Верх-Уймон
- Информация о материале
Верх-Уймон — одно из самых старых сел Усть-Коксинский района. Это первое русское село в Уймонской степи. Оно расположено на правом берегу Катуни на высоте 960 м над уровнем моря. Расстояние от районного центра с. Усть-Кокса -12 км.
Туристское значение
Верх-Уймонский Школьный Краеведческий Музей
Государственный музей-заповедник им. Н. К. и Е. И. Рерихов
Достопримечательностью с. Верх-Уймон являются дома, построенные из листвяги и пихтача по заветам старины с соблюдением лунных циклов в XIX-начале XX вв., некоторые из них сохранили росписи народной умелицы Агашевны. Это про нее говорил Н. К. Рерих: «И лекарь, и травчатый живописец, и письменная искусница. Распишет охрой, баканом и суриком любые наличники. На дверях и на скрынях наведет всякие травные узоры. Посадит птичек цветистых и желтого грозного леву-хранителя... Такая искусница». Ее росписи можно также увидеть в Государственном музее-заповеднике им. Н. К. и Е. И. Рерихов в Верх-Уймоне и Музее изобразительных и прикладных искусств г. Барнаула.
В с. Верх-Уймон - два музея: Государственный музей-заповедник им. Н. К. и Е. И. Рерихов, филиал Национального музея Республики Алтай им. А. В. Анохина и Верх-Уймонский школьный краеведческий музей.
В 5 км от села, ближе к горам, находится турбаза «Верхний Уймон».
На западной окраине села расположен могильник, состоящий из 50 слабозадернованных, сложенных из камня курганов. Могильник относится к гунно-сарматской культуре, сформированной на Алтае к концу III в. до нашей эры. На восточной окраине села имеются памятники более ранних периодов истории. Предметы из раскопок, производившихся в Верх-Уймоне археологами и студентами Горно-Алтайского государственного университета, можно увидеть в экспозиции музея-заповедника.
Топонимика
Как считают алтайцы, слово «уймень» - привнесено в эти места русскими и, скорее всего, истоки его гнездятся в старославянском наречии. Долина же у алтайцев назвалась не Уймонской, а Кюксу. Множество истолкований значения слова «Уймон» создают полную путаницу. Одна из версий – то, что Уймонская степь называется по имени жившего здесь ранее калмыка Уймона, а имена трёх сыновей его – Сахсобой, Тентерек, Шеверек – носят окрестные урочища. Некоторых устраивает перевод как «шея коровы», других — «коровья кишка», третьих – «десять моих мудростей», четвёртых – производная от слова «уйма». Поиски не закончены…
Природа и природные богатства. Из Верхнего Уймона рукой подать до живописных горных громад Катунского хребта, в нижних своих частях сплошь покрытых густым хвойным лесом. Селение отделено от гор довольно широкой долиной, летом совершенно выжженной солнцем и вытоптанной скотом. Отсюда идет подъем к бывшим асбестовым копям. Туда вела в начале XX века порядочная колесная дорога в густом хвойном лесу.
В 1908 году на Батумском месторождении асбеста, находящемся недалеко от деревни Верхний Уймон, работала небольшая сортировочная фабрика.
Лес состоит из лиственницы, пихты и ели, с примесью осины и берёзы. Подлесок образован, главным образом, таволожкой, жимолостью с синими ягодами и шиповником. Изредка встречаются рябина и ива. Кусты и деревья нередко обвиты княжником. Местами деревья расступаются, образуя более или менее широкие поляны. Большетравье вполне скрывает человека в своем зелёном полумраке. Выше других трав выносят синие кисти своих цветов огромные, саженной высоты, шпорники или дельфиниумы, желтые и грядно-фиолетовые акониты, бледно-желтые мытники, белые шляпки зонтичных. За ними тянутся и другие травы.
Подъем все выше и выше. Начинают попадаться кедры. Около копей они уже стоят сплошной темно-зеленой стеной. Но вот и кедрач начинает редеть. Но травянистый покров уже несколько ниже; и среди чисто лесных трав начинают попадаться растения, не встречавшиеся раньше. Таковы: горная ромашка, альпийский зопник, огромные, невольно бросающиеся в глаза, корзинка маральего корня, один из видов соссюреи с широкими листьями и другой — соссюрея Фролова, куртинка прелестной троецветки. Такой луг может быть назван субальпийским. Он характеризуется более низким травостоем и примесью некоторых растений, не встречающихся на типичных лесных или таежных лугах (от 15 до 40 проц. альпийцев).
История
Первыми поселенцами Алтая были так называемые «каменщики» (см. также в ст. Нижний Уймон). Начиная с 60-х годов XVIII века они расселились по рекам Бобровке, Язовой, Тихой и другим притокам Бухтармы. Положение беглецов было опасным. За ними не раз посылались царскими властями военные команды. Приходилось скрываться, оборонять ущелья, через которые могли проникнуть правительственные отряды. С другой стороны, нужно было защищать свои селения от цинских властей и набегов живших по соседству кочевников.
Исследуя материалы рукописей старожила с. Мульта Тимофея Филипповича Бочкарева, историк Н. И. Шитова полагает датой основания Верх-Уймона как приблизительно 1731 год.
В 80-х годах XVIII века отношение царской администрации к «каменщикам» меняется. Их начали рассматривать не только как беглых, а, следовательно, в глазах властей — преступников, но и как первопоселенцев, обживающих новую территорию и тем облегчающих ее окончательное закрепление за Россией.
В 1790 году «каменщики» обратились с просьбой легализировать их положение и согласились «платить какую-либо подать или другим образом быть полезными». Они обещали показать места для прокладки новой военной линии на Бухтарме и выставить до 300 вооруженных людей в распоряжение русского военного командования.
15 сентября 1791 года был издан указ о «прощении» «каменщиков» и разрешении им либо переселиться в глубь России, либо выйти из ущелий, где они в силу своего нелегального положения вынуждены были жить, в долину Бухтармы и там поселиться.
Летом 1792 года на Бухтарму были посланы землемер Сергеев для описания и определения мест для земледелия и унтер-шихтмейстер Феденёв для описания новой территории и переписи «каменщиков». Феденевым было найдено 20 населенных пунктов и в них 166 душ мужского и 57 женского пола. Позднее установили, что всего у каменщиков было 30 населенных пунктов и в них принятых в подданство 250 душ мужского и 68 женского пола.
Часть «каменщиков» ушла в горы, к рекам Катуни и Коксе. Там возникли первые русские деревни Верхний Уймон и Кокса. Из указа Томской Казенной Палаты от 7-го декабря 1836 г. Алтайскому волостному правлению видно, что крестьянин Семен Андреев Черепанов, о побеге которого идет речь, "был занесен в деревню Верх-Уймонскую во чреве матери до 1792 г.".
Лучшим доказательством того, что большинство населения Уймона были бухтарминцы, является то обстоятельство, что в числе прозвищ уймонцев были: Огневы, Блиновы, Затеевы, Атамановы и другие чисто-исторические бухтарминские прозвища.
Bеpa раскольников была платформой для их общественного единения и стоической борьбы с новшествами, но одной её было недостаточно для упрочения русской жизни в дикой азиатской среде. Повседневные запросы жизни требовали более определенной формы житейского строя. Жизнь звероловов и бродячих промышленников не удовлетворяла русских сектантов, и, наряду с исканиями безопасных мест для свободного исповедания своих верований, они искали и удобной земли, где можно было бы начать оседлую земледельческую жизнь.
Вероятно, когда, пройдя Катунские «белки», пионеры колонизаторы поднялись из «Крутого Сугаша» на последнее седло перед «Околом» и увидели широкую равнину, примкнувшую к левому берегу Катуни ниже реки Коксы,— они обнажили головы и с чувством великой радости спустились с высоты на ныне роскошные Уймонские степи.
Но, несомненно, что эти чистые и возделанный теперь поля были покрыты тогда дремучей тайгою и непроходимыми трущобами. И лишь богатырские усилия россиян, их настойчивость и «беспрерывная борьба» за хлеб—победили лесную стихию. Теперь, через сто с лишком лет, долина Катуни у устьев Терехты и Кастахты превратилась в благословенный и плодоносный край, населенный суровыми ширококостными «ясашными».
В конце XVIII столетия на устье р. Аргуте или Архыта – правого притока верхней Катуни – жил Гаврило Сергеевич Бочкарёв с тремя сыновьями и дядей, имея всё «обзаведение» - дом, мельницу, пашню и проч. Пришёл он туда, чтобы укрыться от религиозных преследований, как принадлежащий к старообрядству, для чего Аргут и его долина в то время могли служить хорошим убежищем.
Гаврило Бочкарев был одним из первых пустынников в долине Катуни. Жил он в страшном ущелье реки Аргута совершенно один... Предание повествует, что Гаврило Бочкарев снял рожь, копая землю деревянной лопатой, был богатырского сложения и обладал громадной силой. Находясь в дружбе с соседними калмыками, он будто бы первый уговорил некоторых из них платить дань белому царю, после чего Гавриле были присланы от казны железные крючья для дверей, топор и соха. Кто и откуда был Гаврила Бочкарев, предание умалчивает...
В конце столетия, вследствие разошедшихся слухов о скрывающихся по Аргуту, Бочкарёв нашёл более для себя удобное «объявиться» русским властям, а затем, по их требованию выселиться в долину р. Катуни, на так называемую Уймонскую степь.
Манифест, которым был помилован Бочкарёв, состоялся, по-видимому, в самом конце столетия, при императоре Павле I, а селение же основано получается в 1792 году. В действительности Бочкарёв был помилован около 1800 года.
Сопоставив всё, что известно, Бочкарёв появился в этих местах уже после основания поселения. К сожалению, версия о родоначальнике Бочкарёве довольно прочно укоренилась в различные воспоминания и истории основания. Как бы то ни было, Гавриил Бочкарёв был яркой личностью, вожаком, если сумел вытеснить из воспоминаний людей в будущем первых основателей села.
По объяснению уймонца Семиона Огнева, которому во время переписи 1897 года было 90 лет, «Гавриил Бочкарёв был беглый, проживал со своим семейством на Аргуте да на Чулышмане – всё переходил с места на место, а потом, что начальство дозналось о нём, и объявился»…
Бочкарёв и его родственники с их семьями были приняты в подданство в качестве оседлых инородцев. Впоследствии, как отмечено в описаниях основания селения, к Бочкарёвым «по приёмке» приселились с верховьев р. Бухтармы Нагибины, Саватеевы и другие такие же «русские инородцы», как и Бочкарёв, также старообрядцы. Если вспомнить, что переселение из Бухтармы в эти места происходили в 1892-1893 гг., а Бочкарёв перешёл в «оседлое» состояние около 1800 года, то можно рискнуть предположить, что не к Бочкарёву, а он приселился к Нагибиным и Саватеевым.
В Верхнем Уймоне и выделенных им впоследствии многочисленных селениях – заимках и население принадлежало к различным толкам безпоповщины.
По сообщению А. Бунге, бухтарминцы и Гавриил Бочкарёв «первое время жили под зайсаном», т.е. в административном отношении были подчинены родовому управлению алтайских калмыков.
С 1824 года, по определению ясачной комиссии, уймонцам было дано собственное управление, как оседлым инородцам, и из них образована самостоятельная Уймонская инородная управа, к которой были причислены д. Усть-Кокса, заселённая выходцами из Кузнецкого уезда, и Катанда – селение новокрещёных на той же степи.
В 1826 году по сообщению немецкого ботаника Карла Христиана Фридриха Ледебура, деревня насчитывала 15 изб, в которых жили крепкие зажиточные семьи: «Крестьяне живут в очень большом достатке. Держат помногу скота, да и охота приносит большую добычу. Жители этой деревни мне очень понравились. В их характере есть что-то открытое, честное, уважительное, они были очень приветливы».
В 1859 году в деревне Верх-Уймонская Уймонской инородной управы было 45 дворов, в которых проживало 131 мужчина и 155 женщин.
С 1860-х годов началось расселение из Верхнего Уймона; селились по речкам, впадающим в Катунь. Из Верхнего Уймона выделились заимки, некоторые впоследствии ставшие деревнями: Горбунова, Терехта, Бузулай, заимки по речкам Околу, Песчаная, Щелкина, Гагарка, заимки Чернова, Сыксабай и Шугаш.
Расселение верх-уймонцев продолжалось и далее. Так образовались некоторых деревень: Баштала возникла в 1875 году, а Кастахта – половине 80 годов.
В 1878 году в Н.М. Ядринцев пишет: «В деревне Верхне-Уймонской находится ныне 80 домашних маралов (30 самцов, 20 самок, 18 подростков и приплод в 1877 году – 12). В Уймоне есть маральник на 100 маралов в три отделения по 50 аршинов ширины каждое, маралов для обновления корма перегоняют из одного пригона в другой. Такие маральники способствуют лучшему питанию животного, отчего у него растут рога большого размера и являются лучшего качества, но такие маральники, давая более простора животному и, подходя к условиям его дикой жизни, менее способствуют его приручению. Мараловоды преимущественно устремляют внимание не столько на приручение марала, сколько на содержание и получение с него рогов как наиболее выгодный для себя промысел».
В 1882 году Верх-Уймонская насчитывала 74 двора. В ней находилась инородная управа и хлебный магазин.
Калмыки в те времена занимались хлебопашеством, сенокошением и промыслами. Отношения между этими алтайцам и русскими не всегда были хорошими и ровными. Из объяснений как тех, так и других видно, что в занимаемой в то время калмыками местности они давно жили, но границы их землепользования, если только можно говорить в данном случае о границах, были значительно шире: не восходя к более давним временам, они были шире ещё в прошедшем десятилетии.
В 1885 году жители Верх-Уймона силою разломали калмыцкую поскотину и произвели свои посевы на их пашнях.
Сами оседлые инородцы, что произвели захват, объясняли своё вторжение на калмыцкие земли весьма просто. Уймонские пашни находились значительно ниже, чем калмыцкие, на открытом месте, почему в половине восьмидесятых годов хлеба несколько раз подвергались вымерзанию; между тем калмыцкие пашни, хотя и выше лежащие, но хорошо защищаемые с севера горами, этому не подвергались. Этого обстоятельства было достаточно, чтобы произвести захват калмыцких земель.
Дело не обошлось без серьёзного столкновения, которое было улажено в 1886 году при участии земского заседателя г. Лучшева, который калмык и верхнее-уймонцев «привёл к соглашению», о чём был составлен акт.
По этому акту, как говорят калмыки и верх-уймонцы, калмыцкая поскотина была отнесена выше прежней, причём местность, занятая дер. Горбуновой, была признана принадлежащей калмыкам. Ни горбуновцы не двинулись впоследствии с этого места, ни захваты не прекратились: они производились с той же последовательностью и настойчивостью, с какой производились и ранее, после того, как верх-уймонцы распахали свою первую полосу на левой берегу р. Катуни.
В 1888 году переселился из дер. Усть-Коксы один инородец из русских, который ознаменовал свою жизнь на новом месте не только захватом земель, которыми пользовались калмыки, но рядом и других поступков, которые не могут быть названы иначе, как самоуправство и насилие: он сжёг 160 сажень калмыцкой поскотины и распахал чужие земли; его сын обрезал одному слепому калмыку косу, что считается весьма тяжким оскорблением, и т.д.
Несмотря на то, что суд инородцев Верх-Уймонской управы приговорил помянутого инородца к уплате за косу 3 рублей, а за сожженную поскотину обязал его загородить 80 сажень, он не сделал ни того, ни другого.
Благодаря таким отношениям между алтайцами и верх-уймонцами, создалась черезполосица, что также не способствовало разрешению всех тех недоразумений, какие возникали между той и другой стороной на почве землепользования. Восемь аилов жило даже в самой деревне Верх-Уймонской, но уймонцы им не давали сенокосного лугового пайка, хотя в несении всех повинностей они участвовали наравне с самими уймонцами.
Главное средоточие оседлых инородцев – Уймонская инородная управа, состоящая из двух селений – Верхнего Уймона и Усть-Коксы, выделившихся ряд заимок, которые в свою очередь развились в целые деревни. Бедностью следует объяснить, что нередко алтаец-кочевник, сознавший преимущество русской сохи или плуга, вместо того, чтобы приобрести себе дорогостоящее орудие, обращался к русскому соседу или к оседлому инородцу, имеющему соху, и нанимал его посеять ему нужно количество земли, за что уплачивал ему деньгами или личным трудом, продуктами лесных промыслов и проч.
В 1889 году в Верхнем Уймоне, в 30 верстах от миссионерского стана, насчитывалось православных жителей 49, в том числе инородцев кочевых 47 и русских 2. Число грамотных (считая вместе раскольниками) – 32.
В селении жили чистокровные русские инородцы, составляющее Уймонскую инородную управу. По своему происхождению, внешнему облику и обычаям, это были русские люди, старообрядцы — стариковцы.
Все сословия обязаны были в те времена отбывать воинскую повинность и защищать свое отечество, но Уймонские псевдоинородцы мало того, что были изъяты от несения воинской службы сами, но и дети их незаконнорожденные, прижитые от матерей русских крестьян и не внесенные в полицейские метрические книги, следовательно долженствующие быть записанными, по закону, в семействах не отцов—инородцев, а матерей— крестьян, злостно укрывались от общей воинской повинности.
В 1893 году Верх-Уймон, относящийся к Сарасинской инородной управе, на правом берегу Катуни, насчитывал 90 крестьянских дворов. Население составляли 309 мужчин и 331 женщин.
4 февраля 1893 года, согласно распоряжения Кабинета Его Величества, переселенцы должны были уплачивать аренду. Между тем жители деревни Верхний Уймон просили о выдворении поселившихся самовольно на устье р. Терехты, что главное управление намеревалось послать межевщика для обмежевания земель, занятых переселенцами.
21 сентября 1894 года на прошения доверенных деревни Верхнего Уймона о выселении самовольно заселившихся переселенцев на устье реки Терехты, главное управление округа за № 19724 известило через Уймонскую инородную управу «о предположении командирования межевщика, почему и не может сделать распоряжения о выдворении переселенцев».
28 апреля 1895 года составлен запрос г. Бийского исправника за № 3694 о том: «выселять или нет по ходатайству инородцев деревни Верхне-Уймона самовольно поселившихся переселенцев на устье р. Терехты».
13 мая 1895 года главное управление Алтайского округа за № 9497 известило, что «хотя на образование Горбуновского заселка и не было дано разрешения, но и к уничтожению его в течение почти 20 лет никаких мер принимаемо не было, а потому полагается оставить их на занимаемой местности, с подчинением условиям аренды».
В 1895 году географ Вениамин Петрович Семенов-Тян-Шанский написал: «Старообрядческое население ее - потомки «каменщиков» - живет весьма зажиточно; высота места обусловливает нередко недозревание хлебов; зато мараловодство, охота и скотоводство дают им полное обеспечение. Табуны лошадей ходят лето и зиму в горах без пастухов, вырывая зимой траву из-под снега.
Живя вдали от населенных пунктов, жители Уймона поздно узнают то, что происходит за пределами их гор: так, например, в июле 1895 г. они еще не знали о кончине императора Александра III (умершего осенью 1894 г.). Население занимается также пчеловодством. На полях всюду имеется искусственное орошение посредством арыков. За последнее время в долины Уймона переселилось много православных переселенцев из России».
Перепись 1897 года помогает заглянуть в жизнь Верхнего-Уймона, что может помочь с разрушением многих небылиц о прошлом. Вот данные этого исследования:
Хозяйств 90 (62 дом, 96 изб). Население – мужчин 284, женщин 305. Число грамотных 30 мужчин и 8 женщин.
Не имеющих посева пять хозяйств. Засеяно десятин: 193,5 пшеницы, 105 овса, 62,4 ячменя, 108,5 ярицы.
Сенокосом пользуются 90 хозяйств. Поставлено 25040 копён сена.
Мелкого рогатого скота: 358 коз, 2859 овец. Рогатого скота: телят до 1 года – 469, нетелей – 404, 833 быков, 697 коров. Лошадей – 3375. Маралов: взрослых 72, молодых 11.
Не имело лошадей одно хозяйство. С одной рабочей лошадью два, с двумя рабочими лошадьми два. От 3 до 5 лошадей – 14, 5-10 – 39, 10-15 – 19, 15-20 – 4, 20-25 – 5, 25-50 – 3, 50-100 – 1.
С одной головой крупного рогатого скота два хозяйства, от 2-4 – 2, 4-6 – 8, 6-10 – 15, 10-15 – 18, 15-20 – 12, 20-25 – 12, 25-50 – 13, 50-100 –6, 100 и более – 2. Без мелкого скота –6, до 10 голов – 16, 10-20 – 19, 20-30 – 15, 30-50 – 13, 50-100 – 15, 100-150 – 3, 150 и более - 3.
Число хозяйств, имеющих пасеки, 38, количество колодок – 802.
Число хозяйств, занимающихся промыслами, – 53, количество занятых – 64 мужчины. Число душ, платящих казённую подать, 154.
В 1899 году поселение, относящееся к Уймонской инородной управе, включало три крестьянских и 87 некрестьянских дворов, 297 мужчин и 306 женщин. Количество удобной владеемой земли составляло 1200 десятин. В селе располагалась инородная управа и хлебозапасный магазин,
В конце XIX в. Верх-Уймон стал не только центром старообрядческой культуры, но и неофициальным управляющим центром (в отличие от формального административного центра в с. Катанда и с. Усть-Кокса). В архивном фонде Главного управления Алтайского горного округа хранятся рапорты старосты Уймонской инородческой управы Бочкарева в земельную часть управления, наглядно демонстрирующие влияние уймонцев при решении основных вопросов землеустройства.
В октябре 1902 года жители Верхнего Уймона Федор Черепанов, Савва Бочкарев и Игнат Чернов были преданы суду за «противодействие чинам землеустройства».
20 сентября 1903 года в акте комиссии Алтайского округа по землеустройству инородцев о рассмотрении проектов земельного и лесного наделов селений Уймонской инородной управы написано: «…Спорную землю около р. Кастахты между инородцами Верхнего-Уймона и д. Усть-Коксы комиссия единогласно постановила запроектировать в надел инородцев д. Усть-Коксы, вследствие заявления на соединенном сходе 14 сентября 1903 г. инородцев д. Верхнего Уймона и незначительности их пользования в спорном участке».
Естественно, что в виду этих событий, среди уймонцев пошел ропот, а потом выдвинулась и необходимость «искать свои права». Уверенные в своих правах, уймонцы избирают наиболее толковых мужиков и снаряжают депутацию в Петербург для отыскания там «своих правов».
Эта первая депутация состояла из Семена Филиппова Коробейникова, Карпа Федорова Черепанова и Власа Васильева Бочкарева. Но «дойти до царя» было не легко, и мужики - ходатаи стали искать иных путей. Посоветовали им, что надо сперва добиться приёма у цесаревича и великого князя Михаила Александровича.
— Так мы его, наследника-то, семь дней промышляли!.. — объясняли ходатаи Г. Н. Потанину, когда он в 1905 году был на Уймоне.
«Промышляли» они и у других высокопоставленных особ и добились, что в Кабинете их приняли, но сейчас же послали в министерство внутренних Дел, а оттуда опять обратно. Взад да вперед они «гоняли почту» дня четыре и не только ничего не добились, но и не знали, зачем ходили! Взяли обратно бумаги и ушли домой.
После этого они «удумали» искать свои права в литературе: засели на несколько дней в Публичную библиотеку и погрузились в чтение исторических сочинений, разных научных трудов и прочих тяжелых фолиантов. Один из присяжных поверенных взял 600 руб. за то только, что составил справку с указанием в ней некоторых советов и ссылок на законы.
Были и такие господа из маленьких министерских чинов, которые приносили к мужикам на квартиру какие-то старые бумаги и требовали значительных денег прежде, чем дать прочесть содержание этих бумаг.
Бумаги оказывались совершенно ненужными и не имеющими никакого отношения к данному делу.
Какой-то чиновник за приличную сумму составил черновик, но составил его, по выражению ходатаев, «предметами», так что никто не мог ни разобрать, ни понять его.
Словом, вышло так, что мужики-депутаты потеряли всякое доверие к «петербургским господам» и, приехав в Петербург вторично и в измененном составе стали искать «надежного заступника»...
В мае, после возвращения доверенных из Петербурга, верх-уймонцы стали собирать 3000 руб. для отсылки адвокату в Петербург. Из управы для этого адвоката были самовольно взяты «дела с ревизскими сказками 1834 и 1858 гг. и другими принадлежностями».
А пока вторая депутация в Петербурге искала заступника, уймонцы должны были сыграть печальную роль в печальном событии.
Дело в том, что слухи об отобрании земель стали совершившимся фактом, и явившиеся на Катунь чины землеустроительной партии потребовали от уймонцев принять надел по общей пятнадцатидесятинной норме.
Действуя по новым законам, пригласили «добросовестных» и отвели надел уймонцам по своему усмотрению, причем, помимо того, что им отмежевали только по 11 десятин, у них отрезали лучшие земли для соседних деревень, которым отдали и «арыки».
В надел уймонцев попали земли с каменной подпочвой, с непригодными для пашни местами, и при том отдельными небольшими клиньями.
Мало того, по инициативе крестьянского начальника Эртова, несогласие уймонцев принять надел до получения ответа из Петербурга было истолковано, как сопротивление властям, и 63 общественника были отданы под суд, причем в качестве зачинщиков привлечены были некоторые и из поехавших хлопотать в Петербург.
Всего зачинщиками признано было семь человек: Ипат Чернов, Дмитрий Огнев, бывший волостным старостой, Савелий Бочкарев, Федор Черепанов, Максим Бочкарев, бывший сельским старшиной, Родион Блинов и Семен Коробейников. Непременный член по крестьянским делам Томского губернского управления ходатайствовал перед губернатором о высылке всех перечисленных лиц из сельского общества. Они немедленно административным порядком были удалены из Уймона и высланы в Нарымский край.
Часть этих ссыльных клялась, что не знает, за что их постигла кара, так как не только никакого сопротивления они не оказывали властям, но и не видывали в глаза тех, кому будто бы сопротивлялись.
Томские губернские власти сочли требования верх-уймонцев незаконными. Мало того, неодобрение вызвало и решение землеустроительной комиссии о нарезке жителям Уймонской долины увеличенных по сравнению с законом наделов.
В Верхнем Уймоне насчитывалось на тот момент 90 дворов, в которых проживало 297 мужчин и 306 женщин, работали две торговые лавки. Становым приставом был коллежский регистратор Владимир Филиппович Бучинский, проживающий в селе Онгудай.
После высылки семерых из Уймона направляется в Петербург следующая, по счету третья, депутация, в состав которой входит Карп Черепанов и Фаддей Блинов (во второй раз, помимо Семена Черепанова, ездили Родион Блинов и Анисим Бочкарев).
Третья депутация едет уже не столько хлопотать о земле, сколько «вызволять из беды» сосланных товарищей.
Хлопотали по делу уймонцев несколько и настоящих адвокатов: петербургские присяжные поверенные Тришатный и Соколов и томские Вейсман и Михайловский. Последний приезжал даже в самый Уймон, но толку из этого, по словам уймонцев, вышло не много, хотя вознаграждение всех этих лиц обошлось свыше семи тысяч рублей.
11 апреля 1904 года из Коксы отправился в Уймон (Верхний – Е.Г.), в 16 милях, куда и попал вечером Самуэль Тёрнер, английский путешественник, коммерсант: «На почтовой станции мы встретили доктора, единственного на всю округу в радиусе 100 миль, хотя следует отметить, что сибиряки здесь болели крайне редко. У нас имелось письмо к процветающему купцу (торговцу) в Уймоне, г-у Ошликову (Ошлыков – Е.Г.). Но как оказалось, он жил в той части деревни (скорее всего, в Нижнем Уймоне – Е.Г.), которая находилась на другом берегу реки, протекающей по деревне. Поэтому мы решили навестить его утром, встретившим нас хорошей погодой. Термометр показывал 98°F на солнце (+37°С) и 40°F в тени (+4°С). Это было слишком жарко для середины апреля. Наш друг жил в доме, не похожем на сибирский. В нем имелись 2 прекрасные спальни с чистыми кроватями, что показалось нам даже роскошью. Г-н Оптиков, как и все наши знакомые, предупреждал нас об опасностях, которые могут встретиться на пути. Население Уймона насчитывало около 1000 человек».
Летом 1905 года в Верхнем Уймоне побывали исполняющий дела томского губернатора и член ОПТГУ Дуров.
22 августа 1905 года на основании их мнения, ОПТГУ отменило решение землеустроительной комиссии и постановило определить для всего русского податного населения Уймонской долины 15-ти десятинный надел.
20 июня 1906 года инородцам деревни Верх-Уймона на сходе в присутствии крестьянского начальника IV уч. Бийского уезда была вручена копия постановления Общего Присутствия за № 379, акт об объявлении не был составлен, так как постановление объявлено было населению крестьянским начальником через управу 18-го апреля 1906 года, о чем была расписка.
Сход инородцев деревни был полный и, узнав, что они были причислены к 6-ой Алтайской дючине, жители деревни постарались восстановить права кочующих инородцев и добровольно не соглашались на окончательно ограничение запроектированного им по 15-ти десятин на душу надела. Они попросили во исполнение его не приводить и объяснили, что на постановление это они намерены принести жалобы высшему начальству.
Об отказе крестьян от наделов, производитель работ и крестьянский начальник составили акты. При этом инородцы Верхнего Уймона отнеслись к постановлению безучастно.
Четвертая депутация, состоявшая из Карпа Черепанова и алтайцев калмыков Арыгымая и Джилки, пригласила из Петербурга присяжного поверенного Михаила Андреевича Соколова, который, поселившись в Барнауле, стал вести все земельные дела уймонцев единолично.
Г. Соколову удалось добиться только того, что томское губернское правление журналом от 21-го марта 1911 г. постановило ходатайствовать перед правительствующим сенатом о разрешении сделать в отводной записи добавление, что уймонцы могут пользоваться... арыками совместно с крестьянами деревни Горбуновой.
Что же касается ходатайств о самой земле, то они или остаются без рассмотрения, или без последствий, или о них нет на слуху, ни духу.
Сам же М. А. Соколов в письме к уймонцам от 16 октября 1910 г. из Барнаула, между прочим, писал следующее: «Я сам хорошо знаю, что для вас главное дело именно об этой земле. Но, как я уже говорил вам прежде, чем начинать дело об этой земле, необходимо собрать доказательства того, что земля эта была дана уймонскому обществу. Собрать же эти доказательства не так просто и легко, как вы думаете. Часть я собрал здесь в архиве, но этого недостаточно, так как все это, главным образом, относится к бухтарминским каменщикам. Надо еще посмотреть в архивах в Омске и Москве. Дело в том, что ваша местность находится за так называемой бийской казачьей линией, а было время, когда всеми землями за линией выдало военное начальство; старые же дела военного начальства находятся в Омске. Затем вашей местностью заведовала Кузнецкая канцелярия, дела которой переведены в Москву. Значит, если в архиве Кабинета в Барнауле нет следов об Уймоне, может найтись в других архивах. Да и в архивах дела находятся не так скоро. Вот, например, я до сего времени не могу еще получить ревизских сказок из томской казенной палаты, а знаю, что они должны быть там. Вот, поэтому и не беспокойтесь, что о горбуновской земле я не думаю. Я не хочу только начинать этого дела с голыми руками. Надеюсь, что теперь вы убедились, как вам могли сказать и бывшие у меня доверенные, что дело ваше не стоит, а все, что надо, делается».
В заключение г. Соколов просит «прислать деньги, если можно телеграфом!».
По словам «Речи», 11-го мая 1912 года в С-Петербургском окружном суде с участием присяжных заседателей слушалось два дела о бывших адвокатах, обвинявшихся в растрате. Бывший присяжный поверенный Соколов обвинялся в растратах 7.000 рублей, принадлежащих нескольким его доверителям. Растрату эту Соколов наделся покрыть из крупного гонорара по исковому делу, но не получил. Соколов призван виновным в растрате по легкомыслию и приговорен к трём месяцам ареста.
В 1911 году в деревне было 112 дворов, проживало 331 мужчин и 333 женщин, количество удобной владеемой земли 1091 десятин, две торговые лавки. Далеко славился печенинский сыр из Уймона.
Между тем земельная нужда в Уймонском крае становится все острее, и отношения между обитателями его запутывалось так, что их не в состоянии уже разобрать, кажется, и само начальство, которое своими распоряжениями впадало в серьезные противоречия.
Так уездный съезд крестьянских начальников Бийского уезда журналом от 20 января 1911 г. за № 57 по делу инородцев Хабаровых и Софронова постановил «право пользования землею, лежащей от дер. Верхний Уймон по правую сторону Катуни, от Луковой Сопки признать и утвердить за Хабаровыми и Софроновым».
В то же время другое начальство, старший лесничий Алтайского района, г. Андреев от 27 июля 1911 г. в официальном сообщении своем разъясняет: «район калмыцких стойбищ был определен в 1831 году, и тогда же была составлена и проложена на карте граница стойбищ. Граница проложена по левому берегу рек Катуни и Коксы. Правобережье никогда не считалось и не предназначалось для кочевий калмыков. Что касается Хабаровых, то они, отказавшись от принятия надела в деревне Кайтанак, не могут претендовать на отвод им наделов в любом месте».
По этому поводу население говорило:
— Какому начальству верить и сами не знаем...
После свержения самодержавия
По данным 1917 года, самыми зажиточными в Верхнем Уймоне были семьи: Варфоломея Семеновича Атаманова (до 240 голов скота), Власа Вавиловича и Наума Вавиловича Бочкаревых (до 300 голов скота у каждого), Пимена Чернова (до 400 голов скота).
В 1918 году Верх-Уймон выделился в самостоятельную волость и присоединился к Каракоруму. На этой почве возникли столкновения с Усть-Коксинским волсовдепом, во главе которого стоял Родион Железнов. Зажиточные крестьяне Верх-Уймона, не рассчитывая на собственные силы, направили в Каракорумскую управу «доклад» с просьбой прислать карательный отряд и наказать «коксинских узурпаторов» как «вредных людей», вставших во главе Усть-Коксинского волсовдепа «от кучки солдат». Размежевание сил шло не по национальным признакам, а по классовой принадлежности. Трудящиеся массы, как русские, так и алтайцы, сплачивались вокруг Советов; баи, кулаки, торговцы тянулись к окружной управе.
17 октября 1920 года в деревне Верхний Уймон спровоцирован единственный кулацко-эсеровский мятеж, который на другой же день был ликвидирован. Правда, путем мобилизации в селах Верхний Уймон, Нижний Уймон и Терехта мятежникам удалось организовать отряд до полсотни человек. Были написаны воззвания с тем, чтобы к ним присоединились и другие села Уймонской долины. Однако в результате решительных действий отряда местных комячеек мятежники были рассеяны, несколько участников арестовано.
В октябре 1921 года в Уймонском волисполкоме в составе Верх-Уймонского сельского волисполкома зафиксировано 1272 человек, из них 51 калмык. Составлял списки налогоплательщиков, вел переписку, писал отчеты - Макаров Викул Куприянович. Школы на тот момент в Верх-Уймонском ещё не было.
18 марта 1924 года впервые составлены списки пчеловодов Уймонского аймака. В Верхнем Уймоне в личном хозяйстве было 247 ульев (4 - рамочные).
16 сентября 1924 года, согласно протокола заседания президиума ойротского облисполкома № 47, укрупненные волости были преобразованы в аймаки. Центром Уймонского аймака стало село Катанда. Верх-Уймонский сельсовет включал деревню Верх-Уймон, заимку Большой Сугаш, Малый Сугаш, Щелкино, Заречную, Гагарку, Аккол, Бузулаево…
В 1926 году, когда проходил маршрут трансгималайской экспедиции под руководством академика Н. К. Рериха, в Верхнем Уймоне работал сельский совет, была открыта школа. В 154 хозяйствах проживали 357 мужчин и 437женщин.
7 августа 1926 году первая сотрудница Рерихов в Америке, член эзотерического круга Зинаида Григорьевна Фосдик, урожденная Шафран, по первому браку Лихтман, в дневнике записала: «Наутро, несмотря на сильный дождь, поехали в Верхний Уймон, где с трудом переправились на пароме. Ю.Н., Геген и М.М. вместе с возницами толкали паром. Пересекли Катунь и к 11 часам прибыли в Верхний Уймон. В общем, ехали 7 дней по опасным дорогам. А Геген сказал: "Это все правильно. Препятствия должны быть на пути в Шамбалу"…
В этот день Николай Рерих записал: «На Алтае, на правом берегу Катуни, есть гора: точный центр между четырьмя океанами. Ее значение уподобляется мировой горе Сумеру»...
С 8 августа мы приступили к работе. Люди, окружающие нас, были просты и сердечны и старались сделать для нас все, что могли. Н.К. и мой муж собирали сказания о Беловодье, о котором много наслышались от Вахрамея Семеновича Атаманова, в доме которого остановились Рерихи, а также от местных рассказчиков. Люди идут в Беловодье, долго странствуют, терпят всякие лишения и когда достигают его, больше не возвращаются. Все говорят о Беловодье. Можно подумать, что чуть ли не со всего мира стекаются на Алтай те, кто мечтают туда попасть».
Дом, в котором останавливались Н. К. Рерих и Ю. Н. Рерих был двухэтажным, деревянным. Построен в начале 1900-х гг.
Далее З.Г. Фосдик пишет: «Дедушка Атаманова много лет до того ушел искать Беловодье. Судя по рассказам, они, вероятно, дошли до Монголии, видели людей "темной кожи", слышали звон колоколов, но трудности на пути заставили их вернуться. Также нам рассказывали о чуди, которая ушла под землю, спасаясь от "тирании белого царя", показывали даже место, засыпанное камнями, с зияющими дырами в нем, куда якобы чудь ушла. Позже Н.К. написал картину на эту тему. Он и Е.И. вспоминали известную на юге Тибета и Индии легенду о подземном народе агарти.
Дом Атаманова, в котором жили Рерихи, имел на одной из стен значительную роспись — "красную чашу". Дом считался историческим. Днем мы все собирались в нем, писали, работали. Приходили многие, говорили с Н.К. Опять рассказывали о Беловодье. Живут там высокие люди, много подземных ходов ведут к ним. Нас также уверяли, что некоторые из этих людей живут в других странах, странствуя по всему миру в разных направлениях. Где, мол, лучше, там и селятся. Н.К. и Е.И. говорили о Белухе, намечали поездку к ней...
10 августа. …Из ближайших сел Уймон известен как один из самых старых... Рерихи занимали на втором этаже дома Атаманова комнаты с коридором и сенями. Н.К. в селе уважали, называли его "светлый с белой бородой".
Н.К. и Ю.Н. ездили часто по горам с Атамановым, который был известен в тех местах как хороший проводник и знаток целебных трав и руд. Еще в 1916 г. Н.К. написал картину "Пантелеймон Целитель". Атаманов по облику напоминал героя этой картины. Ездили Н.К., Ю.Н. с Атамановым к Белухе. Н.К. писал этюды, а Ю.Н. делал снимки с гор. Н.К. много беседовал с дочерью Атаманова Агафьей Вахрамеевной, замечательной рассказчицей и хранительницей древних преданий. Многие ее рассказы, предания и легенды Н.К. записал.
..Н.К. называл Алтай "Жемчужиной" и говорил о том, что через несколько лет вновь приедет в этот чудесный край. Н.К. записывал в своем дневнике: "Приветлива Катунь. Звонки синие горы. Бела Белуха. Ярки цветы и успокоительны зеленые травы и кедры. Кто сказал, что жесток и неприступен Алтай? Чье сердце убоялось суровой мощи и красоты?.. Вахрамей по завету мудрых ничему не удивляется; он знает и руды, знает и маралов, знает и пчелок, а главное и заветное — он знает травки и цветики. Это уже неоспоримо. И не только он знает, как и где растут цветики и где затаились коренья, но он любит и любуется ими". Каждый день утром мы разъезжаем по окрестностям, а днем читаем, записываем полученные сведения и то, что диктует Н.К. После нескольких часов усиленной работы мы расстаемся на короткое время с Рерихами, бежим к себе в наш домик и позже возвращаемся к Рерихам для новой беседы и работы. Физически закаляемся, умственно ширится горизонт».
В 1927 году Василий Иванович Верещагин пишет: «Главнейшие пути, ведущие на Рахмановские ключи—это, во-первых, из Бийска Уймонским трактом до Верхнего или Нижнего Уймона или Котанды и далее верхом через Катунские Белки… Проводников легко найти среди местных жителей в Верхнем или Нижнем Уймоне. Они слывут здесь под именем уймонцев. По своему происхождению, внешнему облику и обычаям, это русские люди, старообрядцы или «кержаки», как называют их в Сибири. В Нижнем Уймоне старообрядцы поморского толка, в Верхнем—стариковцы…»
20 июня 1932 года организована экспедиция Омского медицинского института по изучению и профилактике зоба в Ойротии на территории Уймонского аймака, где были организованы консультации по охране материнства и младенчества.
В 1968 году в селе Верхний Уймон Усть-Коксинского района создан музей старообрядчества. Первоначально его экспонаты, бережно собранные Р.П. Кучугановой, находились в местной школе.
9 сентября 1980 года Горно-Алтайский облисполком принял решение об организации в селе Верх-Уймон Усть-Коксинского района филиала областного краеведческого музея – дома-музея Н.К. Рериха, что способствовало эстетическому воспитанию жителей и дальнейшему развитию музейного дела в области.
В июле 1981 года стал работать, как филиал Горно-Алтайского краеведческого музея, павильон «Дом-музей Н.К.Рериха».
В июне 1983 музей закрыт: филиалу отказали в финансировании, все собранные экспонаты передали в Горно-Алтайский краеведческий музей, в здании размещена библиотека.
В феврале 1986 года одновременно с библиотекой, вновь разместился филиал Горно-Алтайского краеведческого музея им. Анохина. В нём разместилась небольшая экспозиция о пребывании Н.К. Рериха.
В 1989 году Верхний Уймон посетил русский писатель Валентин Распутин и оставил такую запись: «Чудная Русь», - говорили отшельники, когда доходили до них вести о тех чудесах, которые происходят в центрах. «Чудна Русь», - восхищаемся мы сейчас, когда добираемся до таких окраин, как Верхний Уймон, где многое, в том числе богатая и крепкая душа человеческая, осталось в целости и сохранности. Удивительное село, удивительный край, удивительно интересные люди».
В 1996 году музей старообрядчества переехал в старообрядческую избу, построенную в конце XIX века.
7 августа 2001 года - День неофициального открытия музея Н.К.Рериха на Алтае.
К зиме 2005 года на своём историческом месте полностью воссозданы двухэтажный дом В.С. Атаманова и стоящий рядом; установлена первая часть ограждения (прясла) со стороны улицы.
29 июня 2005 года на здании музея была укреплена памятная доска с бронзовым барельефом Н.К.Рериха — та самая, которая была торжественно установлена на уцелевшей части дома Атаманова в 1974 году, к 100-летию со дня рождения художника.
Сегодня в селе проживает более 670 человек в 237 дворах (2005 г.), только русские. В селе находится главная контора крупнейшего сельскохозяйственного предприятия в районе - ООО Объединение «Инициатива», которое включает в свой состав такие предприятия, как ЗАО «Мульта», «Тихонькая», «Гагарка», «Универсал». Основными направлениями деятельности предприятия являются мараловодство, овцеводство, зерноводство, изготовление кормов. В составе предприятия имеются пилорама и кирпичный завод. В живописном месте расположен мараловодческий комплекс «Верхний Уймон». Здесь разводят маралов, перерабатывают пантовую продукцию, принимают гостей, приезжающих сюда с лечебными целями. Здесь можно приобрести лекарственные препараты на основе пантов,
Материал подготовили А. и Е.Гаврилов. 10 июня 2012 г., 27 сентября 2013 г.
Источники
Ссылка на сайт обязательна!