Душарин Иван Трофимович
- Информация о материале
Людям, которые уходят в горы, уже просто повезло, что они полюбили горы. Это благородная среда. Она элитная. Этих людей могу назвать элитой нашего общества. Хотелось бы, чтобы они любили горы дальше, брали от них самое лучшее, бережно к ним относились.
Родился 1 ноября 1947 года в городе Похвистнево.
Служил в воздушно-десантных войсках.
Альпинизмом занимается с 1964 года.
Учился в Самаре. По профессии - конструктор.
Работал начальником конструкторского бюро роботов АО "АвтоВАЗ".
С 1981 года возглавлял секцию альпинизма спортклуба «ВАЗ» (более 30 лет). За это время тольяттинские альпинисты совершили множество восхождений, девять из которых получили мировое признание и имели международное значение.
Мастер спорта международного класса, "Снежный барс".
Инструктор-методист по альпинизму I категории.
Совершил более 300 восхождений: 19 восхождений на семитысячники бывшего СССР, восхождения на Монблан (1985 г.), Аконкагуа (1991 г., 2 раза), Эверест (1992 г., 2005 гг.), К2 -8611 м (до высоты 8000 м), Нанга-парбат (1997 г., Диамирская стена, первый русский на вершине), Чо-Ойю и Мак-Кинли (1995 г.), Чанга-бенг (Индийские Гималаи, 1998 г., первопрохождение, Северная стена), Фиц-Рой (Аргентина, 1991 г.), Пти-Дрю.
Номинант премии "Piolet d'Or ".
Руководитель и организатор большого количества экспедиций в Гималаях, Каракоруме, Памире. Организатор и руководитель (старший тренер) ряда российских и международных экспедиций. Первые российские экспедиции: на Аконкагуа-6963 м и Фиц-Рой – 1991 г., на Эверест -1992 г., на К2 (Чогори) - 1996 г., международные: на Нангапарбат-1997 г., Чангабенг 6864 м (по центру Северной стены.) - 1998 г., Чо-Ойю - 8201 м- 2002 г., Мак-Кинли -6194 м (Аляска) - 1995 г..
Первовосхожения в Пакистане (в малоисследованных районах), Каракорум на 5 вершин от 5500 до 6850 м. Первовосхождение в Китае на пик Кокодар-7210 м.
Автор книги "По струне через бездну".
Среди его воспитанников - один из сильнейших альпинистов-высотников России, ЗМС Андрей Мариев, президент ФАР, МСМК Андрей Волков.
Председатель учебно-методической комиссии ФАР.
С 2007 г. старший тренер центральной школы инструкторов ФАР.
Специальное интервью для Алтайского края 16 апреля 2009 г.]
Евгений Гаврилов: – Иван Трофимович несколько слов о том, что было на Кавказе и какая работа предстоит вам в ближайшее время?
Иван Душарин: – То, что происходит сейчас на Кавказе – это большая работа с военнослужащими. В первую очередь мы работаем с Министерством обороны и вторая наша группа – Внутренние войска. Мы готовим их к деятельности в любых горных условиях.
В прошлом году летом на Кавказе были занятия по альпинизму и преодолению горных препятствий в рамках альпинизма, а сейчас – в зимних условиях. В феврале провели большой сбор с Министерством обороны. Около 100 человек прошли так называемую подготовку «ски альпинизмом», зимним альпинизмом.
Сейчас 50 человек Внутренних войск завершили точно такую же подготовку. 20 дней они готовились к тому, чтобы при необходимости действовать в горах в любых условиях.
А 25 апреля вне рамок Федерации у меня намечается поездка в район Канченджанги, трекинговая группа vip-персон.
– Планируется проведение соревнований, как в прошлое советское время, для Вооружённых Сил?
– Дело в том, что это утрачено. Вся культура, технология – всё. И вообще, стоит вопрос: будет ли существовать ЦСКА как клуб?
Ситуация не очень положительная, но мы планируем проведение соревнований. Пока всё на стадии предварительного разговора, первых шагов. При проведении мероприятий военнослужащих, мы приглашаем их принять участие в соревнованиях по ски-альпинизму, который проходит в рамках чемпионата России на склонах горы Эльбрус.
Отдельно проводим зачёт по военным «Кубок победы ски-альпинизма среди военнослужащих». Министр подписал бумагу, и впервые военнослужащие будут участвовать в соревнованиях такого рода. Поскольку им подготовку дали, они теперь могут пытаться соревноваться.
А в рамках альпинизма пока нет основы, людей, подготовленных на каком-то приемлемом уровне для участия в соревнованиях. Внутри войск такие мероприятия мы планируем. Может быть, у них рейтинг будет не очень высокий, уровень второго разряда, но во всяком случаем это планируем, и будем проводить. Хотя бы, в рамках Северо-Кавказского военного округа.
– Иван Трофимович, есть перспектива создания лагерей, так как было в советское время?
– Перспективы всегда есть. Но, к сожалению, ситуация не очень положительная, поскольку лагеря перешли в собственность местных властей и стали использоваться не по назначению.
Сначала, как только человек получает какие-то возможности, он думает, что стал богатым. Оказывается, не так всё просто. Лагеря надо наполнять, их надо ремонтировать и т.д. И большинство из них пришло к развалу.
Сейчас восстановить, сделать их силами инвесторов или богатых людей просто нереально. Люди вкладывают деньги в то, что имеет смысл и даёт прибыль. А поскольку наши базы располагаются в не очень благоприятных с точки зрения ведения дел зонах (национальные проблемы существуют и никуда не ушли), то деньги не вкладывают.
Проблемы серьёзные. Хотя, правительство Кабардино-Балкарии готово отдать эти базы. Но кому? Где взять людей, которые взяли бы их и направили по нужному руслу?
Здесь целый ряд проблем. Желание у нас есть, мы готовы, но ситуация не благоприятствует. Рисковать, тем более в условиях кризиса, никто не хочет.
У нас успешно развивается, причём, в нужном направлении, база Безенги. Но, по-моему, это только благодаря тому, что главным инвестором, хозяином этой базы, является не местная, а московская структура. Её просто выкупили.
А вот другие хотят на Кавказе получить прибыль здесь и сейчас, не думая о перспективе. И в этом главная проблема.
– Но есть и другие горные массивы в России.
– В как раз в этом плане делаем шаги, способствуем этому. Сейчас успешно развивается Западный Саян. Во-первых, там ребята молодцы: Николай Захаров и другие. Там одна база уже практически построена и строится вторая, спортивная, в горных условиях. В первую очередь – для альпинизма, но и для других видов спорта так же.
Правительство Красноярского края очень позитивно смотрит на всё, помогает, развивает и процесс двигается очень успешно.
Мы способствуем созданию таких центров в Хибинах и есть неплохие перспективы в Северной Осетии. Там тоже разумное правительство, у нас с ними есть рамочное соглашение взаимодействия и взаимопомощи.
Они пытаются развивать свою структуру и надеются на взаимодействие. У нас там полпред Казбек Хамицаев, который очень способствует этому.
– Вы воспитанник старой школы альпинистов. Какие качества присущи старым мастерам, и чего не хватает сегодня подрастающей смене?
– Вообще, как это обидно не звучит, интеллект старой школы был на порядок выше. Во всем: человеческих качествах, отношению к альпинизму, как к деятельности, любви к горам. Люди относились ко всему с большой отдачей, желанием, любовью.
Современная молодёжь, может, лучше подготовлена, сильнее, способна проходить сложные маршруты, но она не использует полностью человеческие преимущества альпинизма, а только спортивные. В человеческом плане позиции снижены.
Не случайно в советское время в альпинизм шли академики, профессора. Это было нормой. Сейчас такой тенденции не наблюдается. Молодёжь спортивная, закрывает, как я это называю, клеточки, разряды, но культурой того места, где совершают восхождения, природой, особенностями горного района не интересуется. Их это не беспокоит. За это обидно. Горы дают очень много, а люди не готовы это взять. В этом пробел. Это один момент.
А второй момент – старая школа готова была отдавать. Достигнуть какого-то уровня и отдавать. Современная молодёжь – если это выгодно, то да. Если это не выгодно – зачем? Меркантильное отношение для старого поколения не понятно.
Я понимаю промальп – это зарабатывание денег. Группу ведёшь – надо, чтобы тебе за это заплатили. Чем больше, тем лучше.
Внедряется западный принцип, тут ничего не сделаешь, всё закономерно. Какое общество, такие и люди. Общество влияет на всё, и входит в структуры альпинизма.
Я альпинизм рассматриваю, как уникальную школу делания Человека. Не только сам процесс восхождения. Восхождение – пик, который воспитывает мужество, спортивные качества и т.д. Но есть ещё взаимообщение, взаимообогащение. Это воспитывала культура советского периода.
Делание Человека: умение принимать решение в экстремальных ситуациях при недостатке информации. Это навык, который может пригодиться в любом деле. Те люди, которые прошли школу альпинизма, в обществе, в основном, успешные. Они свои навыки используют в обычной жизни.
Они обладают лучшими качествами. Не говорю, что они идеальные, но, во всяком случае, если взять среднестатистические группы людей: прошедших школу альпинизма и тех, кто не прошёл её, то первые в качественном отношении будут сильно отличаться.
Один из аспектов альпинизма – эффективный способ воспитания людей, подготовки к разным ситуациям, моделям существования. Делание людей высокого качества, высокой пробы. Этот момент утрачивает позиции. Мы пытаемся в этом плане двигаться, использовать предоставляющиеся возможности.
Вот ведём vip-персон в горы. Пусть это небольшие группы, пусть трекинг, но, во всяком случае, они уже будут понимать, что есть и другая жизнь. Не только Канарские острова, но и Гималаи. А это другое. Хотя бы, увидят, как там народ живёт. Это, может, будет способствовать принятию каких-то ответственных государственных решений. Что-то в мозгу чуть-чуть сдвинется.
Горы – уникальная среда, чтобы поправить мозги людям любого уровня.
– Может, качество советского альпинизма было связано с тем, что секции были при вузах?
– Тут не так. Просто самая активная масса, которая ездила в горы – было студенчество. Это точно. Собственно, она и создавала базу этих людей. Потом студенты становились учёными, преподавателями. Не говорю, что все, но были. Я сам с завода, и ничего плохого в этом нет.
Сейчас молодёжь, которая идёт в альпинизм, сильно отличается от той, какая, допустим, идёт в бокс. Она просто другая. Не говорю, что всё утрачено, безнадёжно. Но ведь количество людей, выезжающих в горы, упало в несколько раз.
В средней массе заметно, что молодежь другая. Она неплохая. Но с прошлыми временами заметны качественные отличия. В группе инструкторов тогда преподавали Кизель, Аркин, Абалаков, Боровиков. Люди мирового класса. Даже не с точки альпинизма, а с точки зрения профессиональных вершин. Кузьмин был главным инженером Красноярской ГЭС. Киты не с точки зрения альпинизма, как спорта, но и профессиональной деятельности.
Сегодня это прослеживается меньше. Есть другие возможности проявить себя во время отпуска. Бизнес и государственная деятельность, может, и позволяет им отдыхать в горах, но престижнее быть в более знаковых местах. Раньше этого не было, и люди уезжали в горы.
Даже Косыгин ездил отдыхать в горы, в Домбай. Не на Канары, не на Сейшелы.
– Северный полюс…
– И это тоже есть. У меня друг только что вернулся с Северного полюса.
– Не было у вас желания сходить к полюсу?
– Вопрос в том, что желание осуществлять любое путешествие, было и есть. Вопрос один – финансовый и временной. Я инженер, начальник конструкторского бюро робототехники Волжского автозавода. А рядовому инженеру путешествие на Северный полюс или нечто подобное – просто нереально.
– Долгие годы вы отработали конструктором? Почему вы выбрали эту профессию?
– Так просто сложилось по жизни. Вначале, окончил машиностроительный техникум, а потом – институт. Стал работать инженером. Ситуация сложилась чисто бытовая: семья, нужно было жильё, и я из Самары переехал на Волжский автомобильный завод. Там как раз в это время была возможность получить квартиру.
И там состоялся как конструктор. К высоким должностям не стремился. Если с профессиональной точки зрения меня бы стали продвигать, в плане роста должностей и т.д., не было бы альпинизма. Надо было делать выбор. Я сделал его в пользу альпинизма. Дважды отказывался от больших должностей и остался на уровне начальника КБ.
Я занимался проектированием, авторским надзором, сопровождением изготовления и внедрения сварочных линий с применением робототехники. Все модели от «девятой» и дальше: «Нива», «десятка», «Калина» и т.д., что произошло на Волжском автозаводе, – всё делалось с участием нашего бюро.
Пришлось много работать вместе с итальянцами, немцами, были совместные проекты. Работа очень интересная. Это гигантские линии: не одна, а десятки. Например, при производстве «Калины» мы внедрили и запустили более 300 промышленных роботов. А каждый из них грузоподъёмностью 30-50 кг – мощные, очень сложные конструкции.
Единственный недостаток работы – невысокая оплата, к сожалению. Как и везде: все, кто работает в материальном производстве, много не заработает.
Труд в КБ коллективный. Я, как руководитель, задавал идеологию того или иного проекта, распределял работу, проверял, принимал, оценивал и руководил внедрением.
Есть у меня серия авторских свидетельств, но они не глобального значения, масштаба. Есть у меня награда, когда в своё время демонстрировал правительству СССР робототехнику – серебряная медаль ВДНХ.
Но не оцениваю это как великое достижение. Работал, как и все инженеры. Никаких суперзаслуг. Был руководителем небольшого звена, отдела роботов. Нас было порядка пяти бюро. Группа задавала идеологию промышленного производства сварки кузовов.
– Когда вы впервые пришли в секцию альпинизма?
– Это было в Самаре. Секция ДСО «Спартак» при областном Совете. Я учился в техникуме, где случайно увидел объявление. Я слов таких не знал, как альпинизм. Было просто приглашение для любителей природы.
Пришёл, а там оказались какие-то рюкзаки, кошки, ледорубы. Самое главное не в этом, а в том, что у нас был тренер-общественник Светозар Владимирович Королёв. Это был фантастический человек. Как человек, тренер, педагог. Его уже давно нет, прошло 45 лет, а мы, тот контингент, до сих пор встречаемся.
Он вообще был уникальной личностью. Его родители после Гражданской войны были военными атташе в Китае. Начальный уровень спортивной подготовки он давал высокий. Был требовательным, но справедливым.
А когда мы подросли, и он мало чему нас мог научить, секция у нас стала как семья. Добрая, хорошая, справедливая, но строгая. Где ничего не было безразличным. Достаточно сказать, что он часто, не задумываясь, свои личные деньги тратил на нас.
Если приезжал в город, и мне надо было где-то переночевать, а я из района, не в самой Самаре родился – никаких проблем. С армии пришёл: куда? Конечно, к Светозару. А куда ещё могу?
Человеческие и спортивные качества он в нас развил. Но главное – отношение друг к другу, взаимоуважение. Мы его почитали, как второго отца. Отца секции, группы, команды и т.д. Это, собственно, и было привлекательным в альпинизме для меня.
Другими видами спорта занимался – мне всё было интересно, но вот этого там не было. Человеческого отношения, взаимопомощи, дружбы. Это привлекло меня, и я понял, что всё остальное – мелочи, по сравнению с тем, что есть здесь.
– Какими видами спорта вам пришлось ещё заниматься да альпинизма?
– Прыгал с парашюта, бегал на лыжах. В техникуме выступал за сборную. Наш городок маленький, и нечего было особо выбирать. Дворец пионеров, школа, секция. А поскольку мы ребята были динамичные, преподаватель физкультуры с нами не могла справиться.
Она нам сказала, что ничем нам помочь не может, и предложила: «Давайте вас определю к свому мужу, он у меня КМС по лыжам». Он с нами, собственно, не занимался. Просто мы получили разрешение на занятия лыжами вместе с ним. Мы пристраивались к нему: он тренировку для себя проводит и мы рядом с ним. Потихоньку втянулись, и уровень у нас был неплохой. Очень люблю лыжи.
– Это всё было, наверное, в Похвистнево. От чего пошло такое название городка?
– Был такой поручик Похвистнев, один из адъютантов Кутузова во времена Отечественной войны 1812 года. Название городка происходит от его имения.
Недавно, в 2008 году мне присвоили титул «Почётный земляк земли Похвистневской». На той встрече, куда меня пригласили, в этом городке было большое мероприятие, и приезжали потомки этого поручика. Была очень интересная встреча.
– Когда был ваш первый прыжок?
– Это было зимой в Самаре. Это был просто невероятный восторг, душа пела. Но вначале была достаточно длительная подготовка.
Я прыгал до армии, поэтому и попал служить в ВДВ. Занимался альпинизмом и парашютом. Потом сравнил, что из них сильнее, и остался в альпинизме.
Парашют – это здорово! По серьёзному, системно сегодня уже не занимаюсь, но прыжки иногда совершаю: прошлом году был прыжок, в позапрошлом. Но это уже организованные мероприятия, с инструктором.
Когда же пошёл в армию мы попали в команду, которая набиралась в ВДВ. Нас отозвали на два месяца на сборы. Мы в условиях полигона, казармы, опять проходили всё заново и дополнительно прыгали. После обучения у меня было пять прыжков, включая сборы.
В армии сделал больше 30 прыжков, но там боевое, другое применение.
– Если говорить об армии, что она дала вам?
– В этом плане мне повезло, попал в воздушно-десантные войска. Должен сказать, что, несмотря на то, что имел достаточно неплохой уровень подготовки, физической и прочее, на первых порах было очень непросто. Форма, армейские отношения с жёсткой достаточно бескомпромиссной физической нагрузкой. Но когда втягиваешься в процесс, всё становится в норму и начинаешь понимать смысл службы.
Не надо особо раздумывать, надо выполнять то, что говорят. И всё. Когда смысл понимаешь, начинает всё идти хорошо, без особых проблем.
Тогда не было такого понятия «дедовщина». Оно было, но такое достаточно лояльное и на пользу. Без каких-то там криминальных случаев. Были исключения, но это была, скорее, большая редкость, нонсенс. Во всяком случае, сержанты и командиры, не говорю, что мы были друзьями, относились друг к другу и к нам по-человечески.
Мы выполняли всё, и никаких криминальных моментов не наблюдалось. Когда заканчиваешь какой-то этап подготовки, ты становишься на уровень со всеми и просто выполняешь свою работу. И все было нормально.
Сейчас мне трудно сказать, что происходит изнутри армии, потому что наблюдаю всё снаружи. И такое выношу мнение: армия, кажется, погрубела. Ничего не могу сказать по применению в боевых условиях, наверное, они друг друга всегда выручат и помогут и т.д. Военные действия есть военные, но с точки зрения взаимоотношений всё сильно изменилось. Могут зло подшутить, не так назвать, не говоря о нецензурной брани. Это то, что режет ухо.
Вот приехали на сборы в мае 96 человек. Совершенно разные, случайные люди, но отсев прошли большой. Отослали случайных людей. Когда они приехали через 30 дней, уже был заметен результат – они стали другие. Горы их «причесали». Шваль отбросили, осталась истина.
А когда они приехали осенью, через несколько месяцев, на 30 дней, и прошли, завершили курс, они стали просто другими людьми. Они уже друг к другу иначе относились, разговор иной. Не 90, а 30 процентов матерных слов.
Люди-то хорошие. Основа и человеческие качества неплохие. Но среда их делает другими. Это срез общества, и ничего здесь нового мы не открываем. Какое общество есть, такое есть. И когда среда меняется, то и люди меняются. Причём, в лучшую сторону. И это очень здорово.
– Какие вам наиболее импонируют горы?
– Кончено, Гималаи. Это необычная красота. Много раз там бывал, и не устаю восхищаться ими.
Когда горы начинают засыпать, уходит солнце, они окрашиваются в разные цвета, которые меняются каждую секунду. Это всё надо уследить. Никакой фотоаппарат, никакая техника этого не может передать. Закат и восход – самые красивые времена, периоды в горах.
Горы, в которых был, и они привлекают, хотя, специфичны и резко отличаются, хотя близки, от Гималаев, – Карокорумы. Масштабы те же, но горы немножко другие, более жёсткие, суровые, более спортивные.
А вот особенностью, резкими отличиями, которые поражают – район Аляски. Он не похож ни на что. Северный район, район Полярного круга. Там другая природа, другие горы. Они достаточно суровые, но нет резких цветов, как в Гималаях, где краски меняются и очень резкие переходы – красиво.
А на Севере всё ровно, мягкие цвета. Но горы от этого не менее привлекательные. Аляска меня поразила. Это совершенно другая красота.
Впечатление произвёл район Патагонии. Горы маленькие, но очень скалистые, отвесные, технически очень сложные. И в тоже время, сочетание их с озёрами, айсбергами, которые плавают в них, ледниками, спускающимися прямо в воду. Очень необычная красота!
– Расскажите, как вы готовились к вашему первому Эвересту?
– Мы заходили со стороны Непала, с южного седла на Эверест, 1992 год. Это была сложная экспедиция.
Экспедиция, я бы сказал, политическая. Тогда был впервые установлен флаг России на высшей точке планеты. Если в 1982 году была советская экспедиция, советский флаг, то в 1992 году, ровно через десять лет, – российская. Государства Советского - СССР не стало, появилась Россия, и впервые был установлен российский флаг.
Мы, шесть человек, намерились идти без кислорода. Я был старшим тренером экспедиции и одновременно руководителем группы. Посоветовались с руководителями, собрали тренерский совет и поняли, что это всё-таки некий риск.
Тем более, там были не простые погодные обстоятельства, сложности, пришлось очень много провешивать верёвок. Предстоял очень большой объём работы. И тренерский совет решил: нет, будем восходить с кислородом, чтобы водрузить флаг – это очень важно. Политический момент превалировал.
Правда, кислород у нас был ограничен, и мы пользовались им выше 8000 метров. А до этого рубежа – нигде и никак.
В принципе, проблем, с моей точки зрения, «криминальных», по восхождению без кислорода нет. Вопрос, во-первых – тепло, обморожения. Ты начинаешь мёрзнуть – это факт. Окислительные процессы идут медленнее, хуже и ты начинаешь замерзать. Нужна экипировка очень высокого уровня.
– А второй раз?
– Тогда я сопровождал друга. Там все уже от седла шли с кислородом, а я до 7800 шёл без кислорода. До этой отметки без кислорода медленнее идёшь, чем те, кто с кислородом, но не очень сильно отстаёшь. Всё зависит, конечно, от подготовки. А дальше с кислородом – не мог же отставать от них. Я был сопровождающим, и подключил баллон.
Это была коммерческая экспедиция Саши Абрамова. И мой друг Юра Тайдаков решил в своё пятидесятилетие сделать себе подарок и взойти на Эверест. Он когда-то ходил у меня в команде, у него первый разряд, не закрытый КМС. Он стал заниматься своим делом, от альпинизма отошёл, но всё равно альпинизм остался у него в душе. И он продолжал выезжать в горы эпизодически.
«Но тут, - говорит, - Иван, хочу съездить. Мне 50 лет исполнится, и хочу взойти на Эверест». Он оплатил моё участие. И мы с ним в этой экспедиции взошли на гору, он реализовал свою мечту. А я побывал на Эвересте второй раз со стороны Китая. Это интересно.
– Как вы относитесь к развитию активного туризма в горах, к трекингам?
– Идеальная форма активного отдыха для нормальных людей, независимо от возраста. Несёшь небольшой груз, только свой. Остальное могут нести шерпы. Это не дешёвый, но и не космически дорогой вид отдыха. Он доступный, это не экспедиция. Эта форма отдыха очень эффективная, интересная и полезная.
Особенности – надо знать и прочитать о том или ином трекинге, и слушать опытных людей. Культуры везде разные и во многих моментах мы не стыкуемся. Если что-то хорошо для шерпа или для непальца с точки зрения гигиены и т.д., то для европейца это может быть почти смертельно.
Что касается гигиены, нельзя пить тамошнюю воду, только специальную, иначе можешь получить многие неприятные болезни. Не есть сырые овощи, не обработанные специальным образом, с марганцовкой и т.д. Целый ряд правил. Они не очень сложные, но которые желательно соблюдать. Тогда всё будет безопасно и без проблем.
Нагрузки дозированные, какие хочешь, такие можешь установить. Трекинги рассчитаны на уровень неподготовленных людей. В среднем это движение 4-5 часов в день по тропе. Нагрузка позволительная, проблем нет. Для спортивных групп нагрузку можно увеличить до 7-8 часов, трекинг проходить в 1,5 – 2 раза быстрее. Но это уже будет спортивная серьёзная нагрузка.
Что касается коммерческих экспедиций, то там всё по-другому. Они портят альпинизм во многом. Для обывателя всё равно, как взошёл человек – в спортивном режиме или составе коммерческой экспедиции.
В чём отличие? Спортивный состав всю работу на маршруте делает сам. Независимо от сложности. А в коммерческой экспедиции всю предварительную работу делают шерпы, нанятые люди, те же спортсмены. Которые заносят груз, провешивают верёвки, обеспечивают базовые и промежуточные лагеря всем необходимым для существования, где применяется кислород чуть ли не от 6000 м.
Цель простая: достичь вершины. Любой ценой. За счёт кислорода, шерпов, нагрузок, подстраховки, медицинского обеспечения и т.д. Это просто разный уровень. Спортивное восхождение на порядок серьёзнее, значимее и тяжелее.
Но ни газеты, ни корреспонденты про это не информируют. Они пишут: человек взошёл на гору, он был на Эвересте. А как он туда попал, какой ценой? Или его туда завели, или он взошёл сам – разные вещи. Но для СМИ нет различий. Этим дискредитируются спортивные достижения.
– Долгие годы вы работаете руководящим работником, тренером, капитаном команды. Как вы считаете, какие качества должны быть у человека, чтобы брать ответственность за многие судьбы?
– Надо очень сильно любить людей. Это очень важный момент. Гораздо легче быть в составе, лидировать, прокладывать путь, чем сидеть внизу и ждать, как люди сделают работу. Это участь большинства тренеров из числа руководителей. Это очень тяжёлая ноша.
Во-первых, должен быть безусловный лидер. Во-вторых, он должен обладать не только лидерскими качествами, но и способностями, то есть быть, если не самым лучшим в данной группе, но, во всяком случае, на высоком уровне. Не плестись в хвосте.
Моя позиция такая: если человек начинает мешать, сдерживать, даже если он почётный, суперпочётный, он должен уйти. Жалость – это не та форма. Его ребята раз пожалели – взошли, два. Такие люди встречаются. Не хочется же уходить в тираж никому. И поэтому цепляются за последнюю возможность. Это неправильно.
Поэтому, в первую очередь, это ответственность, переживание за людей, лидерские качества – целый комплекс. Если идут за тобой люди – значит, качества есть. Если не идут, уходят к другому – значит, у тебя что-то не так. Надо давать оценку, смотреть, чувствовать. Здесь должно быть чувство.
В качестве примера. Собралась экспедиция, тяжёлая, прошла с тяжёлыми нагрузками, событиями, с непростыми отношениями и т.д., но если люди остались друзьями после этой экспедиции, не разбежались, не обиделись друг на друга – значит, лидер был прав, вёл всё правильно.
А если экспедиция прошла, и люди разбежались, стали врагами, друг друга не уважают и ненавидят – значит, лидер был не прав и участники не смогли найти общих интересов, компромиссов или ещё чего-то. Роль лидера очень велика.
– Есть ли какие-либо критерии создания успешной команды?
– В советский период была отработана хорошая технология. Называлось схоженность. Прежде, чем идти на маршрут сложный, серьёзный, команда должна была пройти совместно один-два-три–пять, в зависимости от необходимости, простых маршрутов. Команда должна притереться, свыкнуться, понять: кто есть кто.
Моя точка зрения: в группе не надо распределять роли командным принципом. Роли должны распределяться сами собой. Каждый должен найти своё место команде, наиболее оптимальное. И оно за ним закрепляется.
Кто-то лидер, кто-то ему помогает, отвечает за снаряжение, отвечает за продукты… У каждого есть свои особые, наиболее развитые качества. Вот они должны проявиться, и работать на команду.
А когда приходят и показывают пальцем: «Ты пойдёшь первым, ты пойдёшь в конце, а ты сядешь здесь. Понял? Всё! Никаких возражений! Понятно? Вперёд!». Это не команда. Здесь это не пройдёт. Горы каждый недочёт понимают.
– Что может предотвратить несчастный случай в команде? Насколько важна роль объективного и субъективного фактора?
– Это сложный момент. Одна из позиций – опыт команды. Команда должна правильно оценивать свои возможности. В первую очередь, лидер.
Он должен понимать, на что способна команда. Сможет ли она с определённым запасом прочности пройти тот или иной маршрут? Если есть сомнения – лучше не начинать. Должна быть уверенность: да, это по силам. А для этого нужно много-много совместной работы. Чтобы понимать потенциал данной группы людей. Это один момент.
Иногда происходит переоценка. Особенно, когда человек много ходил. Он на самом деле сильнейший альпинист, но никогда не попадал в тяжёлые экстремальные условия, когда, допустим, на стене 5-7 дней тяжелейшей непогоды, всё обледеневает и т.д. А народ к этому не готов, моральные силы кончаются, и происходит несчастье. Должен быть запас прочности.
Оценка, опыт. Надо много ходить в горах. Не обязательно сложные маршруты. Опыт набирают на маршрутах средней и повышенной сложности. А уж сложный, как говорится, – изюминка. Поэтому у многих опытных альпинистов из 100-300 только 20-30 сложных восхождений. Вот такой процент.
А у современной молодёжи так: быстренько, быстренько набегать, чтобы получить разрешение, выполнить первый разряд и всё – на стену. А умеют они это, или не умеют, научились, не научились – отходит на второй план. Главное – быть в лидерах и показать высокое место.
Это вина не только ребят, а ещё тренеров и воспитателей. Тенденция правильная: молодёжь хочет быстро расти. Это нормально. Но надо умело этим управлять.
– Были мистические случаи с вами в горах?
– Когда мы спускались ночью с Хан-Тенгри, в небе был непонятный объект. Мистический. На небе вдруг появилась «сигарета». Светит и двигается с некоторой-то скоростью. А потом растворилась. Летающая тарелка или непонятный корабль в течение 40 минут освещал нам путь спуска. Было светло, как при сильной луне. Даже гораздо светлее. И мы прошли наиболее ответственную, опасную часть. А потом свечение исчезло...
Это была мистика, на которую мы, поскольку были в борьбе за жизнь, не очень обращали внимание. Мы зафиксировали факт, но было не до этого. Нам надо было работать, и мы работали.
Это осталось в памяти. Может, кто-то нам помог. Потом были какие-то объяснения: может, запуск какой-то был, ещё что-то. Наверное. Но факт, что это нам очень сильно помогло.
– Как вы видите дальнейшее развитие альпинизма в нашей стране?
– Дело в том, что наша, советская школа была именно школой. Нигде в мире подобного не было. И если говорить о системе подготовки, то она была лучшей. Это моя однозначная позиция.
Конечно, в идеале, лучших традициях, элементах было бы неплохо её возродить. Но, к сожалению, обстоятельства этому не способствуют. У нас нет баз, государственного обеспечения.
Скорее всего, тенденция развития будет превалировать та, которая существует в международном сообществе. И поскольку общество туда пытается трансформироваться, встроиться, значит, и альпинизм будет встраиваться в международное сообщество. Мы вынуждены, хотим или нет, принимать правила игры, которые там действуют. Этот вариант не лучший, с моей точки зрения, но другого пути просто нет. Возврат просто невозможен.
И поэтому ностальгия старого поколения есть и она обоснованная. Когда встречаюсь с ветеранами в поездках, мне, конечно, все высказывают и возмущаются: почему разрушены лагеря? Почему нет этого? Почему нет этого? Почему Федерация не делает этого? Забрали бы лагеря! Всё восстановили. Их это возмущает. Люди тоскуют по тому, что было. Как было здорово и правильно. И надо было бы это восстановить.
Но они немножко отошли от действительности, не понимают глубины, почему это произошло. Это не по нашей вине. Это невозможно. Какие-то лучшие традиции мы сохраним. Во всяком случае, сделаем всё возможное, чтобы лучшее сохранилось от той школы, которая была.
Конечно, утрачено много, просто много. Честно скажу: когда начал заниматься учебно-методическим процессом, столкнулся с таким фактом. Когда я работал в школе инструкторов, на сборах, тогда были методики, всё было. Стал это искать и… ничего не нашёл! Был просто шокирован! Как?! Утрачен такой гигантский опыт! Просто утрачен.
И это очень обидно. Управление альпинизма было ликвидировано, какая-то коммерческая структура купила этот особняк и всё просто вымели и выкинули. Сейчас по крупицам стараюсь собрать утраченное у тех ветеранов, которые что-то где-то ещё как-то сохранили.
Но это уже очень сложный процесс. Просто не хватает времени. Цейтнот невероятный. Есть текущая работа. А хочется, хочется сохранить это. Проложить мостик от старого, от тех лучших моментов, к новому. Сохранить этот мостик и что-то по нему перетащить. Удастся это – буду счастлив. Не удастся – значит, такова судьба.
– Ваши пожелания всем, кто любит и ходит в горы?
– Людям, которые уходят в горы, уже просто повезло, что они полюбили горы. Это благородная среда. Она элитная. Этих людей могу назвать элитой нашего общества. Хотелось бы, чтобы они любили горы дальше, брали от них самое лучшее, бережно к ним относились.
Но не забывали, что горы любят тех, кто к ним хорошо относится и соблюдает законы гор: безопасности, разумного поведения, экологии и т.д. Соблюдайте всё это! Удачи в горах и жизни!
