Козлов К. Чейнеш и Карабаш
- Информация о материале
Об авторе
Произведения на сайте
Козлов К. Это было за Тюнгуром
Козлов К. Слово о далеком друге
Козлов К. Улала
Сартакпай-строитель
* * *
У подола горы островерхой,
Подпирающей синее небо,
На краю тайги темнохвойной,
Там, где десять ручьев говорливых
Одной шустрою речкой стали,
Где на скалах цветут эдельвейсы,
Жил когда-то Байзын-охотник.
А Байзын — это значит богатый,
Обладатель отар несметных,
Жирных стад и коней черногривых,
Самый знатный алып* Алтая,
(Алып — великан – Е.Г.)
В шестигранной живущий юрте,
Расписною кошмою крытой.
Только, видно, в насмешку кто-то
Дал охотнику это имя.
Ничего за душой не имел он
И в долине слыл самым бедным.
Пустовали его арчимаки**,
(Арчимаки — переметные сумы – Е.Г.)
Ташаур*** был всегда порожним.
(Ташаур — кожаный сосуд с узким горлом – Е.Г.)
И не в юрте, кошмою крытой,
Жил Байзын, а в аиле старом
Под корою, с березы снятой.
Жил, не видя светлого солнца.
Да и может ли его видеть
Жалкий раб Боролдоя-хана?
Лишь заплещет бывало зорька,
Пламенея брусникой спелой,
Облака белоперые крася,
Поднимался с зарей охотник,
От костра прикуривал трубку
И в тайгу уходил до ночи.
Брел охотник по козьим тропам,
На крутые взбирался кручи.
Где лишь тау-тэке* бывает,
(Тау-тэке — сибирский козерог – Е.Г.)
Где лишь ветер в ущельях свищет.
И тайга ему отдавала
Золотые рога маральи,
Серебристую шкурку выдры,
Шкурку белого горностая.
Так и жил у горы островерхой,
Подпирающей синее небо.
На краю тайги темнохвойной
Невеселый Байзын-охотник,
Получая за шкурки плату —
После ханской собаки кости.
Но росла у Байзына дочка,
Как цветок на лесной опушке.
Ей луна в тихий час вечерний
Красоту свою подарила.
Ее брови — синицы крылья,
Темной ночи темнее косы,
А глаза — две ягоды спелых
От душистой черемухи росной.
Не сидела Чейнеш в аиле,
Целый день мотыльком порхала
По ковру голубой долины,
По излучинам речек быстрых.
Говор леса Чейнеш знаком был.
Она знала, о чем береза,
Свесив косы к воде студеной,
День и ночь шелестит листвою
И о чем на румяной зорьке
Свищет иволга золотая.
Раз сказал ей ручей веселый:
«Наклонись ко мне и послушай —
Чтобы песня твоя звенела,
Как серебряный колокольчик,
Чтоб она, проникая в сердце,
Пробуждала в нем радость жизни,
Я тебе отдаю свой голос».
И когда Чейнеш запевала,
Все живое в тайге смолкало,
А на ветках деревьев мертвых
Прорезались зеленые листья,
Покидая свои гнездовья,
Прилетали пугливые птицы,
Звери шли: колонок и заяц,
Косолапый хозяин леса,
Верткий соболь и росомаха,
Чтобы песню Чейнеш послушать.
Как-то в месяц осенней косули*
(Месяц осенней косули— август – Е.Г.)
В пору звонкого листобоя
Гулким эхом разнесся в скалах
Конский топот, подобный грому.
Задрожали седые горы
Все деревья к земле поникли,
Гребнем вспененным туч касаясь,
Волны вздыбились на озерах.
«Ветер, ветер, крылатый беркут,
Над землею ты вечно кружишь,
Проникая в любые щели
Все ты видишь и все ты знаешь.
Расскажи, отчего за тучи
Яркомедное скрылось солнце,
Гром гремит в неприступных скалах?»
Так у ветра Чейнеш спросила.
«То не буря, сестра моя, клонит
До земли столетние кедры,
Крутит воду озер и речек,
Высекает из камня искры.
Это едет луноподобный
Богатырь Карабаш, чтоб в битве
Одолеть Боролдоя-хана». —
Так ответил ей резвый ветер.
Зашумела тайга. И мимо,
Словно барс за проворной ланью.
На чубаром коне промчался
В отороченной лисьей шапке,
В боевые доспехи одетый,
Карабаш —богатырь могучий.
Там, где конь опустил копыта,
От копыт следов не осталось.
Так бывает: осенний ветер
Принесет, бросит в землю семя.
Станет семя в земле томиться,
Набухая во тьме кромешной.
И однажды весенней ранью,
Твердь тугую пробив ростками,
Оно выйдет навстречу солнцу
Золотою саранкою* станет.
(Саранка — цветок – Е.Г.)
Так случилось с Чейнеш. Покоя
В миг единый она лишилась.
Это ты, Карабаш, ей, в сердце,
Семя вечной любви оставил.
Это ты, Карабаш, ей душу
Опалил мимолетным взглядом,
И, узорным звеня колчаном,
Ее думы увез с собою.
Не слыхать больше нежные песен,
От которых в глазах светлело,
От которых маральник алый,
Как костер полыхал на склонах.
Светят звезды — она не видит.
Птицы свищут — она не слышит.
И тоска подползла змеею
К изголовью ее постели.
К тонкоствольной березке часто
Приходила она. И вечер
Для нее расстилал туманы,
Вешал месяц на ветку кедра.
К ней тянула березка листья,
Шелестела над головою:
«Не печалься, Чейнеш, он скоро
В Синегорье твое вернется».
Уводила ее тропинка
К голубому ручью, что в пене
День и ночь без устали скачет
По камням, как зайчонок шустрый,
И у ног, рокоча волнами,
Он шептал: «Я видал Карабаша,
Не грусти ты о нем. Он скоро
В Синегорье твое вернется».
Будто гулкое горное эхо,
Отдаваясь стократно в скалах,
Прокатилась молва по Алтаю
От Чабдара до Ойголыка.
Разносили молву сороки,
Стрекотавшие без умолку.
В ханских юртах, в аилах бедных
О Чейнеш говорили люди —
О ее красоте волшебной.
Ту молву разносили ветры,
В густолистой порхая кроне.
А гремучие водопады,
С круч орлиных срываясь грозно,
Красногрудые дятлы и сойки,
Хороводы таежных лилий —
Все ее повторяли имя...
Как-то раз с берегов Ар гута,
Из долины Больших медведей,
Из Байгола и Сайлюгема,
С полноводного Ильгуменя
Принесли вороные кони
Шестьдесят женихов к аилу,
Чтоб просить у Байзына в жены
Его дочку — звезду Алтая.
Каждый мог красотой своею
С молодой лишь луной сравниться,
Пылким сердцем —
Лишь с солнцем разве.
Каждый мог показать и силу:
Вырвать кедр из земли с корнями
И в подоблачье его бросить.
Вот какими они явились
Шестьдесят женихов к аилу!
Поклонившись Байзыну в ноги,
Самый старший сказал с почтеньем:
«На пути нашем были горы,
На пути нашем реки были.
Перевалы мы одолели,
Реки быстрые переплыли,
Шестьдесят женихов отважных,
Чтоб один стал Чейнеш супругом,
А для вас был достойным зятем.
Пусть Чейнеш и сама рассудит,
Пусть сама выбирает мужа.
Самый храбрый средь нас найдется,
Самый ловкий найдется тоже.
Не растратились наши силы,
Стрелы меткие не притупились».
Помолчал охотник немного
И сказал жениху в раздумье:
«Богатырь, твои речи слушать
Моим старым ушам приятно.
Только знайте: мое становье
Горе черное посетило.
Принесли сюда горе это
На поганых крыльях чулмусы*.
(Чулмусы — хитрые и злые духи – Е.Г.)
Знайте все:
Кто из вас сумеет
Песней душу Чейнеш растрогать,
Разбудить ее спящее сердце,
А из глаз слезы счастья вызвать,
Тот, клянусь вам самим Ульгенем,**
(Ульгень — добрый бог – Е.Г.)
Моим зятем любимым будет.
С тем Чейнеш и постель постелет
И очаг разведет с ним вместе».
Много раз за Верблюжью гору
Ночевать уходило солнце,
И луна медным бубном в небо
Поднималась ему на смену.
Шестьдесят вечеров ни разу
На поляне костры не гасли,
Шестьдесят вечеров ни разу
У костров не смолкали песни...
И когда сел к костру последний
Самый младший жених с топшуром,
И, ударив по чутким струнам,
Поднял песню к далеким звездам,
Закружилась она, как птица,
Трепеща над землей крылами,
Открывая без спроса настежь
Створки сердца у самых черствых.
Молодые с коней слезали,
Стоя слушали. Старики же
Подходили к певцу поближе,
Чтобы каждое слово слышать.
Даже недруги, повстречавшись,
Вытирали украдкой слезы,
Забывали свои обиды,
Становились друзьями снова.
Легче слова, что путник бросил,
И быстрее стрелы трехгранной
Шестьдесят вечеров умчалось,
Безвозвратно в туманы канув.
Много песен пропето было,
Но такой не сыскалось песни,
Чтобы в душу Чейнеш запала,
Чтоб в нее она обронила
Огонек любви искрометный.
Вперебой женихи Байзыну
Предлагали калым богатый:
Лошадей и баранов жирных,
Дорогие собольи шкурки.
Но стрелой,
Не достигшей цели,
Пролетали те речи мимо.
Как скала над рекой осенней,
Был Байзын молчалив и мрачен.
Отшаманила, отгрохотала.
В белый бубен старуха-вьюга...
Лежебока медведь погреться
Из берлоги на солнце вышел.
И его на тропе увидев,
Бойко встав на задние лапы,
Бурундук полосатый свистнул:
«Как здоровье, хозяин леса?»
Молодая, в нарядном платье
По распадкам весна кружилась,
И от взгляда ее повсюду
Поднимались цветы и травы.
На виду у столетних кедров
Горностаеву шубу сбросив,
Расплетала березка косы
Над зеркальной озерной гладью.
Рано утром к дверям аила
Богатырь Карабаш подъехал
В рваной шубе, с пустым колчаном.
Слез с коня. Попросил напиться.
Звучный голос его услышав,
Встрепенулась Чейнеш, как будто
От неслышного дуновенья
В тихий полдень листок осины.
А румянец волной горячей
Ее бледные щеки обдал.
Снова в жилах кровь застучала,
Радость к ней возвратилась снова.
И когда она протянула
Карабашу чегень* прохладный,
(Чегень — напиток из кислого молока – Е.Г.)
И когда их жаркие взгляды
Друг на друге остановились,
Сердце вздрогнуло у Карабаша,
Как мышонок в ладони потной,
Показалось, что это лучами
Его солнце насквозь пронзило.
Он сказал старику Байзыну:
«Я приехал сюда из похода,
Я убил Боролдоя-Хана,
Его сердце собакам бросил.
Всю добычу я людям роздал
Пастухам из аилов бедных,
А на мне лишь осталась шуба
И калым заплатить мне нечем...»
Первый раз в своей жизни горькой
Улыбнулся охотник старый.
«Богатырь, никаким богатством
Не купить человеку счастья.
Если сердце молчит уснувши,
Его золотом не разбудишь.
Что богатство? Оно, как ветер, —
Прилетит и опять умчится...»
Приподнялся с кошмы охотник,
Протянул Карабашу трубку:
«По три враз я курил бывало,
А теперь и одной не осилить.
Посмотри: спина перегнулась,
Стал седым, словно зимний заяц.
Оставайся, живи в аиле,
Будь не гостем моим, а зятем».
Пела песни Чейнеш в то утро,
Ее голос с ручьем был схожий,
Он журчал и звенел приветно,
Как на камушках переливаясь.
Нежный голос ее услышав,
Закачалась тайга без ветра,
Зашумела листвой кудрявой,
Подпевая веселой песне.
Покидая свои гнездовья,
Через реки и перевалы
Прилетали пугливые птицы
И садились на хвойные ветки;
Звери шли: колонок и заяц,
Косолапый хозяин леса,
Верткий соболь и росомаха,
Чтобы песню Чейнеш послушать.
Белых кошм расстелить не успели,
Не успели чегень заквасить.
Как вдали застучали копыта,
Закачалась земля под ними.
То на синем быке, как ветер,
Весь обросший бараньей шерстью
Злой Эрлик* подскакал к аилу
(Эрлик — бог подземного царства – Е.Г.)
И Чейнеш потребовал в жены.
Карабаш на дорогу вышел,
Бросил рваную шубу на камни
И воскликнул: «Эрлик вонючий,
Вызываю тебя на битву!»
Обхватили они друг друга,
Закружились в могучей схватке.
Но никто не упал на землю,
Только ноги в нее увязли.
Сарлыками прыгали горы,
На озерах ходили волны,
Все живое от страха смолкло,
Звери глубже в норы забились.
Восемь лет Карабаш боролся
С богом злым из подземного царства.
Но никто не упал на камни
И никто не просил пощады.
Восемь лет на скале высокой
Ожидала Чейнеш Карабаша.
Из опущенных век в долину
Золотые струились слезы.
И когда ее слезы иссякли,
А на месте большой долины
Стало озеро золотое,
Обернулась Чейнеш кукушкой
И в тайгу улетела к птицам.
Карабаш тем временем в камни
От натуги ушел по шею.
Рассмеялся Эрлик, и смех тот
По ущельям пронесся грозно.
Но сказала земля Карабашу:
«Ты Чейнеш полюбил всем сердцем,
Ты хранишь любовь. И за это
Пусть твои удвоятся силы!»
Расступились холодные камни.
Стал сильней Карабаш, чем прежде.
Он Эрлика схватил за ворот
И швырнул его выше неба.
Сто ночей и сто дней оттуда
Злой Эрлик черным камнем падал,
Чтоб на веки вечные скрыться
В волнах озера золотого.
Карабаш земле поклонился.
Вытер пот. И пошел к аилу.
Но никто там его не встретил:
Ни Чейнеш, ни Байзын-охотник.
У подола горы островерхой
Подпирающей синее небо,
На краю тайги темнохвойной,
Где на скалах цветут эдельвейсы,
От жилья и следов не осталось.
Возле светлых волн Алтын-Келя
(Алтын-Кель — золотое озеро. Так на Алтае зовется Телецкое озеро – Е.Г.)
Встал тогда Карабаш в раздумье
До тех пор он стоял и думал,
Пока в камень не превратился.
Не гора Алтын-Ту* стоит там,
(Алтын-Ту — золотая гора – Е.Г.)
Это он, Карабаш могучий,
Победивший Эрлика в битве,
Ожидает свою невесту.
Каждый раз голубой весною
Прилетает сюда кукушка
И на плечи горы садится,
Все зовет и зовет кого-то...
Источник.
Константин Козлов. Стихи. Поэмы. Легенды. Барнаул, 1969
Перевёл в текстовой формат Е.Гаврилов, 4 сентября 2015 г.