Тотмянин Николай Анатольевич
- Информация о материале
«Самое главное – чтобы погода соответствовала вашим ожиданиям. А горы чем хороши? Они стоят, и если ты из них уйдёшь – ничего страшного. Когда придёшь, они также будут стоять. Они могут измениться, но не надо считать, что ты здесь первый и последний раз. Может, ты и в первый раз, но если хочешь, чтоб это было не последним в твоей жизни – не делай глупостей.»
Родился 8 декабря 1958 г. в поселке Ленинское Шабалинского района Кировской области.
В 1976 году окончил физико-математическую школу-интернат № 45 в г. Ленинграде.
Первая поездка в горы в 1977 году – Кавказ, Домбай, первое восхождение - вершина Софруджу, кат.тр. 1Б. 1 спортивный разряд 1982 г. Кандидат в мастера спорта 1983 г. МС - 1987. «Снежный барс» - 1984.
Учился в Ленинградском Государственном университете, на математико-механическом факультете, который закончил в 1981 году по специальности «Физическая механика».
В настоящее время ведущий инженер ОАО НПО ЦКТИ им. И.И.Ползунова.
Шестикратный «снежный барс» (покоритель всех семитысячников Памира и Тянь-Шаня - 1984, 1997, 1998, 1999, 2002, 2009 г.), в ноябре 2005 удостоен звания заслуженного мастера спорта.
Всегда на острие атаки, всегда в блестящей физической форме, всегда на высшем уровне мастерства - личного технического и тактического, всегда спокойный, с легким юмором.
Начал заниматься альпинизмом в 1976 году в секции Ленинградского Государственного университета.
С 1990 года один из основателей и горный гид Агентства экстремальных приключений и путешествий ЦЭТ «Нева», В 1993-94 годах прошел на Кавказе стажировку на курсах для гидов, организованных совместно с l`ENSA (Национальная школа лыж и альпинизма, Франция).
В 2004 году за лучшее альпинистское достижение года — восхождение на пик Жанну (7710 м) по Северной стене в составе команды «Русский путь - Стены мира» получил приз «Золотой ледоруб».
На его счету около 200 восхождений на горные вершины Кавказа, Памира, Тянь-Шаня, Швейцарских Альп, Гималаев и Коракорума, в том числе: 5А категории сложности – 28, 5Б - 24, 6 категории сложности – 16, первопрохождения 6 категории сложности: Аксу по Северной стене -1984 год, Сабах по Северной стене - 1986 год, Свободная Корея по Северной стене - 1988 год, Лхоцзе Главная (8516 м) по Южной стене - 1990 год, Жанну (7710 м) по Северной стене - 2004 год, К2 по Западной стене - 2007 год.
Специальное интервью для Алтайского края [12 июля 2009 г.]
Евгений Гаврилов: – Николай Анатольевич, расскажите о ваших планах на 2009 год?
Николай Тотмянин: – В этом году в марте, фактически в конце зимы, мы съездили на разведку, чтобы пойти зимой на К2. Провели исследования, чтобы определить, как мы будем забрасываться в декабре этого года. Если всё будет нормально, то 15 декабря стартуем из Москвы на К2.
А сейчас собираюсь ехать в район Южного и северного Иныльчека. Поведу клиентов по стандартным маршрутам: сначала на Хан-Тенгри, а потом на пик Победы. Достаточно непростое мероприятие.
Программа ни минимум, ни максимум. Если сложится, то осенью, может, удастся съездить в Непал.
– Чья идея взойти на К2 зимой и как вы готовитесь к этому восхождению?
– Так получается, то развитие альпинизма идёт дальше и дальше. На сегодняшний момент зимой взошли на 9 из 14 восьмитысячников. Это всё относится к тем восьмитысячникам, которые находятся в Непале, к гималайским. А вот пакистанские, всё пять стоят нетронутые, хотя, попытки были. Они в зимних условиях более сложные и по восхождению и по организации. Сейчас альпинистские взоры обратились к этим вершинам.
После летнего восхождения на К2 мы думали, что делать дальше. Когда после горы спускаешься, ничего не хочется и поэтому можно думать отрешенно о любых проектах, на любые темы. В частности, мы думали, что можно было бы пройти ещё не менее сложное, что осталось на земном шаре. Думали, думали и кроме траверса трёх вершин Лхоцзе и зимнего К2 ничего серьёзного для большой команды нет.
Можно разные задачи ставить. Можно придумать задачу для четырёх человек, для двойки и соло. Понятно, что есть ещё маршруты, которые практически невозможно пройти малой группой в альпийском стиле. Таких маршрутов и вершин ещё много. И большинство западных альпинистов ходят или пытаются ходить именно такие маршруты.
С одной стороны, это требует меньше денежных средств, с другой, собрать на западе большую команду – большая проблема. Корифеи западного альпинизма не любят ходить вместе. И в альпийском стиле идти сложные маршруты тоже нереально. Пройти по кулуару и по стене – две большие разницы, особенно на высоте.
Поэтому для командного альпинизма, где кроме индивидуальных качеств, требуются слаженные действия команды. Не так много осталось маршрутов, но они до сих пор ещё есть. В частности, зимнее К2 – из круга таких альпинистских проблем. Там большая высота и очень холодно. Кроме всего прочего, мы продекларировали и продолжаем говорить, что будем восходить без кислорода.
Современный альпинизм требует того, чтобы люди ходили без кислорода. Хождение с кислородом – большая поблажка. Как в футболе: у одних широкие ворота, а у других – узкие. Вот это примерно такая же разница.
Для безкислородного восхождения К2 – очень серьёзная проблема. Потому что кислород, кроме того, что он снижает реальную высоту, он ещё даёт и тепло. С кислородом не так мёрзнешь.
И мы решили, что наше новое восхождение будет на К2. А кто сказал первый – трудно определить. Каждый может перечислить два-три объекта, которые на сегодняшний день могут представлять интерес для элиты мирового альпинизма. Есть такие вершины. Даже просто отдельно взятая К2, зима или не зима – до сих пор проблема.
Или взять наши вершины (условно, они теперь не наши), тот же пик Победы – нельзя сказать, что эти вершины простые. По любому маршруту. Такие вершины есть и даже для спортсменов, которые там были неоднократно, продолжают оставаться трудной и серьёзной задачей.
С точки зрения тренировок, особых изменений никаких нет. Те люди, которые планируются в команду, занимаются альпинизмом не один десяток лет и тренируются каждый по своей сложившейся системе. Эти тренировки подразумевают умение работать и лезть по скале зимой и летом.
Задача подготовки сводится к тому, чтобы обеспечить более-менее сносные условия нахождения в базовом лагере. Потому что, спускаясь с маршрута, ты должен как-то отдыхать. Поскольку базовый лагерь находится на высоте 5000 м, то отдых здесь – большая проблема.
Это не отдых, а некое подобие. Те экспедиции, которые пытались ходить зимой, все были неудачными не потому, что там спортсмены были слабые или сильно мерзли, нет. Просто они в базовом лагере вообще никак не отдыхали. У них полтора месяца была борьба за выживание.
Базовый лагерь должен быть тёплым. Это должна быть одна большая отдельная палатка, где должен быть источник тепла. Газ, керосин – не важно. Хоть печка дровяная. И жить альпинисты должны не по одному-двое, как летом, каждый в отдельной палатке, а палатки должны быть такими, чтобы могли жить три-четыре человека и более-менее комфортно.
Мы планируем большую палатку, а внутри неё будет стоять двойная высотная палатка. Не будет такого, что ты выходишь из палатки – и ты уже на улице. Очень большое внимание будем уделять подготовке именно базового лагеря.
Снаряжение, которое мы используем на маршруте: и одежда, и палатки – это всё уже апробировано летом и всё будет работать зимой. Конечно, мы взяли более мощные пуховые куртки, комбинезоны, маски от ветра. Это всё будет. Но это не представляет проблемы. А вот сделать базовый лагерь комфортным, чтобы в нём можно было работать не в рукавицах, а голыми руками – задача для организаторов экспедиции.
А по восхождению, надеюсь, успех будет зависеть только от того, насколько сильная команда приедет. Потому что жить долго и осаждать гору в зимних условиях – нереально.
И зимний период не такой длинный, как летний. А поскольку декларируется зимнее восхождение, то там есть другие астрономические рамки – с 21 декабря по 22 февраля. И тут никуда не денешься. Подход и отход занимает время. Реально на саму экспедицию будет месяц, плюс одна неделя. В течение этого времени надо успеть акклиматизироваться, не потерять силы и залезть.
Декларируется маршрут не самый сильный, который есть. Самый сложный – по западной стене, мы туда больше не пойдём. Планируется маршрут с Юга – Юго-запада, рядом с классикой. По классике мы тоже не пойдём, потому что классический маршрут предполагает гребень. А ветер сдувает всё и вся.
В Пакистане, Каракоруме зимой ураганный ветер более мощный, чем летом. Там может просто сдуть с гребня и ещё холод более сильный от ветра. Будем идти по стене или контрфорсу, минимально вылезая на открытые гребни.
– О вашем первом восхождении на восьмитысячник Лхоцзе. Чем оно запомнилось?
– Для меня это был первый выезд в Гималаи. Хотя, у меня к этому времени было достаточно семитысячников, и команда попалась сильная, но в конце 80-х – начале 90-х годов было ощущение, что ходить без кислорода на большой высоте нереально. И, как в первой гималайской экспедиции, были сторонники кислорода и без кислорода, как на Канченджанге были «кислородники» и «безкислородники», то же самое было и на Лхоцзе.
Поскольку одним из руководителей экспедиции был Сергей Бершов, а он на Эверест ходил с кислородом, присутствовал в экспедиции, задача восхождения по Южной стене была поставлена так – любыми средствами. С кислородом или без кислорода. Конечно, основная команда работала с кислородом, но была группа, которая хотела пройти без кислорода и не пользовалась кислородом во время подготовки маршрута и на восхождении. Группа Евгения Клинецкого, в которой был я.
А поскольку мы были частью экспедиции, то были обязаны в каждый свой выход, кроме работы по прокладыванию маршрута, заносить какой-то груз. В том числе и кислород. Мы, «безкислородники» носили кислород для обеспечения будущего штурма остальных участников.
С одной стороны, это было правильно, но, с другой стороны, лучше бы мы взяли лишние верёвки и крючья, и тогда наверху нам было бы проще прокладывать маршрут к вершине. И так получилось, что когда пришёл час нашей группе идти на вершину, мы пошла наверх, взяв кислород, дополнительно забрасывая его для других.
В итоге вышло, что к штурмовому дню мы сильно выработалась и в последний день, когда пошли на вершину без кислорода, двое участников нашей команды были на пределе своих возможностей. За день, за светлое время, не успели дойти до вершины буквально пять верёвок. Мы приняли решение, что поворачиваем вниз, спускаемся.
И правильно сделали, потому что у одного участника из-за переохлаждения начались проблемы с почками. Но в принципе, мы были очень близко к вершине. Вершина – 8516 м. Мы не дошли до неё по высоте метров 100-140. Хотя, взойти было реально, все основные сложности были пройдены. Там было лазание попеременно со страховкой, но не предельное, чтобы мы не могли без кислорода это сделать.
Вот так получилось. Это был 1990 год, мой первый выезд в «высокие» горы, если называть «восьмитысячники» самыми высокими. И сразу не на какую-нибудь классику, а на маршрут, который считался недостижимой целью.
– Какова роль принятия ответственного решения при критических ситуациях на маршруте?
– Я могу говорить об опыте своих восхождений. Я был в сборных и клубных командах, команде регионов города Петербурга и главное слово, конечно, было за руководителем. Не важно – назначенный он или выбранный самими участниками.
Когда нам приходилось принимать решения, конечно, были совещания, а не то, чтобы один сказал: «Идём вниз и никаких гвоздей!» Было обсуждение, хотя, оно могло быть 20-30 секунд. Новички могут час обсуждать, мастера спорта – пять минут. Но не это важно. Всё равно происходит обмен мнениями, и после этого выясняются точки зрения, что-то принимается большинством.
В данном случае, руководитель ориентируется не на мнение большинства, не на своё мнение, а на его понимание состояния каждого из участников. Даже если все будут «за», а он видит, что один человек из группы будущих «за» не способен завершить благополучно то, что они задумали, он примет решение идти вниз.
Слава Богу, у меня никогда не было такого, что люди пытались отстаивать свою точку зрения, когда нет полной ясности – прав ты или не прав.
Даже если ты понимаешь, что ты прав на 95%, а все остальные неправы, надо уметь вовремя остановить дискуссию, потому что лучше что-то не сделать, чем сделать неправильно.
На Лхоцзе мы ушли вниз. Даже когда поднимались, мы уже понимали, что идём медленно и даже рассматривали вариант не спускаться по пути подъёма, а уйти на другую сторону, по «классике». Мы знали, что на Южном седле стоят экспедиции с Эвереста, там много палаток, у них сезон заканчивается, там есть кислород, газ, еда и прочее, и спуск туда гораздо быстрее и безопаснее.
Мы туда бы даже ночью спустились. Даже горелка у нас была на восхождении. Мы, в принципе, могли оставаться на холодную ночёвку, у нас было, где согреть воды, попить. Но, тем не менее, всё равно повернули назад. Потому что поняли, что риск аварийной ситуации становится всё больше и больше.
Тоже самое и на К2 втроем. Мы подошли к вершине в свой пятый выход, когда сделали попытку восхождения. Не дошли по высоте 50 метров. Там была стенка, на которую мы могли бы залезть, но у нас не было с собой снаряжения. Была всего одна верёвка, и спускаться по пути подъёма было нереально. Нам бы пришлось железо оставлять, а его не было.
Залезть мы могли бы с условной страховкой и прошли бы, потому что ребята были в хорошей форме и, хотя, стенка сложная, но она сложная в плане организации страховки. А так она пролезалась. И мы приняли решения спускаться, хотя понимали, что если начнём спускаться, то больше вариантов восхождения у нас не будет. Потому что без кислорода в течение сезона ходят на один объект. Ты не можешь два раза сходить без кислорода. С начала на Эверест, а потом ещё куда-нибудь.
А тут мы до вершины не дошли, но практически сходили без кислорода на восьмитысячник. Мы поднялись на 8550. Если бы мы спустились в базовый лагерь, то можно было с чистой совестью складывать вещи и отдыхать, потому что не хватает здоровья на две попытки безкислородного восхождения. И всё равно приняли решение спускаться.
Если бы нас было трое – и всё, то, может быть, мы и попытались идти. А поскольку мы знали, что есть команда, а её нельзя подводить, то приняли решение на спуск. Если что случается в команде, возможность восхождения других становится проблематичной. И мы спустились вниз…
Но так получилось, что шанс у нас появился. Здоровья, оказывается, ещё хватило. И мы взошли на К2.
– Правда или нет, что на восьмитысячниках нет хороших скальных маршрутов для истинных скалолазов?
– Вообще высокие горы – это бывшее морское дно, поднятое на такую высоту. Там, естественно, осадочные породы и крутых стен не бывает. Но из любого правила есть исключения. Есть высокие вершины, нормальные стены. Классический пример – пик Жанну, где верх – чистый гранит. 700 метров чистого гранита.
Тоже самое в Каракоруме – чередуются осадочные породы, известняки и граниты. Если посмотреть район вершины К2, то вершина К2 – это граниты, чуть ниже по долине массив Транга – чисто скальные вершины, куда одни скалолазы и лезут. На промежутке между ними есть Броуд-пик – груда развалин. Гашербрум I и II – тоже груда развалин, и стоит Гашербрум IV –гранитная стена 2,5 километра. На самом то деле, для любого скалолаза есть кусочки на восьмитысячниках.
Современное скалолазание, если брать его в основной массе – это лазание в зале. Те, кто лазает на естественном рельефе, не ходят длинных маршрутов. Лазают короткие скальные участки. Конечно, они безумно трудные, но достаточно короткие. Длинные скальные участки, либо скальные участки, расположенные на непривычном удалении от уровня моря, сами по себе сложные и, может, там скалолаз бы и пролез, но не дойдёт до этого места.
Сравнивать скалолазов и альпинистов высокой квалификации очень сложно. Да, я не лезу скалу 7с или 8а, а он лезет. Но я лезу 5в на высоте 8000м, а он до этой высоты вообще не может дойти. Как сравнивать таких людей?
Считается, что скалолазание – это занятие для молодых, а высотный альпинизм – для возрастных спортсменов. Я считаю, что если ты альпинизмом занимаешься, ты должен быть универсальным. Ты должен хорошо лазить по скалам, льду, хорошо чувствовать себя на снегах и на высоте. Конечно, есть специализация и те, кто сосредотачивается в чём-то одном, достигают больших результатов.
Если какой-то скалолаз захочет найти себе кусок предельного лазания, то он найдёт его и на Эвересте. Та же вторая ступень на классике с севера, «лестница», 15 метров нормально лазания. Конечно, если её опустить на землю, будет 4в, но на высоте 8600 практически никто не может залезть. А те, кто залезают, бьют себя в грудь и говорят, что они крутые, они этот кусочек прошли свободные лазанием.
– Мнение Александра Клёнова, что маршруты со скалами на восьмитысячниках не оправданы.
– На самом деле, сейчас логичных путей на вершины становится всё меньше и меньше. Никуда не денешься: всё становится хоженым и перехоженным. Если взять Альпы, то там вообще ничего не осталось, где можно пролезть. Вершин 5000-6000 м – ещё пруд пруди. И в Пакистане, Тибете, Гималаях. В этом плане с Сашей соглашусь.
Но дело в том, чтобы лазать высокие стены, какие лазает он, надо быть таким, как он. Таких людей мало.
– Что было наиболее трудным и интересным при восхождении на Жанну, за которое вы получили «золотой ледоруб» и звание заслуженного мастера спорта?
– Это стена с карнизами, которые начинаются на 7000м. Если эту часть 700 метров опустить на уровень моря, это нормальная 6а, 6б. Сложная стена с нависаниями. Причём, там карнизы по 14 м с выносом. Стена, мало того, что она нехоженая, но ещё и на такой высоте.
Но не было ощущения, что мы там не залезем. Свободное лазание подразумевает владение навыками скалолазания. Но поскольку высота большая, в скальных туфлях и лёгкой одежде не полезешь. Там свободного лазания – отдельные кусочки, там искусственное лазание. А если говорить об искусственном лазании, то если есть куда класть закладки и забивать крючья, проблем по идее не должно возникать.
Если есть за что зацепиться, то нельзя сказать, что стена не может быть пройдёна. Вопрос: как долго это может продолжаться и сколько людей для этого необходимо. Жанну – такая стена, что там вдвоём-втроём взойти практически нереально. Нужно 10 дней хорошей погоды. Это я очень скромно говорю.
Уложиться за 10 дней – нужно пролезать, хотя бы, по 70 метров в день. Чистая арифметика. А там были участки, где нам за один день удавалось пролезть 5-10 метров. Лезешь по карнизу и упираешься: некуда поставить точку, все точки ненадёжны. За один проход верёвку не пролезть, потому что на верёвку тебе нужно столько железа, что тебе вначале с ним не оторваться.
Берёшь железа меньше, пролезаешь полверёвки, делаешь промежуточную станцию – неудобно. Она не на полке, а где-то под карнизом. После этого принимаешь напарника, он там висит, а ты лезешь дальше, прихватив новое снаряжение.
Тут битва. Внизу, даже если плохая полгода, ты всё равно лезешь в лёгком и не замерзаешь. На Жанну кто тебя страхует, одет тепло, а ты лезешь не так сильно одетый.
Современная обувь для скальных восхождений не приспособлена. Думаю, что пройдёт лет десять и появятся ботинки, которые будут размером со скальный туфель. Они будут греть так же, как высотные «La Sportiva». Будет новый этап развития высотного альпинизма. Тогда полезут свободным лазанием достаточно сложные маршруты.
А с точки зрения закладок, френдов и стопперов, железо сейчас позволяет себя более уверенно и раскрепощено чувствовать на высоте. Оно стало более лёгким и универсальным. Про ледовые крючья вообще молчу – на льду проблем сейчас нет. И кошки и ледорубы – всё стало настолько современным и надёжным, что скальные участки, которые по старой технике скалолазания нельзя было пролезть, сейчас можно проходить просто с ледовыми инструментами и в кошках. Даже более сложные участки.
Всё идёт к тому, что скоро это будет реально. Другой вопрос: будут ли такие спортсмены, которые это смогут осуществить? Подпорка молодая сейчас не такая большая, как было раньше, в советское время. Мало ребят, которые не дадут альпинизму упасть на более низкий уровень.
– Почему физическая механика и как вы попали в альпинизм?
– Физическая механика – потому что закончил физмат школу, и дорога была на матмех. Но чистым математиком быть не хотел, а смесь математики и физики – есть кафедра физической механики.
До альпинизма в школе особо ничем не занимался, но любил обычные беговые лыжи. У меня они были в большом почёте. Каждую зиму проводил на них очень много времени. Может, общая физподготовка была заложена ещё с тех времён.
А попал в секцию просто. Всех распределяли по спортивным подразделениям, а у меня не было особых предпочтений. У кого не возникало никаких желаний, записывали в гимнастику.
Но так получилось, что в тот год был набор в секцию альпинизма, и один из тренеров, который брал группу новичков и начинал её тренировать, был один из организаторов физматшколы.
Когда мы на первом курсе в начале сентября сдавали номы ГТО всем факультетом, происходило распределение по секциям. Там я и узнал, что секцию альпинизма среди новичков будет вести математик - Марк Иванович Башмаков. Он оказался ещё кмс по альпинизму, инструктором.
И когда встал вопрос: где заниматься физкультурой, у кого преподавателя, думать не стал и пошёл в альпинизм. Пускай уж с человеком, которого хорошо знаю. Я заочно знал, что он сильный математик, организатор математических олимпиад, занимается со школьниками и студентами.
И не пожалел. Секция в университете оказалась сильная, заниматься было интересно, и на сборы попал. Так всё и пошло.
Когда учился в вузе, нельзя сказать, что был сильно выдающийся. Из той группы, с которой занимался, начинал, не особо выделялся. Нормальный середнячок. Трудолюбие было, а всё остальное – совершенно обычное.
На здоровье не жаловался, потому что в школьные годы никогда не болел. А в детстве – не помню.
– Как складывалась ваша профессиональная деятельность в физике и математике?
– Начинал с инженера. Но я до сих пор работаю, если честно. Пять лет работал по распределению, там ещё была тогда система КБ Кировского завода, где занимался проблемами прочности подводных агрегатов.
Проработав пять лет, ушёл Центральный котлотурбинный институт, который занимается проблемами теплофизики. Там работал мой тренер – Юрий Васильевич Красноухов. К нему и ушёл в лабораторию. С тех пор там и работаю. Дорос до ведущего инженера.
Уходил, возвращался. Но я не порвал с научным прошлым, продолжаю трудиться. В той лаборатории, где работал, завлабом сегодня мой хороший друг, и мне жалко, если дело, которым какое-то время своей жизни занимался, совсем зачахнет.
Занимаюсь там какими-то делами на общественных началах. Моя бывшая работа стала хобби. Я не бросаю их, помогаю.
А вообще у нас есть своя фирма, занимаюсь гидством. Летом работаю горным гидом. А зимой занимаюсь теплофизикой и промышленным альпинизмом.
– Помогла вам наука в альпинизме?
– Я считаю, что помогает. У меня профессия – теплофизика и теплотехника. А в горах достаточно много вопросов, когда знание простых физических законов позволяет выжить в невыносимых условиях. У тебя горелка не горит и кастрюля не греет, если это всё на ветру. Ты греешь не кастрюлю, а окружающую атмосферу.
Это же касаемо обуви и прочего. Люди начинают примерять: теплее ботинок или холоднее. А ботинок – он не теплее и не холоднее. Он лучше изолирует тепло или хуже. Греешь ты сам себя.
Если у тебя на ногах валенки, а стоишь ты в одних трусах, то всё равно ноги будут мёрзнуть. Штаны должны быть тоже тёплыми. Кровь течёт от центра к периферии, и она не должна остывать по дороге раньше, чем дойдёт до пяток. Практичная физика, но она позволяет жить там, где жить нельзя. Лично мне хорошие знания физики и математики очень часто помогают.
А то, что касается конструирования специального снаряжения, то раньше нам его приходилось много делать. Но и сейчас, когда работаем с фирмами, профессионально занимающимися этими вопросами, при разработке новых моделей, мы, владея какими-то принципами знаний основ науки, можем придумать нечто более совершенное, чем мысль дизайнера, который, кроме функциональности покроя и ещё чего-то, на самом деле ни в чём не разбирается. Как сделать так, чтобы это грело и не стесняло движения? Люди, которые владеют физикой, могут в этом помочь.
– Какой он, лидер команды, в вашем понимании?
– Я считаю, что это прирождённое качество. Опять же, есть люди, которые рождаются лидерами, а есть люди, в которых эти качества начинают проявляться.
В принципе, любой мастер спорта – кандидат в лидеры. Придя к такому званию, занимаясь альпинизмом 5-6 лет, ты обязательно должен на каких-то восхождениях руководить. Получается это или не получается – другой вопрос. Но лидерскими навыками ты должен владеть.
Что же касается самых серьёзных восхождений, то тут лидер должен быть неформальный. Внешне он может быть простым человеком, не проявлять лидерских качеств, но это должно в нём присутствовать. Несмотря на форму проявления этих качеств, он должен говорить такие слова, которые доходят до всех остальных и которые с этим соглашаются. А второе – эти слова должны быть правильными.
Человек должен разбираться, видеть ситуацию и предвидеть её развитие. Тогда он будет лидер в полном понимании этого слова. Человек, который знает, что делать, может убедить остальных, что это так надо делать и в третьих, может людей на это настроить. Тогда это – лидер. В нашем альпинизме лидеров много.
– Как выбирается лидер среди лидеров на больших восхождения?
– Это, как правило, происходит на маршруте. Любой человек в разное время находится в разной форме, в разном состоянии, в разном понимании окружающего. Бывает, очень часто, с одним человеком так: один сезон всё понимаешь, а другой…
Здесь важны не только конкретные знания и навыки, а уровень интуиции. Бывает, настолько чувствуешь ситуацию, что из мельчайших признаков делаешь далеко идущие выводы. А бывает всё понятно и ясно, а решения приходят какие-то бестолковые. Часто грань бывает настолько неопределённая… Особенно на высоте.
Много зависит от того, как ты начинаешь сезон. Если тебе в марте ехать, а ты в феврале гриппом болел, то все качества у тебя нормальные, но всё равно ты какой-то «разобранный». Думаю, что у всяких ясновидящих есть периоды хорошей и плохой работы. Один раз они всё видят насквозь, а в другой раз – вообще ничего не понимают, и тебе лапшу на уши вешают.
У нас то же самое. Даже по поведению товарищей, которыми ты командуешь всё ясно. Они могут чувствовать это и, вроде, они тебе верят и доверяют, но всё равно подвергают сомнению.
Часто на сложных восхождениях, как учит история альпинизма, идёт команда на восхождение, есть капитан, а потом, в процессе восхождения, неформально начинает командовать другой, кто в данной ситуации в лучшей спортивной форме, лучше видит ситуацию, и который своими руководящими действиями убеждает всех остальных в своей правоте. И они достигают результата.
Думаю, что это бывает во всех видах деятельности. В альпинизме, когда наверху людей-то мало, никого в отпуск не отправишь и не заменишь, всё равно все остаются действующими бойцами и каждому должно быть своё место и действия.
Мне в жизни везло, что у меня никогда не было ситуации, когда наш руководитель был неадекватен. Были ситуации, когда он функции свои передавал, было, когда он не передавал и гнул свою линию, но это в том и другом случае было правильно, как потом оказывалось.
Обычно, когда что-то делаешь и много неизвестных, никто до конца не знает – прав ты или не прав. Как правило, последней правды и нет. И тот был прав, и этот. Главное, чтобы результат был тот, который хотелось, без последствий для людей.
– Что у вас за бюро экстремальных путешествий?
– Поначалу мы просто начинали восхождения в горы. Причём, не простые прогулки, а сложные восхождения. До сих пор мы ими занимаемся. Водим людей на высокие горы. Путешествия по диким районам – так скажем.
Конечно, есть сейчас и ски-туры зимой и сплавы, велосипедные и разные походы, но этим занимаются ребята, которые в этом разбираются.
Это не просто экскурсии. Даже то же восхождение на Эльбрус. Мы часто предлагаем взойти не по классике, где канатки и всё остальное, а с другой стороны, где никого нет и с самого низа надо идти пешком.
Я лично занимаюсь высокими горами: Пик Ленина, пик Коммунизма, Хан-Тенгри, Победа. На последние поеду уже в седьмой раз.
– Роль юмора в команде?
– Не знаю, как в других странах, а в России без юмора вообще жить невозможно. А в альпинизме, как и в другом серьёзном деле, юмор просто необходим. Чтобы не зацикливаться на серьёзности, нужно иногда использовать юмор. Он позволяет расслабиться в той ситуации, когда ничто другое не поможет.
Бывает, когда командуешь, лезешь первым и на грани срыва, тебя страхует напарник, ты видишь, что он ждёт, что ты сорвёшься, весь в перенапряжении. Ты что-то скажешь смешное – и ситуация разряжается.
И самому легче лезть: раз не упал, юморишь, значит, не так напряжённо всё, не на грани срыва. А напарник думает, что если ты на отвлечённые темы можешь говорить, значит, не так серьёзно, не рухнет.
– Были случаи в горах, которые трудно поддавались объяснению?
– Были. Простейший пример, когда у тебя по плану завтра восхождение, а ты не выходишь. Утром встаёшь, собираешься, рюкзак лежит, и что-то такое в голову стукает: не надо выходить! И не выходишь. А потом получается, что погода испортилась, или ещё что-то...
Очень часто наши российские спортсмены выходят на гору, не оглядываясь на плохой прогноз, а по внешним признакам – вроде ничего. И идешь на гору.
А бывает ситуации, на том же Хан-Тенгри: подъём во второй лагерь проходит по ледопаду, там очень непростой участок маршрута, который нужно проходить в строго определённое время. Там возможность сдвига со склона пика Чапаева. Идёшь по этой горловине, и внутри всё вибрирует от страха: когда там упадёт – непонятно.
Пару раз у меня было, что не ходил в то время, когда надо идти, что-то меня останавливало именно в этот момент. Пока солнце не взошло, там всё должно быть безопасно. Солнце вышло, начало греть, лёд трескается и начинает падать. И так весь день, пока светит солнце.
И пару раз шёл в нестандартное время, среди белого дня. А второй раз, причём это не было такой необходимостью, просто ждал момента. Логических причин не было. Хотя, когда в этот район приезжаю, всю информацию, которая была по прошлым годам или текущем сезоне, узнаю, выспрашиваю и какие-то движения мысли в голове идут, происходит оценка обстановки, ситуации.
Иногда всё рухнуло и, вроде, можно идти всё время, но какие-то огрызки остались, они могут упасть в любой момент.
Так же было и на пике Коммунизма. Шли по склону, явно лавиноопасный склон, свежий снег по пояс, а уходить, сворачивать влево или вправо не хотелось. Думал, что сворачивая, подрежешь всё, но идти в лоб тоже страшно. Идёшь, идёшь, и вроде всё хуже становится, а в голове всё свободней и свободней и понимаешь – это всё не упадет. Почему не упадёт – не знаешь. Проходишь на следующий день, через два-три спускаешься – как стоял склон, так и стоит.
Бывают такие ситуации, когда нелогично действуешь. Узнав, что кто-то так действовал, ты бы сказал: «Неправильно сделали. Так не надо было». Когда сам в такой ситуации оказываешься, анализируешь – не надо было так делать. Но когда были там, было ощущение, что это – правильно и никак по-другому нельзя.
– Кроме альпинизма и науки много у вас увлечений?
– Много. Когда есть летом возможность, выезжаю на рыбалку. Рыбачу с детского возраста, когда ещё в школу не ходил. Крупной рыбы не ловил. У меня щука на 1,5 килограммов – самый большой улов. Просто люблю с удочкой или со спиннингом походить. Когда не клюёт, конечно, тоска, но когда клюёт...
Меня сильно большие экземпляры не радовали, но регулярно нормальная рыбалка. Экземпляры той рыбы, которая сейчас осталась в Ленинградской области на Карельском перешейке, меня устраивают.
У нас на работе есть ребята-фанаты, у них чуть ли не эхолоты есть. У меня есть, конечно, разные спиннинги удочки, блёсны, лодка и другое, но журналы рыбные не читаю. Альпинистские читаю, а рыбные – нет. И на сайтах рыбных не сижу.
Или люблю грибы пособирать.
Люблю скалолазание. Я не сильный скалолаз, но лазить люблю. Ледолазание зимой. Велосипед. Ролики.
Очень много видов спорта, которые мне нравятся. Да просто бег. Я много раз в марафонах участвовал. Нельзя сказать, что сильно быстро бежал, но, с другой стороны, если ты какие-то задачи перед собой ставишь конкретно в соревновании, не обязательно это должно быть самое лучшее время.
Ещё мультиспорт. Мультигонки, которые сейчас всё больше и больше в России развиваются. Одно время, когда про них узнал, периодически в них участвовал. Для альпинизма надо такое дело, когда ты двигаешься по дистанции несколько суток без сна и отдыха.
– Ваши пожелания всем любителям активного отдыха?
– Самое главное – чтобы погода соответствовала вашим ожиданиям. Всё остальное – проще. К сожалению, в современном мире с прогнозами погоды – полная труба. Пожелаю вам хорошей погоды.
А горы чем хороши? Они стоят, и если ты из них уйдёшь – ничего страшного. Когда придёшь, они также будут стоять. Они могут измениться, но не надо считать, что ты здесь первый и последний раз. Может, ты и в первый раз, но если хочешь, чтоб это было не последним в твоей жизни – не делай глупостей.
Повернуть в ситуации, где, казалось бы, ничего особенно опасного нет – иногда геройский поступок. Такие подвиги – только для тебя. Совершай их. Поверни назад, но получи возможность вернуться сюда ещё раз. Ни одна гора не стоит ни одного ногтя на мизинце.
