Чабанов Фёдор. Как в степи широкой
- Информация о материале
Любит он шутку. Схватывает ее мгновенно, на лету. А раз шутка — значит смех, улыбка. Кажется, улыбка врожденная черта характера этого общительного человека. Даже когда внимательно слушает — чуть откинет голову и в сощуренных светлых глазах с темными точками зрачков видны лукавинка, хитринка все понимающего собеседника: не крути, мол, не первый год живем.
— Федор Васильевич! Сейчас в мастерской чистота и полный порядок, хоть проверьте.
— Ишь ты! — Посмотрев на членов правления, он кивнул в сторону говорившего: видали, мол, его? — А если б без подсказки, сразу да аккуратно?.. Ну, ладно, загляну завтра. И еще, товарищи. Давайте посмотрим технику, что на хранение поставили. После дождей, сами знаете, кое-где смазать надо, иначе коррозия...
У конторы правления стоял его «газик», один из тех вездесущих и юрких, что день и ночь колесят по дорогам Алтая. Но этот в своем роде особенный, не часто такие попадаются. Полоса есть на нем — ярко-желтая, с надписью: «Сельхозтехника. Инспектор гостехнадзора». Издалека видно.
— Надзор! — со вздохом и улыбкой сказал Федор Васильевич, ткнув пальцем в броскую надпись.
Не поверил я его улыбке - нотку сожаления уловил в его голосе.
Мелькнула догадка: ведь много лет Чабанов работал на тракторе и комбайне, а теперь — в качестве «надзора». Каково это? Тоже работа, но...
На крыльце шумно толпился народ. Оба мы заметили чьи-то любопытные глаза. Чабанов приблизился ко мне вплотную:
— Понимаешь, был... — Он искал слово, потирая большой палец об указательный. Сказал тепло, как о детище, рожденном им, выстраданном: — Хлеб был! Загребешь, бывало, рукой, а то еще и на зуб попробуешь... Сам убирал, сам, понимаешь... — Махнул рукой. — Ладно, поехали.
Улеглись нахлынувшие воспоминания, и он заговорил о другом и другим тоном.
— Колхоз этот крепкий. План ремонта выполнили — молодцы! Остальные два тоже. У меня в зоне три колхоза и совхоз «Степной». Из головы он по выходит, тяжеловато там... Главный инженер, говорят, звонил, просил утром заглянуть. Зачем? — Улыбнулся: — Не забывают! Не позовут — сам еду. Вот и езжу из одного конца в другой, такая должность моя.
Утром мы отправились в «Степной». Проезжали ли поблекшие берёзовые колки или села, порой растянувшиеся на добрый десяток километров, Федор Васильевич непременно говорил: «А здесь в тысяча девятьсот...». И вспоминал что-нибудь из былого. Его рассказы то переносили меня в Москву — в незабываемые для него годы, то снова возвращали на Алтай, в село со странным для степи названием — Кочки.
Никогда Кочки не были связаны с Барнаулом авиалинией. Изредка самолеты пролетали над ними, вызывая восторг у мальчишек и девчонок. Задрав головы, они дружно кричали: «Араплан, араплан, посади меня в карман...». И вдруг — невероятное! Самолет приземлился у самого края села. Если бы в ту пору кто-нибудь посмотрел на Кочки сверху, увидел бы, как из всех домов, со всех улиц людской поток хлынул к самолету.
Навстречу уже шло несколько человек.
— Здравствуйте, товарищи! Не подскажете, где сейчас Чабанов Федор Васильевич?
— Должно, у комбайна, — уборка вот-вот.
А на лицах — глубочайший интерес. Торжественность момента почувствовали возле конторы. В тени тополей сельчане плотным кольцом окружили и стол, накрытый кумачовой скатертью, и своего Федора, и гостей из Барнаула и Москвы.
Чабанова «...прямо сковало, шевельнуться не мог, да и то— шуточное ли дело!». От имени Президиума Верховного Совета СССР ему вручили звезду Героя.
Еще одна Золотая звезда засверкала на степных просторах Алтая.
Степи... Как много стихов и песен сложено о них, о людях ратного и трудового подвига. Припомните: «В степи под Херсоном высокие травы...». Одно поколение обагрило землю кровью, круша ненавистные царские устои, другое обновляло эту землю, училось жить по-новому. Неграмотный шёл в школу, ликбез, вспыхивали огни рабфаков.
Несколько лет ходил на занятия ликбеза и крестьянский сын Федор Чабанов, потом — на курсы трактористов, одногодичные курсы комбайнеров. Усидчивым боем брал русский и математику. За «круглые» пятерки ему подарили костюм. Не слыханно! За то, что хорошо учишься — получай премию. Это была первая награда за старание. Учился и тогда, когда слыл уже признанным комбайнером и бригадиром трактористов. Поедет на сессию Верховного Совета, обязательно завернет к знаменитым комбайнерам братьям Оськиным и Борину, беседы с ними обогащали его. Групповой метод, сцеп комбайнов, уборка полеглых хлебов, жатва в дождь — в любых условиях работал аккуратно, то есть хорошо, с выдумкой, мастерски.
Приехали к нему в дождливую осень товарищи из Барнаула: Что думаете делать, Федор Васильевич? Как бы не оставить хлеб под снегом.
— Приспособили тут кое-что.
Шли за комбайном, а он натружено, словно в землю вгрызался, двигался и двигался вперед, оставляя за собой ровную полосу стерни. Мокли под дождем, но не уходили, своими глазами хотели удостовериться. И увидели: вместе с зерном из бункера текли ручейки воды. Сырое зерно. Но другого выхода не было.
Весь край узнал о подвиге Чабанова. Его пример, точно прожектор, осветил комбайнерам пшеничные поля под дождливым туманом.
Хлебная, дождливая и тяжелая была осень. Собственно, где и когда хлеб давался легко? Добро, если твои усилия ценят, но хуже нет, если бьют по рукам, как случилось однажды. И за что? За смекалку, за то, что давно опробовано и выверено годами, что явилось на свет усилием коллективной мысли. Пришлось «схватиться» (письменно, правда) с представителем науки. На совещании рационализаторов Чабанов сказал: «Перед промывкой картера масло выливаем, заправляем топливо, и пять минут трактор работает на средних оборотах... Поставили дополнительное масляное кольцо на поршне...». Газеты напечатали выступление Чабанова, а тот самый представитель науки, не осмелившийся возразить на совещании, написал в Кочки письмо, настоятельно предлагал опровергнуть напечатанное, дескать, то, что делает бригада, ведет к преждевременному износу шатунных и коренных подшипников, поршневой группы.
Федор Васильевич готов снять шапку перед наукой. Без науки не было бы и этого трактора. Но его С-80 без ремонта выработал мягкой пахоты сверх нормы уже четыре тысячи гектаров — чуть не в два раза больше! Нет, не снял Чабанов шапку. Созвал ребят.
— Читайте.
Возмутились ребята. Ответное письмо полетело в Барнаул. Незадачливый муж науки был окончательно посрамлен, когда на Алтай пришли усовершенствованные С-80 с дополнительным кольцом и описанием нового правила промывки картера.
На фотографии я видел ребят Чабанова. Молодец к молодцу. Здоровяки. А за ними высились громоздкие С-80, будто тяжеловесные танки. Дата: 1954-й. Целина..:
Семейный альбом — своеобразная летопись жизни Чабанова. Вот снимок из Кремля.
Идет заседание Верховного Совета. Разве забудет Федор Васильевич тот час, когда он, землепашец, вместе с ткачихой и сталеваром внес в зал знамя республики и помогал Председателю Президиума Верховного Совета прикалывать к нему орден Ленина — от лица России принимал награду! Какими словами передать пережитое чувство?
Вдали показались постройки совхоза.
Зачем же все-таки Чабанова просили приехать? Признаюсь, ответ на этот вопрос меня весьма интересовал. Буквально накануне я слышал нелестное мнение об одном инспекторе гостехнадзора, выражалось оно тремя словами; «Пришел, увидел — штрафанул». Штрафует он на всю «катушку». Его, понятно, и не приглашают.
— Такое дело нехитрое, — заметил по этому поводу Федор Васильевич. — Человека надо понимать.
Остановил он однажды трактор и, засучив рукава, показал пареньку, как следует устранять неисправность. На прощание спросил:
— Слышал, что такое руда?.. Так вот, ее сначала добывают, потом сталь льют, а потом уже трактор делают. Смекаешь, какого пота стоит? Если каждый аккуратно будет работать — всем легче будет. На том и закончим политинформацию. Заверну как-нибудь...
Так поступает Чабанов.
Штраф — что окрик. А окрик делу не помощник. Вот неважная обстановка в «Степном», но Чабанов спокоен с главным инженером, видит же — молод еще.
— Говорят, звонил, Александр Сергеевич?
— Звонил, Федор Васильевич. Надо провести тарификацию. Просим вас в комиссию.
Условились.
— Скажи, сколько тракторов готовых?
— Маловато, однако «Сельхозтехника» обещает пятнадцать машин. Сегодня собранно созываем.
— С какой идеей выступишь, Александр Сергеевич? Что предложишь рабочим? — и по привычке откинув голову, сощурив глаза, выжидательно смотрел на инженера.
Инженер вскинул черные брови:
— Ну, что?.. Ясно, что...
Опустил глаза Чабанов, задумался: выходит, не совсем ясно, товарищ инженер, если замялся. «Давай, давай!» — не тот лозунг, не пойдет... А вот это, пожалуй, пойдет.
— Слушай-ка...
Такие же мысли были и у инженера, да не придал им значения.
Перед отъездом Федор Васильевич еще раз прошел по мастерской, завернул в цех топливной аппаратуры — маленькую комнату с двумя большими окнами. Перебросился шуткой с рабочим, провел пальцем по станку и ужаснулся:
— Володя, это твой главный хирургический инструмент, а смотри-ка грязь! Ты же хирург! Володя, ты понимаешь это?
Володя сконфузился;
— Скажете — хирург! В общем, я сейчас...
«Не слишком ли придирчив?» подумал я. Заметил у разобранного трактора тряпки — тоже выговорил: «Непорядок».
— Придирка? — серьезно переспросил он меня, мы стояли уже у «газика». — Понаблюдайте: настоящий мастер всегда аккуратно работает.
Открыв дверцу, он достал широкое гусиное перо и смахнул с валенок песок и снег, потом уже сел в машину.
Вскоре с просёлочной дороги мы выехали на трассу. На выбоинах и затвердевших в камень дорожных буграх «газик» только слегка покачивало — аккуратно вел его Федор Васильевич. Наверняка долго будет жить «газик», как долго жил тот комбайн, на котором он когда-то намолотил многие тысячи пудов хлеба, — вот здесь, в этой неоглядной, как небо, степи. Она была для него колыбелью, на ней он отыскал тропку в большую жизнь, степь воздала ему славу Героя.
На память пришли строчки поэта:
Ах ты, степь моя,
Степь привольная,
Широко ты, степь,
Пораскинулась...
— От сердца сказано, — не сразу отозвался Федор Васильевич.
Прищурив глаза, он смотрел в даль дороги...
Б. Прохоров. Благовещенское управление.
Алтайская правда, 1963 г.
