным алтайским художникам в их поисках национального стиля.
Автор надеется, что данный очерк воскресит самобытные искренние произведения Н. И. Чевалкова, образ его самого в памяти тех, кому привелось знать художника и видеть его творчество, познакомит с его творчеством тех, кто не знал его раньше. Автор надеется, что все это даст толчок к дальнейшему изучению жизни и творчества замечательного алтайского художника.
В. Эдоков.
(Ученые записки. Выпуск девятый. г. Горно-Алтайск, 1970)
Ссылка на сайт обязательна!