Чулышманская трагедия
- Информация о материале
Ныне не пишут и не вспоминают о тех, кто отдавал свои жизни за то, чтобы людям жилось на земле счастливо. Сегодня пишут о тех, кто живёт счастливо… для себя.
Для советского прошлого у средств дебилизации народа есть только чёрные краски. Краски, красками, а до 1991 года СССР в мире был во многом первой страной. С ним считались, уважали и… боялись. Боялись авторитета в мире… Именно в СССР не было безработицы, были право на труд и жильё. В СССР была бесплатная медицина, которая свято чтила клятву Гиппократа, и многое-многое, чего сейчас уже нет…
За всё это миллионы отдали самое дорогое, что есть у человека – жизнь. К сожалению, их потомки предали дело дедов и надругались над святыми идеалами. Но это не умаляет подвига героев прошлого. Они-то достигли того, за что боролись. Они построили Первую Великую уникальную страну, где «так вольно дышал человек». Те, кто предал их дело и разрушил построенное ими, ничего не создали и не создадут. Потому что нет у них ни цели, ни морали, ни будущего…
А так хочется изучать не чьи-то картонные жизни, а яркие, героические страницы истории, которые связаны с созидателями. В данном примере – Алтая.
Евгений Гаврилов
ЧУЛЫШМАНСКАЯ ТРАГЕДИЯ
В селе Кайру, на берегу яростной реки Чулышман, стоит памятник из гранита. На лицевой его стороне высечена надпись «Вечная память героям, павшим в боях за Советскую власть».
В братской могиле покоятся:
Попов Петр Иванович.
Илюшин Григорий Николаевич.
Тырышкин Григорий Николаевич.
Щетинин Константин Степанович.
Жеребятьев Василий Алексеевич.
Чуприянов Осип Андреевич.
Чуприянов Михаил Осипович.
Хромов Николай Петрович.
Рахвалов Павел Ефимович.
Волкова Варвара Спиридоновна.
Волков Павел Тимофеевич.
В этом списке нет Тимофея Тимофеевича Волкова. Волков не бывал в Чулышманской долине. Но рассказ о героях чулышманской трагедии следует начинать именно с него.
Чернобородый. Огненные цыганские глаза. Поворотливый. Горячий. Таким вспоминают Волкова. И в пятьдесят восемь лет ни одного седого волоса.
А жизнь не гладила по голове. Нищее детство в огромной семье Ранняя рабочая юность на стекольном заводе близ Тихвина. Первые стачки. Преследование полицией. Обыски. Угроза ареста. Бегство из родных мест. Перемена фамилии. Служба в армии под чужой фамилией. Возвращение на стекольный завод. Участие в событиях 1905 года. Ссылка в Сибирь, в Иркутскую область. Бегство от полиции в Горный Алтай.
В горах Тимофей Тимофеевич поселился в Успенской волости (сейчас территория Чойского молмясосовхоза).
Красив Горный Алтай. Горные хребты, как поется в алтайских песнях, взвились в небо сказочными жеребцами, взметнули косматые гривы любящих простор кедрач, а с хребтов мчатся вниз голубые светлые реки.
Богата алтайская тайга. Здесь и пушнина, и орех, и первоклассный лес. Сочные травы зеленеют на горных пастбищах. Плодородна земля в залитых солнце долинах.
Но и здесь то же, что в других местах. В редких малозаселенных поселках верховодили кулаки. Богатеи жили не хуже помещиков. Даже многие поселки назывались по их фамилиям и прозвищам.
В поселке Лисичкин верховодил кулак Григорий Мотовилов, которого за хитрость и рыжую бороду алтайцы прозвали Красная лисичка. Поселок Лопатино брал название от купцов Лопатиных. А в Ждановке, которую облюбовал Тимофей Волков, жил самый большой в волости богатей Федор Жданов. У Жданова доилось 65 коров, была лавка, маслодельный завод, пасека в несколько сот ульев. Почти вся округа была у него в долгах.
Жданов невзлюбил Волкова. Может быть, потому что люди тянулись к Тимофею Тимофеевичу, ища у него кто совета, кто помощи, кто просто участия. Может быть, ещё и потому, что приезд Волкова совпал с большими революционными событиями в России, и деревенскому богачу подчас казалось, будто Волков привез с собой все эти и события.
Но не успели на Алтае установиться Советы, как власть захватил кровавый Колчак. Стойким лесным пожаром разгоралась партизанская война.
Тимофей Тимофеевич надолго исчезал из дому. По ночам к нему приходили какие-то люди.
- Гляди, Тимофей, — однажды остановил его на сельской улице Жданов. — Наши места особые. Ни один смутьян у нас долго не живет. То в тайге заплутается, то в ущелье сгинет. Я тебя, конечно, не пужаю...
— Да ты сам-то, Федор Савельич, не бойся. Куда уж тебе, пугать...
Избалованный почтением кулак остолбенело смотрел в неторопливо удаляющуюся широкую спину.
Отгремела гражданская воина. Теперь вечерами в избе Волковых подолгу горела жаровушка. На скромный ее огонек сходилась сельская беднота.
Люди мечтали о том, как объединить свои силы, чтобы избыть вековую нужду, кулацкую кабалу.
То и дело слышался сочный, задиристый бас Волкова:
— Хватит ютиться на неудобях! Отберем земли у мироедов.
— Жить будем, как Ленин учит. Жадность навсегда выкорчуем. Все добро будет общее. Мое — твое, а твое — мне.
Нередко на огонек жаровушки приезжали друзья Тимофея Волкова из поселка Лисичкин. Шумный веселый Петр Иванович Попов, которого все звали Петрованом, и спокойный молчаливый Михаил Алексеевич Жеребятьев. Это были близкие Тимофею Тимофеевичу люди. Члены Коммунистической партии, участники революционных событий, они так же, как и Волков, укрывались в горах от преследований. Так же, как и Волков, были связаны с партизанами.
Попов и Жеребятьев давно уже агитировали за коммуну и в своем поселке Лисичкин и в соседних — Левинке. Нижней и Средней Тырге.
А однажды к Тимофею Тимофеевичу явился непрошеный гость. Это был все тот же Жданов.
— Чего ты хочешь, Тимофей? — спрашивал он. — Зачем мутишь народ. Все равно останется, как было — каждый для себя, каждый о себе. Плохо тебе живется, хочешь двадцать лошадей — через час пригонят.
— Не хочу, — ответил Волков. - А чего ж ты хочешь?
- Хочу советскую власть.
В марте 1920 года первая в Горном Алтае сельскохозяйственная коммуна была создана. Коммунары направили в Успенский уездный ревком письмо: «Желая образовать коммуну, прилагаем устав коммуны с четырьмя его копиями, посемейный список членов коммуны... Просим зарегистрировать нашу коммуну и сделать распоряжение об отводе нам потребного количества земли при реке Чулышман на монастырских землях, согласно нашего устного заявления, сделанного через Тимофея Тимофеевича Волкова и Петра Семеновича Погожева». В списке коммуны значилось восемь семей. Первоначальное название ее было "Успенка».
В горной глухомани, в обстановке острейшей классовой борьбы коммуна была ощутимым островком новой жизни, первым поиском новых форм организации труда и незиданных доселе отношений между людьми.
Коммуна приняла Устав, зарегистрированный в Бийске в уездном земельном отделе. Согласно этому Уставу объединялось все имущество коммунаров — жилые и нежилые постройки, скот и птица, сельскохозяйственные машины, гужевой транспорт.
Контору коммуны (она находилась в Средней Тырге) разместили в доме коммунара К. С. Гурина. В большом доме коммунара Щетинина жило теперь несколько семей. В коммуне была столовая, где питались все коммунары, ясли и детский сад.
Многие крестьяне в кулацкой кабале настолько обнищали, что им не в чем было даже выходить на работу.
Коммунары постановили объединить часть личных вещей повседневного обихода.
Первой принесла целый узел различных вещей жена Тимофея Тимофеевича Волкова Варвара Спиридоновна. За ней пришли на коммунарский склад Турин, Щетинин, Чуприянов и многие другие.
Известный в тех местах кулак Лопатин, худой седобородый старик, отличался желчным характером. Встретив председателя коммуны Петра Ивановича Попова, он ехидно спросил:
— Слух идет — коммуна-то по миру пошла.
— По миру — это еще полбеды, — ответил Петрован. — Вот кто против мира идет, тому может хуже прийтись.
Несмотря на большие материальные трудности, коммунары заботились о культурном развитии, духовном росте людей.
«На обязанности членов коммуны, — было записано в Уставе, — состоит обязательное обучение грамоте детей школьного возраста и взрослых, открытие школы, библиотеки, устройство кружков, чтений, бесед»...
Первой весной своего существования — весной двадцатого года коммуна не получила компактного надела земли. Сеять пришлось на разбросанных в горах клочковатых полях. Не хватало лошадей, хомутов и другой упряжи, в хозяйстве оказалось всего три плуга. В коммунарской столовой подчас кормили только пустыми щами из кислой капусты.
Но коммуна не знала случаев отказа от работы, попыток спрятаться за чужую спину.
Труд и хлеб, беда и радость — все здесь делилось по-братски. Если на зорьке кому-либо из коммунаров удавалось подстрелить несколько уток — дичь шла общий котел, чаще всего отдавалась детям.
Росла в горах слава о коммуне. Однажды перед конторой остановился всадник в национальной алтайской одежде.
- Онгудай живу, — сказал он, — слыхал коммуна здесь. Хочу глядеть, сам глядеть — правда, нет?
Особо высок был авторитет коммунистов. На собрании партячейки коммуны было решено, что члены партии не имеют права участвовать в выпивках, допускать грубости по отношению к единоличникам. Членам партии предлагалось рассказывать единоличникам о жизни коммуны, преимуществах коллективного труда.
Трудно без волнения читать незамысловатые, подчас даже не совсем грамотные протоколы партийной ячейки коммуны. Вот один из них, относящийся, правда, более позднему времени:
«СЛУШАЛИ доклад Серебряного: для нашей молодой ячейки необходим центр культурной работы, для чего необходимо открыть нардом — клуб, где будет и изба-читальня и где можно бы собраться в свободное время для изучения политической жизни и устраивать спектакль.
ПОСТАНОВИЛИ: Ходатайствовать перед надлежащими учреждениями о разрешении открыть в пустующей церкви нардом — клуб.
Зачитана XI глава азбуки коммунизма (религия и коммунизм). Читала с разъяснениями тов. Нагих.
ПОСТАНОВИЛИ: Принять к сведению и выразили просьбу читать почаще».
Окрестное население тянулось к коммуне. О ней говорили с огромным уважением. В коммуну вступали новые люди не только из ближайших поселков, но даже из отдаленных сел.
И тогда кулаки, непрестанно и злобно агитировавшие против коммуны, решились на черное дело. В один из июньских дней в Ждановку приехал начальник волостной милиции Туранов. Он остановился у хлебосольного хозяина — богатея Жданова и послал милиционера за Волковым.
Домой Тимофей Тимофеевич не вернулся. Разнесся слух, что он арестован.
Не успели удивленные коммунары навести официальные справки, как в глухом месте на заросшем тальником берегу речки Малая Иша были обнаружены следы зверской расправы и найден труп основателя коммуны.
Оказалось, что Туранов, в прошлом эсер, продался кулакам. Вместе со своими пособниками он пытался бежать, но был арестован и расстрелян.
Расправой над Волковым кулаки рассчитывали запугать бедноту, ослабить коммуну. Но сразу же после его смерти в коллектив вступило несколько новых семей.
***
Коммуна росла. Хотя принимали в нее осторожно, сначала не в члены, а только в сочувствующие для ознакомления с Уставом, вскоре коммунаров было уже больше двадцати семейств. Нужно было решать вопрос о земельном наделе. Бийское земельное управление предложило, идя навстречу просьбам коммунаров, на выбор земли одного из двух ликвидированных монастырей — Кызыл-Озекского или Чулышманского.
После долгих споров, коммунары решили перебраться в Чулышманскую долину. Все понимали, что это небезопасно. По Алтаю еще бродили недобитые белогвардейские банды.
Чулышманская долина раскинулась на берегах далекого Алтын-Келя — Телецкого озера. Она отгорожена громадными скалами. В то время к ней вели труднопроходимые горные тропы. Именно в таких местах часто свирепствовали банды.
Но уж очень хотелось поработать на широких просторных землях, половить тайменей и другой рыбы на Телецком озере, поохотиться в богатой пушным зверем прителецкой тайге. Коммунары вынесли решение: «ходатайствовать через уездный ревком о вооружении всех членов коммуны... ввиду переезда нашей коммуны в места, окруженные горами, где еще шляются шайки беляков».
В августе 1920 года начался перегон скота в Чулышман. Это было трудное дело. Большая часть пути приходилась на тайгу. Проводник-алтаец вел коммунаров едва заметными тропами. Еще труднее давались переходы через горные реки — Сары-Кокшу, Уймень, Чулышман и другие.
В тайге не раз нападали на след опасных хищников — медведя, рыси. Переправясь через речку Большую Чили, увидели в скале огромную пещеру.
— Поглядим, что там внутри, — предложил один из погонщиков...
Но навстречу людям неторопливо вылез медведь.
По ночам коммунары не спали, жгли костры, охраняли скот от хищников. Однако переход окончился благополучно. Вслед за погонщиками скота в долину другой дорогой перебрались и другие коммунары.
В Чулышманском монастыре, несмотря на правительственное постановление о его ликвидации, все еще жили монахи. Неприветливо встретили они коммунаров. Председатель хотел поговорить с игуменом, но игумен послал для переговоров монаха Пимена.
- Отец игумен не дает вам своего благословения, — заявил Пимен. — И велит немедля убираться отсюда
Ответом был дружный веселый смех коммунаров. Тогда рассерженный вышел к коммунарам игумен Никандр. Он сунул Петру Ивановичу царский указ о даровании земель монастырю.
- Отошло время твоей бумаге, — сказал Попов. — Читай теперь другие указы, советские. — Разорвал указ и бросил обрывки бумаги по ветру.
По постановлению правительства монастырское имущество переходило в собственность коммуны. Но Никандр разогнал почти всех лошадей, коров, овец по байским и кулацким хозяйствам. Долгое время монахи не отдавали коммунарам и монастырские постройки.
Несмотря на все это, коммунарам нравились новые места. Природа покоряла богатством и величественной красотой. Горы здесь были такие, каких они не встречали на всем своем большом пути. Могучее Телецкое озеро напоминало море. Необычайно красивым оно бывало на закате солнца. Даже подвижный всегда и чем-то занятый Петр Иванович любил подолгу смотреть, как, сначала окрасив прибрежные скалы, окунается в воду огненный шар.
— Бывает же такая красота. — негромко, мечтательно говорил председатель. Озеро кишело рыбой. Долины радовали густым сонным разнотравьем. Защищённые горами от ветров, здесь росли даже по тем временам диковинные на Алтае яблоневые деревья.
На новом месте коммунары с новым подъемом взялись за работу. Они поставили полторы тысячи копен сена, строили скотные дворы, добывали рыбу и дичь.
Продовольственное положение коммуны было очень тяжелым. Правда, волостные земельные органы пытались помочь коммуне хлебом, но помощь была незначительной, поэтому часть коммунаров работала в Артыште по найму, получая за это хлебом. Нехватка хлеба, а также организационные неполадки приводили иногда к серьезным спорам и даже конфликтам в коммуне. Все они разрешались советом коммуны или общим собранием. В одном из решений общего собрания коммуны говорится: «все силы направить на устройство нашей жизни. Никаких оскорбительных слов друг другу не наносить и вообще скверных слов не употреблять».
Порядки в коммуне, отношения между коммунарами вызывали уважение даже у монахов. Монах Терентий, давно подозреваемый Никандром в безбожии и вольномыслии, однажды пришел к заместителю председателя коммуны Григорию Николаевичу Илюшину.
— Вы не будьте слепыми-то, — сказал он. — Что вы не видите, для кого Марк и Пимен каждую ночь сухари пекут. Это же для бандитов. А в неурочное время зачем в колокола звенят. Бандитам сигналы подают.
Терентий не обманывал. Бандиты отбивали у коммуны скот, обстреливали коммунаров, поджигали стога сена. Несколько семей, не выдержав соседства с постоянной опасностью, не желая подвергать ей маленьких детей, ушли из коммуны.
Но большинство держалось стойко. Коммунары открыли школу, клуб. Партийная ячейка наладила политическую учебу, развернула работу по ликвидации неграмотности.
Наступила весна 1921 года. Пахать и сеять пришлось с оружием за плечами, не раз плуг служил укрытием в перестрелке с бандитами.
Тем не менее коммунары вырастили хороший урожай. Но в августе — сентябре бандитские налеты стали почти ежедневными.
11 сентября партийная ячейка рассмотрела вопрос «О принятии мер против белой банды»
«ПОСТАНОВИЛИ: организовать отряд из местной комячейки и из местного населения и выступить против белой банды»...
На этом же собрании был принят в партию коммунар Михаил Чуприянов.
В протоколе собрания значится еще третий пункт «Текущие дела».
«Просить бюро РКП (б) Горно-Алтайского уезда, чтобы выслали патронов к трехлинейным винтовкам, которые у нас имеются, и еще надеемся достать, а патронов совершенно мало и бомб штук 20».
Почти все мужчины в коммуне были заняты ее обороной. На уборке хлеба работали только женщины и пленные бандиты. Но хлеб удалось убрать и заскирдовать своевременно.
Получив организованный отпор, бандиты как будто притихли. Однако слухи ползли тревожные.
Преданный коммунарам алтаец Кирилл Чадек рассказывал, что вокруг бродят банды Штанакова, Словарецкого, Токпокова.
В середине декабря бандиты стали открыто появляться в долине. Коммунары выставили сильные дозоры. Председатель послал Павлика Волкова, сына Тимофея Тимофеевича, в Чибит просить помощь у пограничников. Павлику удалось удачно обойти бандитские дозоры. Коммунары с нетерпением ждали помощи.
Но в ночь с 19 на 20 декабря в коммуну ворвались бандиты. Коммунары оборонялись стойко и бесстрашно. Первым в перестрелке пал Григорий Николаевич Илюшин.
Огромный численный перевес бандитов решил дело. Они согнали всех коммунаров в одно из монастырских помещений. Морили их голодом, избивали. Помощь все не шла. Оказывается, бандиты настигли Павлика Волкова в 40 километрах от Чулышмана. Они привязали его на аркане к седлу и волочили по камням. Бандит Платон Толошев показал жене Волкова Варваре Спиридоновне окровавленную шашку с прилипшими к ней русыми волосами.
- Твоего Пашки волосы.
В руках у Варвары Спиридоновны был чайник с кипятком. Кипящей водой она обварила бандита.
Бандиты зверски убили Варвару Спиридоновну. На теле у нее было более тридцати штыковых ран.
Предводитель банды Афонька Манеев сам насмерть забил коммунара Осипа Чуприянова кнутом. Бил, приговаривая: «Вот тебе, черная корова. Вот тебе, черная корова».
Незадолго до этого поселковый Совет реквизировал у кулаков Манеевых часть имущества. Корова была передана бедняку Чуприянову.
Исключительно стойко держались коммунары на допросах и под пытками. Никто из них не унижался перед бандитами, не просил пощады.
Особенно зверски пытали Петра Ивановича Попова, требуя, чтобы он перед всеми коммунарами отрекся от коммуны, от звания коммуниста.
Любимец коммуны Петрован повторял одно и то же.
— Умру, но не отрекусь. Коммунисты всегда остаются коммунистами.
Месяц длился бандитский разгул. Одиннадцать коммунаров было убито, многие искалечены, имущество коммуны разграблено. Лишь во второй половине января, с установлением санного пути, прибыл из Бийска отряд частей особого назначения и добровольческий отряд совпартшколы. Одновременно в долину ворвался отряд добровольцев из Улагана. Его привел вернувшийся с южного фронта гражданской войны старший сын Тимофея Волкова, Александр.
Такова яркая, но короткая история Чулышманской коммуны. Все эти события живы в памяти многих их участников — дочери Тимофея Волкова Евдокии Тимофеевны, жены Григория Илюшина Анисьи Николаевны, его сыновей Тимофея и Семёна, коммунарки Евдокии Павловны Хромовой и других.
Бойцы Красной Армии, чоновцы и добровольцы уничтожили и развеяли банды. Лишь немногим бандитам удалось бежать к Кайгородову. Но в апреле 1922 года красный командир, Долгих, совершив со своим отрядом трудный переход через Терехтинский хребет, настиг Кайгородова. В коротком бою Кайгородов был убит. Голову его на пике провезли по Чуйскому тракту, показывая в алтайских и русских селениях. Эта мера была продиктована не жестокостью, а необходимостью. Имя бандита обросло легендами. Запугивая население, Кайгородов стремился внушить, что он неуловим.
Разгром коммуны, убийство коммунаров были одними из последних крупных преступлений белых банд в горах.
Отшумели, ушли в прошлое бурные дни Чулышманской коммуны. Но ярче и ярче светит новый свет, зажженный в горах горсткой коммунистов. Смешной и жалкой кажется теперь кулацкая мораль Ждановых — «каждый о себе, каждый для себя». Всё увереннее входят в быт те отношения между людьми, о которых мечтали, за которые страстно, не жалея самой жизни, боролись первые коммунары.
(Юдалевич Марк. Чулышманская трагедия, Алтай, альманах, № 3(34), стр. 74-79, Барнаул, 1965)
Переведено в текстовой формат Е.В. Гавриловым 19 июня 2013 года.
